Добавлено 28 июня 2024 svetlanaviolino
Валентин Жук (дирижер, скрипка), Московская академическая филармония
28 июня 2024 г. Валентин Исаакович Жук отмечает свое 90- летие!!!
Выдающийся скрипач и дирижер, народный артист РСФСР, ученик А. И. Ямпольского и Леонида Когана, современник Евгения Светланова, Рудольфа Баршая, Мстислава Ростроповича, Геннадия Рождественского и многих других выдающихся музыкантов, с которыми он работал, дружил и создавал русскую историю исполнительской школы. Его судьба необыкновенна. Это человек, посвятивший свою жизнь Музыке. В 1955 году был удостоен первой премии на исполнительском конкурсе Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Варшаве, в дальнейшем становился лауреатом Международного конкурса имени Чайковского (1958, 6-я премия), Международного конкурса имени Лонг и Тибо (1960, 2-я премия), Конкурса скрипачей имени Паганини (1963, 2-я премия).
С 1970 по 1989 гг. Валентин Жук являлся концертмейстером и постоянным солистом Академического Симфонического оркестра МГФ (Московской государственной филармонии), а с 1989 года — концертмейстером Симфонического оркестра Нидерландского радио, выступал как солист и камерный исполнитель, был профессором Амстердамской консерватории.
В декабре 1991 года американский журнал The Strad избирает записи двух скрипичных концертов С. С. Прокофьева в исполнении Валентина Жука и оркестра Московской филармонии под управлением Д. Китаенко в число двух лучших, отмечая, что музыканту, как никому другому, удалось соединить точность исполнения с прокофьевским сарказмом.
В настоящее время Валентин Жук по-прежнему активно концертирует в Москве и в других городах России (Нижний Новгород, Екатеринбург, Ростов-на-Дону и др.). А в конце июня 2019 года состоялась долгожданная презентация его автобиографической книги «Вы были музыкой во льду».
ВКонтакте Facebook Twitter Мой Мир Google+ LiveJournal
Добавлено 28 декабря 2017 svetlanaviolino
Московская академическая филармония, Валентин Жук (дирижер, скрипка), Большой зал Московской консерватории
А. Глазунов — Большой концертный вальс № 1 ре мажор, соч. 47 — 00:00:20
П. Чайковский — Вальс из балета «Лебединое озеро» — 00:09:30
П. Чайковский — Адажио из балета «Щелкунчик» — 00:17:20
Дж. Россини — Увертюра к опере «Сорока-воровка» — 00:23:05
Дж. Россини — Увертюра к опере «Шёлковая лестница» — 00:33:44
Ф. Зуппе — Увертюра к оперетте «Поэт и крестьянин» — 00:40:55
И. Штраус — Увертюра к оперетте «Летучая мышь» —
00:50:50Дмитрий Китаенко
Академический симфонический оркестр Московской государственной филармонии, концертмейстер Валентин Жук
Большой зал Московской консерватории, 1978 год
Подготовлено к эфиру ГТРК «Культура», 2017 год
ТВ-рип (аналоговый) с телеканала «Культура» от 25.01.2017.
Звук (моно) немного программно изменён эффектами:
— симуляция акустики большого концертного зала,
— расширение стерео-базы,
— подъём НЧ и ВЧ эквалайзером,
— лёгкое шумоподавление.
ВКонтакте Facebook Twitter Мой Мир Google+ LiveJournal
Добавлено 03 января 2017 svetlanaviolino
Валентин Жук (дирижер, скрипка)
Амстердамский филармонический концертный зал. Амстердамский филармонический оркестр под управлением Дмитрия Слободенюка.
Солист Сергей Алексашкин (бас)
Валентин Жук (violino solo)
Запись сделана 3 апреля 2011 г.
Dertiende symfonie in bes, op. 113 'Babi Yar' van Dmitri Sjostakovitsj. Door het Radio Filharmonisch Orkest, Groot Omroepmannenkoor o.l.v. Dmitri Slobodeniouk m.m.v. Sergej Aleksashkin (bas). Opgenomen tijdens het Zondagochtend Concert van 3 april 2011, Grote Zaal Concertgebouw Amsterdam.
Чаcть I
БАБИЙ ЯР (Е. Евтушенко)
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас — я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне — следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус — это я.
Мещанство — мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплёванный,
оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется — я мальчик в Белостоке.
Кровь льётся, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессильный.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
«Бей жидов, спасай Россию!»-
лабазник избивает мать мою.
О, русский мой народ! —
Я знаю — ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло, что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли себя
«Союзом русского народа»!
Мне кажется —
я — это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Но надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много —
это нежно
друг друга в тёмной комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся — это гулы
самой весны —
она сюда идёт.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет — это ледоход…
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Здесь молча всё здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребённых.
Я — каждый здесь расстрелянный старик.
Я — каждый здесь расстрелянный ребёнок.
Ничто во мне про это не забудет!
«Интернационал» пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам, как еврей,
и потому — я настоящий русский!
Часть II
ЮМОР (Е. Евтушенко)
Цари, короли, императоры,
Властители всей земли
Командовали парадами,
Но юмором — не могли.
В дворцы именитых особ,
все дни возлежащих выхоленно,
являлся бродяга Эзоп,
и нищими они выглядели.
В домах, где ханжа наследил
Своими ногами щуплыми,
Всю пошлость Ходжа Насреддин
Сшибал, как шахматы, шутками.
Хотели юмор купить —
Да только его не купишь!
Хотели юмор убить —
А юмор показывал кукиш!
Бороться с ним дело трудное.
Казнили его без конца.
Его голова отрубленная
Качалась на пике стрельца.
Но лишь скоморошьи дудочки
Свой начинали сказ
Он звонко кричал:
«Я туточки!» —
И лихо пускался в пляс.
В потрёпанном куцем пальтишке,
Понурясь и словно каясь,
Преступником политическим
Он, пойманный, шёл на казнь.
Всем видом покорность выказывал:
«Готов к неземному житью».
Как вдруг из пальтишка выскальзывал,
Рукою махал…
И тютю!
Юмор прятали в камеры,
Да чёрта с два удалось.
Решётки и стены каменные
Он проходил насквозь.
Откашливаясь простужено,
как рядовой боец
шагал он частушкой-простушкой с винтовкой
на Зимний Дворец.
Привык он к взглядам сумрачным
Но это ему не вредит,
И сам на себя с юмором
Юмор порою глядит.
Он вечен.
Он ловок и юрок.
Пройдет через всё, через всех.
Итак, да славится юмор!
Он — мужественный человек.
Часть III
В МАГАЗИНЕ (Е. Евтушенко)
Кто в платке, а кто в платочке,
как на подвиг, как на труд,
в магазин поодиночке
молча, женщины идут.
О! бидонов их бряцанье,
звон бутылок и кастрюль!
Пахнет луком, огурцами,
пахнет соусом «Кабуль».
Зябну, долго в кассу стоя,
но покуда движусь к ней,
от дыханья женщин стольких
в магазине всё теплей.
Они тихо поджидают —
боги добрые семьи,
и в руках они сжимают
деньги трудные свои.
Это женщины России.
Это наша честь и суд.
И бетон они месили,
и пахали, и косили…
Всё они переносили,
всё они перенесут.
Всё на свете им посильно, —
сколько силы им дано.
Их обсчитывать постыдно.
Их обвешивать грешно.
И, в карман пельмени сунув,
я смотрю, суров и тих,
на усталые от сумок
руки праведные их.
Часть IV
СТРАХИ (Е. Евтушенко)
Умирают в России страхи
словно призраки прежних лет.
Лишь на паперти, как старухи,
кое-где ещё просят на хлеб.
Я их помню во власти и силе
при дворе торжествующей лжи.
Страхи всюду как тени скользили,
проникали во все этажи.
Потихоньку людей приручали
и на всё налагали печать:
где молчать бы —
кричать приучали,
и молчать —
где бы надо кричать.
Это стало сегодня далёким.
Даже странно и вспомнить теперь.
Тайный страх перед чьим-то доносом,
Тайный страх перед стуком в дверь.
Ну, а страх говорить с иностранцем?
С иностранцем-то что, а с женой?
Ну, а страх безотчётный остаться
после маршей вдвоём с тишиной?
Не боялись мы строить в метели,
уходить под снарядами в бой,
но боялись порою смертельно
разговаривать сами с собой.
Нас не сбили и не растлили,
и недаром сейчас во врагах,
победившая страхи Россия,
ещё больший рождает страх.
Страхи новые вижу, светлея:
страх неискренним быть со страной,
страх неправдой унизить идеи,
что являются правдой самой!
страх фанфарить до одурения,
страх чужие слова повторять,
страх унизить других недоверьем
и чрезмерно себе доверять.
Умирают в России страхи.
И когда я пишу эти строки
и порою невольно спешу,
то пишу их в единственном страхе,
что не в полную силу пишу.
Часть V
КАРЬЕРА (Е. Евтушенко)
Твердили пастыри, что вреден
и неразумен Галилей,
но, как показывает время:
кто неразумней, тот умней.
Ученый, сверстник Галилея,
был Галилея не глупее.
Он знал, что вертится земля,
но у него была семья.
И он, садясь с женой в карету,
свершив предательство своё,
считал, что делает карьеру,
а между тем губил её.
За осознание планеты
шёл Галилей один на риск.
И стал великим он…
Вот это я понимаю — карьерист!
Итак, да здравствует карьера,
когда карьера такова,
как у Шекспира и Пастера,
Гомера и Толстого… Льва!
Зачем их грязью покрывали?
Талант — талант, как ни клейми.
Забыты те, кто проклинали,
но помнят тех, кого кляли.
Все те, кто рвались в стратосферу,
врачи, что гибли от холер, —
вот эти делали карьеру!
Я с их карьер беру пример.
Я верю в их святую веру.
Их вера — мужество моё.
Я делаю себе карьеру
тем, что не делаю её!
ВКонтакте Facebook Twitter Мой Мир Google+ LiveJournal
Добавлено 11 июля 2016 svetlanaviolino
Валентин Жук (дирижер, скрипка), Московская академическая филармония
The Moscow Philharmonic Orchestra conducted by Dimitri Kitayenko
solo violin- Valentin Zhuk
The Lullaby for Strings was written in 1919 while Gershwin was studying harmony and counterpoint with Edward Kilenyi Sr. However, Gershwin was no mere student at the time; his first musical, «La La Lucille», having been produced on Broadway that same year. You see, contrary to the Hollywood-ized image of him, George was devoted to studying music throughout his all too short life, constantly seeking to expand his knowledge and refine his technique. He used the opening theme of the Lullaby as part of an aria (Has Anyone Seen My Joe?) in his unsuccessful one-act opera of 1922, «Blue Monday». Though the stage work was a failure, (it was part of «George White’s Scandals» and was withdrawn after a single performance), upon hearing the work, Gershwin caused Paul Whiteman to commission a work for his upcoming Aeolean Hall concert. This work turned out to be Rhapsody in Blue.
The manuscript for Lullaby sat on Ira Gershwin’s shelf for decades until it was shown to harmonica virtuoso Larry Adler who transcribed it for harmonica and string quartet and presented it at the Edinburgh Festival in 1963. It was then transcribed for harmonica and orchestra. The work was not premiered in its original form until Oct. 28, 1967 -Please enjoy a marvelous live performance of «Lullaby for String Quartet» recorded, August 19, 1986 at «The Large Hall» in Moscow for USSR Radio and Television by the strings of The Moscow Philharmonic Orchestra conducted by Dimitri Kitayenko…
ВКонтакте Facebook Twitter Мой Мир Google+ LiveJournal
3912 просмотров | | Комментировать