
В Атриуме Главного штаба Эрмитажа состоялась открытая дискуссия в рамках проекта «АККОРД 1917». Дискуссия была дополнена концертной программой симфонического оркестра «Северная симфония» под управлением художественного руководителя театра «Мюзик-Холл», маэстро Фабио Мастранджело.
В дискуссии на тему «Революция и музыка» приняли участие профессор Штефан Вайс (Германия), директор Консерватории Неаполя Эльса Эванджелиста (Италия), профессор и художественный руководитель КЦ «Сириус» Ханс Йоахим Фрай (Австрия), дирижер и художественный руководитель театра «Мюзик-Холл» Фабио Мастранджело, режиссер Арно Бернар (Франция), композитор Настасья Хрущева (Санкт-Петербург), музыковед, председатель секции критики и музыкознания Союза композиторов Санкт-Петербурга Иосиф Райскин.
Мне очень понравился исходный тезис-образ, сформулированный ведущим дискуссию Виктором Высоцким: «Аккорды бывают устойчивыми и неустойчивыми. Аккорд 1917 неустойчивый, и мы пытаемся его разрешить».
В размышлениях о том, как предчувствие революции отразилось в музыке и культуре в целом, о роли «Весны священной» И. Стравинского для развития искусства ХХ века, о массах как главном герое в музыке революционного века, в рассуждениях на темы идеологии в музыке, взаимодействии революции и авангарда («вместе или врозь»?), творчестве
Д. Шостаковича каждый из участников нашел свой ракурс видения этих проблем.
Высказывания Иосифа Райскина всегда приковывают внимание не только глубочайшими знаниями и пониманием музыкального искусства, но и собственным жизненным опытом, впечатлениями очевидца жизни и творчества выдающихся художников ХХ века, отразивших свое время. Он говорил о теме «вольности» в русском фольклоре и пред-ощущении в нем возможной революции, о «предслышании» русской революции Мусоргским в «Борисе Годунове» и «Хованщине», Скрябиным в Третьей симфонии… О том, как большевики, поначалу призвавшие музыкальный и художественный авангард под свои знамена, очень скоро радикально разошлись с передовой культурной интеллигенцией и под флагом борьбы за сбережение классики прибегали к охранительно-ретроградной риторике.
Восприятие революции художниками того времени было совершенно различным. Например, С. Прокофьев, наблюдая шатающиеся массы, восторженно пишет в одном из писем: «По-моему переворот происходит блестяще!» В разговоре о балете «Весна священная» И. Стравинского, написанном за четыре года до русской революции, французский режиссер Арно Бернар сказал, что он предвосхитил исторические события и стал настоящим переворотом в музыке, балете и культуре в целом. В свою очередь, Д. Шостакович, как подчеркнул общеизвестную, но важную мысль профессор Ханс Йоахим Фрай, «дитя времени» революции, создал музыку, отражающую меняющееся историческое время. Революционная Россия привлекала внимание художников других стран. Штефан Вайс говорил о том, как в 20-е годы прошлого столетия композиторов Германии интересовали события, происходящие в России, как они влияли на музыку немецких композиторов, которые старались уловить и отразить в своих произведениях новизну происходящих в мире процессов. Эта тема была дополнена и рассказом Эльсы Эванджелиста об итальянском композиторе и педагоге Луиджи Ноно. Революция вдохновляла его, и в своем творчестве он стремился выразить идеи коммунизма.
Но, конечно, самым ярким и убедительным участником дискуссии стал симфонический оркестр «Северная симфония» с дирижером Фабио Мастранджело. Невероятно интересная по содержанию и драматургической выстроенности программа (от «Жар-птицы» Стравинского до Увертюры «Эгмонт» Бетховена) стала мощным стимулом к художественной рефлексии по поводу обсуждаемой темы.
Истоком образов дикого разрушительного бунта зазвучал «Поганый пляс» из «Жар-птицы» И.Стравинского. Сильные эмоции вызвал «монтаж» фрагмента из 1-й части Симфонии № 2 Д. Шостаковича с документальными кадрами первых дней революции на экране. Оркестр заставил напряженно вслушиваться в едва слышимые, ползущие, словно зыбучие пески, но постепенно нарастающие звуки-шумы, потом «обжигал» холодными порывами ноябрьского ветра, сливающегося с топотом, криками отчаяния и злобы толпы, материализовавшейся в документальных видеокадрах.
Фрагмент «Завод» из балета А. Мосолова «Сталь» (индустриальное «болеро», танец гигантских машин, лязгающие струнные, визг флейт, ухающие литавры) и «Марш энтузиастов» И. Дунаевского — сильнейший блок в программе. Красота, всепобеждающий свет талантливой музыки Дунаевского так велики, что каждый раз захватывают и музыкантов, и слушателей. Оркестр играл с неподдельным увлечением, радостью, улыбками на лицах. Но какой же «неразрешенный» диссонанс возникал в сознании от этих ослепительных консонансов! Как понять, осознать, что было в душе композитора, когда он создавал эту сияющую оптимизмом музыку, всё зная и понимая про свое время? Как разобраться в чувствах, вызываемых этой музыкой, когда на возникающей в сознании документальной киноленте проносятся трагическим контрапунктом не только праздничные парады, но и колючая проволока лагерей?
В третьей части («Аврора») Симфонии № 12 Д. Шостаковича — присущее композитору неоднозначно-парадоксальное авторское высказывание, рождающее ожидания чего-то зловеще неотвратимого, агрессивно-наступающего и вместе с тем трагического…
Недавно театр «Санкт-Петербург опера» «реанимировал» компромиссную, мягко говоря, оперу «Октябрь» Вано Мурадели с целью осмыслить на этом материале тему русской революции. И либретто, и музыкальный материал оперы ходульны, идеологически прямолинейны. Но в контексте программы «Аккорд 1917» ария Марии в исполнении Софьи Некрасовой («Снова я в гранитном Петрограде, // За плечами только кровь и дым. // Как нам жить, скажите бога ради? // Что нам делать молодым?» и вопрос «Почему же нашему народу счастья нет?») прозвучали убедительно и даже трогательно. Текст арии подкреплен черно-белыми кадрами революционного Петрограда, на фоне которых всплывают строки Блока… Интонации народных наигрышей, колокольный перезвон и выстрелы литавр, грубые притопы дикого танца, тревожная «метельность» — яркий театральный мир музыки Бориса Тищенко (фрагмент балета «Двенадцать») как продолжение повествования о далеком, продолжающем волновать времени. И невероятно интересный поворот от музыки ленинградского классика Тищенко к минималистскому опусу-размышлению «Медленно и неправильно» молодого петербургского композитора Настатьи Хрущевой, «сопровождающему» движущийся на экране крейсер «Аврора» на вечную стоянку…
Наконец, совершенно неожиданной, но потрясающей находкой авторов программы, поводом для последнего мощного витка рефлексии и завершающим аккордом стало исполнение Увертюры «Эгмонт». Бетховена. Опоэтизированный, романтизированный образ революции, звучащий на фоне ярких, красочных полотен, запечатлевших французскую революцию 1789 года (в отличие от беспощадно реалистичных кадров черно-белой кинохроники), — воплощение радостного энтузиазма революции в ослепительно солнечном свете! Вот как увековечил революцию Бетховен! Именно таким великим заблуждением она была воспринята несколькими поколениям революционеров.
Вся программа, столь разнообразная стилистически, сложная по спектру отраженных в ней ракурсов темы, была сыграна оркестром увлеченно и неравнодушно. Мне кажется, проект «Аккорд 1917» стал одним из лучших по концепции музыкальным событием к 100-летию революции. Очень умным, полемичным, неравнодушным, заставляющим думать, но не дающим глобальному событию ХХ века однозначных оценок, которые и сто лет спустя, пожалуй, невозможны.
Елена ИСТРАТОВА
Источник:
www.nstar-spb.ru