muzkarta.ru | музкарта.рф «Музыкальная карта»: академическая музыка Поддержать проект
Выберите регион, страну
Читайте на эту же тему
15 июня 2015
Александр Князев: «Жизнь, а не конкурс все ставит на свои места»
Добавлено 15 июня 2015 muzkarta
15 июня в Большом зале Московской консерватории открывается XV Конкурс имени Чайковского. О крупнейшем музыкальном соревновании «Культуре» рассказал член жюри виолончельного конкурса, заслуженный артист России Александр Князев.
Князев: Надежда, что таких нарушений не будет. За последние два цикла, когда конкурс возглавил Валерий Гергиев, все сильно изменилось. Конкурс снова обретает престиж. Я с большим оптимизмом оцениваю его будущее и практически без колебаний согласился войти в жюри.
культура: Гергиев — гарант чистоты конкурса?
Князев: Да, в какой-то мере. Во-первых, Валерий Абисалович — дирижер, он сам не принимает непосредственного участия в судействе. Во-вторых, в правилах четко указано, что ученики членов жюри не имеют права играть на конкурсе. В третьих, к судейству приглашаются действительно звездные концертирующие музыканты, которым нет дела до мелочных проталкиваний.
Объективность конкурса — залог его значимости. Если все видят, что соревнование не соответствует действительности, интерес к нему падает. Когда я был молодым, в Италии чуть ли не в каждой деревне проводился конкурс камерных ансамблей. Но они не имели никакого престижа. Все понимали: мафия — она везде мафия (смеется).
С другой стороны, конкурс не может быть абсолютно объективным. Музыка сама по себе субъективна. В какой-то момент члены жюри могут не совпасть во мнении, просто потому что «мне нравится, а ему — нет». Это нормально. Цель жюри — такие моменты свести к минимуму. Если удастся, конкурс только выиграет.
культура: Судейская система, предложенная Гергиевым, Вас полностью устраивает?
Князев: Да, она гораздо прозрачнее. В финале вообще открытое голосование. Все всё видят и понимают. А результаты участников, которые не прошли во второй и третий тур, публикуются с оценками членов жюри. Любой из конкурсантов может — это записано в уставе — попросить аргументированного объяснения своей оценки. Правда, и раньше кто-то подходил и спрашивал, но подобное не было правилом.
культура: На прошлом конкурсе победители впервые соревновались за Гран-при, который в итоге отдали пианисту Даниилу Трифонову. Как считаете, начинание себя оправдало?
Князев: В случае с Трифоновым — да. Это феноменальный пианист, который уже практически завоевал музыкальный мир. И сама идея, мне кажется, интересная. Правда, я не совсем понимаю, каков регламент присуждения приза.
культура: Регламент в уставе не прописан.
Князев: Значит, надо будет выбирать по гала-концертам. Но это вопрос субъективный. Бывает, проходит человек конкурс, выкладывается. А потом у него уже и сил нет. Часто видел, как люди, которым мы только дали первую премию, на гала-концерте играли так, что нас спрашивали: «А кого вы, собственно, наградили?» Бывает наоборот. С человека спадает груз ответственности, и он играет гораздо лучше, чем на конкурсе. Здесь мне трудно судить. Гран-при я еще не присуждал.
культура: Программа конкурса достаточно раскрывает потенциал исполнителей?
Князев: Я ее не смотрел. Не думаю, что будут какие-то революционные прорывы. Наверняка должна быть сюита Баха, какая-нибудь соната Бетховена или Брамса. Более чем уверен: на финале все будут играть «Вариации на тему рококо» и какой-то большой концерт.
культура: Так оно и есть. Но нет произведения, специально написанного для конкурса и обязательного для всех.
Князев: Не считаю, что нужно всех сводить к выбору одного произведения. Очень утомительно слушать. То же Pezzo Capriccioso, которое исполняют на первом туре. Я его дважды сыграл на конкурсах. Затем трижды прослушал, сидя в жюри. И эта пьеса ушла из моего репертуара. Ее было слишком много. А музыка-то замечательная…
культура: Конкурс разделили. В Москве — фортепиано и скрипка. В Петербурге — виолончель и сольное пение. Нет ли в этом дискриминации?
Князев: Можно было бы иначе распределить специальности. Но сказать, что я против, — абсолютно нет. Справедливо, объективно, это расширение географии. Залы в Петербурге — конкурс пройдет в Малом и Большом залах филармонии — фантастические. Причем Малый — не только лучший камерный зал в России, но, может быть, и во всем мире. Там феноменальная акустика. Кроме того, Петербург — абсолютно столичный город. В культурном отношении точно не уступающий Москве.
культура: Лично Вас что побудило участвовать в Конкурсах имени Чайковского? Ну, первый — понятно, Вы были совсем юным. А второй, спустя 12 лет?
Князев: Некоторые считают, что пошел туда за первой премией. Ничего подобного. Было так. В 17 лет, еще школьником, получил третью премию. Карьера началась. Но через два года заболел. Пять лет вообще не играл. Меня вычеркнули из музыкального мира — некоторые с большим сожалением, другие с нескрываемой радостью. Тем не менее я выздоровел, но концертов не было. И я пошел на конкурс, чтобы реанимировать имя.
культура: Вы тогда получили вторую премию. Что помешало победить?
Князев: А кто сказал, что я не победил? Помните, кто получил первую премию на том конкурсе?
культура: По моему, какой-то итальянец, нет?
Князев: Вот! Уже не помните. Это о чем-то говорит. Я-то, конечно, не забыл. Это был немецкий виолончелист Густав Ривиниус. Сейчас его плохо знают даже в Германии. Играет в небольших концертах камерную музыку. Посмотрите результаты виолончельного конкурса примерно за последние сорок лет. Была потрясающая первая премия в 1982 году — Антонио Менезис. В 86-м — Марио Брунелло. Эти двое известны во всем мире. Ну, а теперь попробуйте назвать остальные первые премии. Не получится. Выходит, на этом виолончельном департаменте лучше их не получать.
Князев: Я знал, почему. Председателем жюри был Даниил Шафран. Музыкант, которым всегда восхищался. Но сейчас могу сказать: за пять дней до конкурса Даниил Борисович позвонил мне и сказал, что горячо рекомендует не играть. Так как у меня уже есть третья премия, а если я получу пятую или шестую, или вообще в финал не пройду, это будет для меня катастрофа. Мой ответ был такой: Даниил Борисович, Вы уж извините, я верю в то, что получу хорошую премию и вообще буду хорошо играть. Но, согласитесь, не очень приятно идти на конкурс, когда председатель жюри тебе настоятельно советует не участвовать.
культура: Что, на Ваш взгляд, самое важное в работе жюри?
Князев: Ему надо всегда видеть потенциал музыканта — раскроется он впоследствии или нет. В 1966 году 16-летний Григорий Соколов получил первую премию, а американец Миша Дихтер — любимец нашей публики, еще один Ван Клиберн — вторую. Все страшно критиковали Эмиля Гилельса, председателя. Говорили: ну вот, опять эта советская привычка давать нашим первые премии. Ничего подобного. Гениальный Гилельс своим провидческим чутьем понял, что Соколов вырастет в музыканта вселенского масштаба. Одного из лучших пианистов в истории.
Конкурс — подобие трамплина. Получаешь высокое место — тем выше трамплин, с которого начинаешь прыгать. Тем больше возможностей. Но это не означает, что ты ими воспользуешься в полной мере. Есть музыканты, у которых трамплин был пониже, но улетели они подальше. Сам конкурс ничего не решает. Важно то, что последует за ним. Жизнь все ставит на свои места.
культура: Говорят, что конкурсы — ярмарка тщеславия и для развития музыканта не очень обязательны.
Князев: Тут нужно различать карьеру и музыкальное развитие. Для второго — да, не обязательны. Есть исполнители, которые никогда не играли на конкурсах. Более того, не могу представить, чтобы в конкурсе участвовал Евгений Кисин или, например, знаменитейший Гленн Гульд. Половине жюри он бы просто не понравился. Сказали бы: а что это он все стаккато играет? Зачем?
Но все-таки ярчайших музыкантов, которые обошлись без конкурсов, — единицы. Нет другого способа выявлять молодые таланты. Можно где-то и просидеть самые лучшие годы. Возможно, жизнь так сложится, что вас никто и не узнает… Конечно, музыка и спорт — две вещи несовместные. А в конкурсах спортивная составляющая немалая. Но ничего лучше конкурса еще не придумали.
культура: На обоих конкурсах, где Вы были в жюри, играли Ваши ученики. Получается, в 2002-м критиковали сами себя.
Князев: Расскажу такой случай. Когда в 1998 году мы отмечали окончание конкурса, председатель жюри композитор Карэн Хачатурян спросил: «Ты не преподаешь, только играешь?» Я ответил, что преподаю в Московской консерватории. «Что же твоих учеников не было на конкурсе?» «Да как же, — говорю — был у меня ученик». — «А как он сыграл?» — «Не прошел в финал». — «А что ты не сказал? Мы бы его провели».
Но почему мы должны были его проводить? Он сыграл как сыграл. Другое дело, действительно мог пройти. То же самое произошло и на втором конкурсе. Это я рассказываю не к тому, что я плохой педагог. Просто никогда не занимался такими вещами. Свято отношусь к объективности судейства. И абсолютно уверен: в жюри не должно быть педагогов конкурсантов. Не хочу кого-то огульно обвинить в нечистоплотности и нечестности. Но ученика вы слушаете другими ушами, чувствуете его по-другому. Правда, и раньше педагог за воспитанника не голосовал. Но все равно — когда коллеги знают, что это твой ученик, начинаются какие-то особые отношения.
культура: Почему сейчас не преподаете? Знаю, у Вас был конфликт в Консерватории, но с тех пор прошло немало лет.
Князев: Как такового конфликта не было. В 2004 году мне не продлили контракт, но я никогда и не просил о его продлении. И сейчас не хотел бы преподавать. А когда пригласили в Консерваторию, конечно, был безумно счастлив. Ну мне было-то всего 33 года. Затем сильно разочаровался во многом. Прежде всего в самих учениках. За десять лет преподавания по-настоящему талантливых студентов видел очень мало. Я по своей природе максималист — мне интересно было бы сделать звезду. И с некоторыми учениками — теми, из которых, как думал, могло что-то получится — занимался самозабвенно. Не то что на часы, на дни не смотрел.
Один воспитанник месяц перед конкурсом практически жил у меня. Я возил его на гастроли, чтобы продолжать с ним работать. Словом, предоставил максимум возможностей. Но это не оправдало себя ни с музыкальной, ни с человеческой точки зрения. Если оценивать мой педагогический опыт, он скорее отрицательный. А сейчас, в общем-то, и времени нет учить. Но, будучи честным человеком, хочу уточнить: меня и не приглашают преподавать в Московской консерватории. Если бы позвали, я как минимум согласился бы рассмотреть предложение.
Князев: Нет. При том что стал достаточно профессиональным органистом, я все же не на таком уровне, дабы кого-то учить. Но уже дважды был членом жюри органных конкурсов. Председательствовал на Всероссийском конкурсе в Калининграде. В сентябре буду судить Международный конкурс имени Таривердиева. Вместе с величайшими грандами мирового органного искусства — такими, как Жан Гийю, мой кумир, гениальный органист из Франции. Это огромная честь. Может быть, она выдана авансом, но за последнее время моя органная активность сильно возросла. Концертов прибавилось. А виолончельных не стало меньше. Общее количество концертов за год приближается к ста.
культура: Ваша концертная деятельность превращается в спорт?
Князев: Никогда не хотел бы подтвердить это высказывание. Каждый концерт — часть моей жизни. Каждый исполняю, выкладываясь на сто процентов. Где бы он ни был. 11 мая играл в небольшом городке Саров. А ровно через десять дней мы с Николаем Луганским исполняли большую программу в Париже, в театре Champs-Elysees. И поверьте, в Сарове, в зале на двести мест волновался гораздо больше, чем в одном из лучших залов мира, где нас слушали две тысячи человек. Потому что парижская программа исполнялась миллионы раз, а программа в Сарове не была настолько отрепетирована. Для меня не имеет значения, где играть. Имеет значение, что я играю.
культура: Что бы Вы хотели сказать конкурсантам?
Князев: Во-первых, пожелать всем успеха. Это тяжелое испытание для молодых людей. Не могу посоветовать относиться к нему легко. Но в момент выхода на сцену желаю конкурсантам забыть, что они на конкурсе и полностью погрузиться в музыку. Это залог успеха.
Светлана НАБОРЩИКОВА
portal-kultura.ru
Князев: Надежда, что таких нарушений не будет. За последние два цикла, когда конкурс возглавил Валерий Гергиев, все сильно изменилось. Конкурс снова обретает престиж. Я с большим оптимизмом оцениваю его будущее и практически без колебаний согласился войти в жюри.
культура: Гергиев — гарант чистоты конкурса?
Князев: Да, в какой-то мере. Во-первых, Валерий Абисалович — дирижер, он сам не принимает непосредственного участия в судействе. Во-вторых, в правилах четко указано, что ученики членов жюри не имеют права играть на конкурсе. В третьих, к судейству приглашаются действительно звездные концертирующие музыканты, которым нет дела до мелочных проталкиваний.
Объективность конкурса — залог его значимости. Если все видят, что соревнование не соответствует действительности, интерес к нему падает. Когда я был молодым, в Италии чуть ли не в каждой деревне проводился конкурс камерных ансамблей. Но они не имели никакого престижа. Все понимали: мафия — она везде мафия (смеется).
С другой стороны, конкурс не может быть абсолютно объективным. Музыка сама по себе субъективна. В какой-то момент члены жюри могут не совпасть во мнении, просто потому что «мне нравится, а ему — нет». Это нормально. Цель жюри — такие моменты свести к минимуму. Если удастся, конкурс только выиграет.
культура: Судейская система, предложенная Гергиевым, Вас полностью устраивает?
Князев: Да, она гораздо прозрачнее. В финале вообще открытое голосование. Все всё видят и понимают. А результаты участников, которые не прошли во второй и третий тур, публикуются с оценками членов жюри. Любой из конкурсантов может — это записано в уставе — попросить аргументированного объяснения своей оценки. Правда, и раньше кто-то подходил и спрашивал, но подобное не было правилом.
культура: На прошлом конкурсе победители впервые соревновались за Гран-при, который в итоге отдали пианисту Даниилу Трифонову. Как считаете, начинание себя оправдало?
Князев: В случае с Трифоновым — да. Это феноменальный пианист, который уже практически завоевал музыкальный мир. И сама идея, мне кажется, интересная. Правда, я не совсем понимаю, каков регламент присуждения приза.
культура: Регламент в уставе не прописан.
Князев: Значит, надо будет выбирать по гала-концертам. Но это вопрос субъективный. Бывает, проходит человек конкурс, выкладывается. А потом у него уже и сил нет. Часто видел, как люди, которым мы только дали первую премию, на гала-концерте играли так, что нас спрашивали: «А кого вы, собственно, наградили?» Бывает наоборот. С человека спадает груз ответственности, и он играет гораздо лучше, чем на конкурсе. Здесь мне трудно судить. Гран-при я еще не присуждал.
культура: Программа конкурса достаточно раскрывает потенциал исполнителей?
Князев: Я ее не смотрел. Не думаю, что будут какие-то революционные прорывы. Наверняка должна быть сюита Баха, какая-нибудь соната Бетховена или Брамса. Более чем уверен: на финале все будут играть «Вариации на тему рококо» и какой-то большой концерт.
культура: Так оно и есть. Но нет произведения, специально написанного для конкурса и обязательного для всех.
Князев: Не считаю, что нужно всех сводить к выбору одного произведения. Очень утомительно слушать. То же Pezzo Capriccioso, которое исполняют на первом туре. Я его дважды сыграл на конкурсах. Затем трижды прослушал, сидя в жюри. И эта пьеса ушла из моего репертуара. Ее было слишком много. А музыка-то замечательная…
культура: Конкурс разделили. В Москве — фортепиано и скрипка. В Петербурге — виолончель и сольное пение. Нет ли в этом дискриминации?
Князев: Можно было бы иначе распределить специальности. Но сказать, что я против, — абсолютно нет. Справедливо, объективно, это расширение географии. Залы в Петербурге — конкурс пройдет в Малом и Большом залах филармонии — фантастические. Причем Малый — не только лучший камерный зал в России, но, может быть, и во всем мире. Там феноменальная акустика. Кроме того, Петербург — абсолютно столичный город. В культурном отношении точно не уступающий Москве.
культура: Лично Вас что побудило участвовать в Конкурсах имени Чайковского? Ну, первый — понятно, Вы были совсем юным. А второй, спустя 12 лет?
Князев: Некоторые считают, что пошел туда за первой премией. Ничего подобного. Было так. В 17 лет, еще школьником, получил третью премию. Карьера началась. Но через два года заболел. Пять лет вообще не играл. Меня вычеркнули из музыкального мира — некоторые с большим сожалением, другие с нескрываемой радостью. Тем не менее я выздоровел, но концертов не было. И я пошел на конкурс, чтобы реанимировать имя.
культура: Вы тогда получили вторую премию. Что помешало победить?
Князев: А кто сказал, что я не победил? Помните, кто получил первую премию на том конкурсе?
культура: По моему, какой-то итальянец, нет?
Князев: Вот! Уже не помните. Это о чем-то говорит. Я-то, конечно, не забыл. Это был немецкий виолончелист Густав Ривиниус. Сейчас его плохо знают даже в Германии. Играет в небольших концертах камерную музыку. Посмотрите результаты виолончельного конкурса примерно за последние сорок лет. Была потрясающая первая премия в 1982 году — Антонио Менезис. В 86-м — Марио Брунелло. Эти двое известны во всем мире. Ну, а теперь попробуйте назвать остальные первые премии. Не получится. Выходит, на этом виолончельном департаменте лучше их не получать.
Князев: Я знал, почему. Председателем жюри был Даниил Шафран. Музыкант, которым всегда восхищался. Но сейчас могу сказать: за пять дней до конкурса Даниил Борисович позвонил мне и сказал, что горячо рекомендует не играть. Так как у меня уже есть третья премия, а если я получу пятую или шестую, или вообще в финал не пройду, это будет для меня катастрофа. Мой ответ был такой: Даниил Борисович, Вы уж извините, я верю в то, что получу хорошую премию и вообще буду хорошо играть. Но, согласитесь, не очень приятно идти на конкурс, когда председатель жюри тебе настоятельно советует не участвовать.
культура: Что, на Ваш взгляд, самое важное в работе жюри?
Князев: Ему надо всегда видеть потенциал музыканта — раскроется он впоследствии или нет. В 1966 году 16-летний Григорий Соколов получил первую премию, а американец Миша Дихтер — любимец нашей публики, еще один Ван Клиберн — вторую. Все страшно критиковали Эмиля Гилельса, председателя. Говорили: ну вот, опять эта советская привычка давать нашим первые премии. Ничего подобного. Гениальный Гилельс своим провидческим чутьем понял, что Соколов вырастет в музыканта вселенского масштаба. Одного из лучших пианистов в истории.
Конкурс — подобие трамплина. Получаешь высокое место — тем выше трамплин, с которого начинаешь прыгать. Тем больше возможностей. Но это не означает, что ты ими воспользуешься в полной мере. Есть музыканты, у которых трамплин был пониже, но улетели они подальше. Сам конкурс ничего не решает. Важно то, что последует за ним. Жизнь все ставит на свои места.
культура: Говорят, что конкурсы — ярмарка тщеславия и для развития музыканта не очень обязательны.
Князев: Тут нужно различать карьеру и музыкальное развитие. Для второго — да, не обязательны. Есть исполнители, которые никогда не играли на конкурсах. Более того, не могу представить, чтобы в конкурсе участвовал Евгений Кисин или, например, знаменитейший Гленн Гульд. Половине жюри он бы просто не понравился. Сказали бы: а что это он все стаккато играет? Зачем?
Но все-таки ярчайших музыкантов, которые обошлись без конкурсов, — единицы. Нет другого способа выявлять молодые таланты. Можно где-то и просидеть самые лучшие годы. Возможно, жизнь так сложится, что вас никто и не узнает… Конечно, музыка и спорт — две вещи несовместные. А в конкурсах спортивная составляющая немалая. Но ничего лучше конкурса еще не придумали.
культура: На обоих конкурсах, где Вы были в жюри, играли Ваши ученики. Получается, в 2002-м критиковали сами себя.
Князев: Расскажу такой случай. Когда в 1998 году мы отмечали окончание конкурса, председатель жюри композитор Карэн Хачатурян спросил: «Ты не преподаешь, только играешь?» Я ответил, что преподаю в Московской консерватории. «Что же твоих учеников не было на конкурсе?» «Да как же, — говорю — был у меня ученик». — «А как он сыграл?» — «Не прошел в финал». — «А что ты не сказал? Мы бы его провели».
Но почему мы должны были его проводить? Он сыграл как сыграл. Другое дело, действительно мог пройти. То же самое произошло и на втором конкурсе. Это я рассказываю не к тому, что я плохой педагог. Просто никогда не занимался такими вещами. Свято отношусь к объективности судейства. И абсолютно уверен: в жюри не должно быть педагогов конкурсантов. Не хочу кого-то огульно обвинить в нечистоплотности и нечестности. Но ученика вы слушаете другими ушами, чувствуете его по-другому. Правда, и раньше педагог за воспитанника не голосовал. Но все равно — когда коллеги знают, что это твой ученик, начинаются какие-то особые отношения.
культура: Почему сейчас не преподаете? Знаю, у Вас был конфликт в Консерватории, но с тех пор прошло немало лет.
Князев: Как такового конфликта не было. В 2004 году мне не продлили контракт, но я никогда и не просил о его продлении. И сейчас не хотел бы преподавать. А когда пригласили в Консерваторию, конечно, был безумно счастлив. Ну мне было-то всего 33 года. Затем сильно разочаровался во многом. Прежде всего в самих учениках. За десять лет преподавания по-настоящему талантливых студентов видел очень мало. Я по своей природе максималист — мне интересно было бы сделать звезду. И с некоторыми учениками — теми, из которых, как думал, могло что-то получится — занимался самозабвенно. Не то что на часы, на дни не смотрел.
Один воспитанник месяц перед конкурсом практически жил у меня. Я возил его на гастроли, чтобы продолжать с ним работать. Словом, предоставил максимум возможностей. Но это не оправдало себя ни с музыкальной, ни с человеческой точки зрения. Если оценивать мой педагогический опыт, он скорее отрицательный. А сейчас, в общем-то, и времени нет учить. Но, будучи честным человеком, хочу уточнить: меня и не приглашают преподавать в Московской консерватории. Если бы позвали, я как минимум согласился бы рассмотреть предложение.
Князев: Нет. При том что стал достаточно профессиональным органистом, я все же не на таком уровне, дабы кого-то учить. Но уже дважды был членом жюри органных конкурсов. Председательствовал на Всероссийском конкурсе в Калининграде. В сентябре буду судить Международный конкурс имени Таривердиева. Вместе с величайшими грандами мирового органного искусства — такими, как Жан Гийю, мой кумир, гениальный органист из Франции. Это огромная честь. Может быть, она выдана авансом, но за последнее время моя органная активность сильно возросла. Концертов прибавилось. А виолончельных не стало меньше. Общее количество концертов за год приближается к ста.
культура: Ваша концертная деятельность превращается в спорт?
Князев: Никогда не хотел бы подтвердить это высказывание. Каждый концерт — часть моей жизни. Каждый исполняю, выкладываясь на сто процентов. Где бы он ни был. 11 мая играл в небольшом городке Саров. А ровно через десять дней мы с Николаем Луганским исполняли большую программу в Париже, в театре Champs-Elysees. И поверьте, в Сарове, в зале на двести мест волновался гораздо больше, чем в одном из лучших залов мира, где нас слушали две тысячи человек. Потому что парижская программа исполнялась миллионы раз, а программа в Сарове не была настолько отрепетирована. Для меня не имеет значения, где играть. Имеет значение, что я играю.
культура: Что бы Вы хотели сказать конкурсантам?
Князев: Во-первых, пожелать всем успеха. Это тяжелое испытание для молодых людей. Не могу посоветовать относиться к нему легко. Но в момент выхода на сцену желаю конкурсантам забыть, что они на конкурсе и полностью погрузиться в музыку. Это залог успеха.
Светлана НАБОРЩИКОВА
portal-kultura.ru
ВКонтакте Facebook Twitter Мой Мир Google+ LiveJournal