muzkarta.ru | музкарта.рф «Музыкальная карта»: академическая музыка Поддержать проект
Выберите регион, страну
Читайте на эту же тему
17 июня 2011
Александр Романовский: «Марафон только начинается…»
Добавлено 18 августа 2011 muzkarta
Беседа с одним из победителей XIV конкурса имени Чайковского о прошлом, настоящем и будущем
Неизвестные подробности конкурса Чайковского, рассказ о сестре Владимира Горовица, Фортепианной академии в Имоле (Италия) — всё это и многое другое в эксклюзивном интервью пианиста.
Совсем недавно весь музыкальный мир с интересом следил за ходом XIV Международного конкурса имени П.И. Чайковского. Лауреатом четвёртой премии по специальности «фортепиано» стал пианист Александр Романовский.
Спустя три недели после окончания конкурса Александр выступил на музыкальном фестивале в Равинии. Состоявшийся здесь концерт стал тройным дебютом музыканта: впервые в Равинии, впервые с Чикагским симфоническим оркестром, впервые с дирижёром Джеймсом Конлоном!
Дебют удался: Романовский блестяще исполнил Вариации на темы Паганини С. Рахманинова. Незадолго до начала концерта Александр любезно согласился ответить на вопросы вашего корреспондента.
Неизвестные подробности конкурса Чайковского, рассказ о сестре Владимира Горовица, Фортепианной академии в Имоле (Италия) — всё это и многое другое в эксклюзивном интервью пианиста.
Наш разговор начался с моих поздравлений и вопроса, как он оценивает конкурс Чайковского и своё выступление на нём.
— Я очень доволен, что принял решение участвовать в конкурсе Чайковского, хотя, честно говоря, не думал, что это когда-нибудь произойдёт.
Победа на конкурсе Бузони (в 2001 году, в возрасте семнадцати лет, Александр Романовский завоевал первую премию на Международном конкурсе пианистов имени Ферруччо Бузони в Больцано. — С.Э.) дала мне толчок к концертной деятельности, и с тех пор я долгое время не участвовал в других конкурсах.
Но конкурс Чайковского имеет особое значение для любого музыканта. Валерий Гергиев сделал всё возможное, чтобы переломить негативную тенденцию, сложившуюся в последние годы.
Он пригласил в жюри играющих музыкантов. Многие из них впервые работали в таком качестве. Просто сыграть перед этими людьми — уже сам по себе уникальный шанс.
Я очень доволен тем, что мне дали возможность сыграть все три тура (на самом деле их было пять, если брать выступления с оркестрами).
Впервые конкурс транслировался в интернете, и все желающие смогли сравнить решение жюри со своими собственными оценками.
— Очень много разговоров вокруг судейства на конкурсе Чайковского. С вашей точки зрения, всё было справедливо или остаются вопросы к членам жюри?
— Конкурс — это всегда лотерея. Никогда не знаешь, что получится! На конкурс приглашаются музыканты-педагоги. Чаще всего хорошие ученики находятся именно у них.
Запрещать участвовать в конкурсе ученикам и всем, кто имеет какое-то отношение к членам жюри, практически невозможно. Вопрос в личной порядочности и честности тех, кто находится в жюри.
В моём случае в жюри входил Дмитрий Алексеев, у которого я три года учился в Королевском музыкальном колледже в Лондоне. После окончания учёбы в прошлом году мы с ним почти не виделись. Для меня стало большим сюрпризом, что он входит в состав жюри.
Ходили разговоры, что Алексеев стоит за мной, хотя он совершенно непричастен к моему выступлению. Мне даже было неудобно, что я заставил его поволноваться.
— Перед конкурсом писали, что каждому участнику было предоставлено право выбора инструмента. Какой рояль вы выбрали?
— На многих конкурсах предоставляется 5—10 минут на выбор роялей. На конкурсе Чайковского было полчаса уже в первом туре. Выбор шёл среди пяти роялей фирм Yamaha, Kawai, Fazioli и Steinway. «Стейнвея» было два — два близнеца (у них номера шли один за другим), которые должны остаться в Московской консерватории. Каждый рояль имел своё «лицо», своё звучание. Я выбрал рояль Steinway. Я часто выбираю Steinway.
— Вы в Равинии тоже выступаете на Steinway.
— Да, но инструменты разные. В Равинии есть три рояля. Один — абсолютно новый Steinway — привезли в середине июля.
Есть большая разница между американскими и европейскими роялями этой фирмы. Мне нравятся оба. Американские Steinway имеют очень тёплый звук, который подходит к моему пониманию, как должна звучать романтическая музыка.
— Расскажите, пожалуйста, о конкурсной программе. Она была произвольная?
— Это было ещё одно нововведение конкурса. Можно было играть любую классическую сонату — от Гайдна до Шуберта. Я играл те вещи, которые мне наиболее близки и которые я знаю. Многие из них я записал на диски. Они все идеально подошли под каждый тур.
Третий концерт Рахманинова, который я очень люблю, я играл ещё семнадцатилетним на конкурсе Бузони. Программа конкурса Чайковского была довольна обширная. Двухчасовая сольная программа плюс три концерта — это немало.
— Музыкальный марафон...
— Мы должны будем сейчас играть десятки концертов на высочайшем уровне, так что марафон только начинается.
— Вы слышали игру победителя конкурса Даниила Трифонова?
— Даниил Трифонов — талантливый серьёзный молодой человек. Он выиграл подряд два крупных конкурса: Рубинштейна в Тель-Авиве и Чайковского в Москве. Надеюсь, что обилие концертов пойдёт ему на пользу. Я желаю ему всяческих успехов! А во время конкурса было не до других. Частично послушал лишь концерт лауреатов...
— Ещё до начала конкурса Валерий Гергиев говорил, что всех лауреатов ждут четырёхлетние контракты на выступления с лучшими оркестрами в лучших залах мира. Что вас ждёт в этом плане?
— Пока никаких контрактов у меня нет, да, думаю, ещё ни у кого нет. Конкурс только что закончился. Но Валерий Абисалович — человек очень предприимчивый и быстрый на решения. Он может в любой момент позвать музыканта в свои концерты.
Это уже произошло с пианистом Александром Лубянцевым, который не прошёл на третий тур, но буквально на следующий день играл в Санкт-Петербурге. Я думаю, что нечто похожее может произойти с остальными конкурсантами.
— Денис Мацуев рассказывал мне, что ему победа на конкурсе никак не помогла. Да и вы приехали в Равинию не как лауреат, а, так сказать, за прошлые заслуги...
— Немного некорректно сравнивать этот конкурс Чайковского с конкурсом 1998 года. Мы переживали тяжёлые времена, и конкурс имел тенденцию к упадку. Несмотря на это, имена победителей и лауреатов конкурса всегда оставались на высоком уровне...
Время — самый точный судья. Интересно посмотреть, что будет с участниками конкурса через 10—20 лет, выдержат ли они испытание временем.
— В прессе не утихают споры и обсуждения результатов конкурса, пишут о протеже лауреатов, называют имена, за которыми стоят Гергиев, Мацуев... Применительно к вам постоянно называется имя Йоко Нагаэ Ческины. Кто эта таинственная госпожа и почему она вам покровительствует?
— Она покровительствует не только мне. В мире мало меценатов такого уровня, как она. Она японка, почти всю жизнь провела в Италии. У неё был муж-итальянец. Отсюда фамилия Ческина (ударение на второй слог).
Абсолютно случайно она услышала меня и с тех пор часто бывает на моих концертах. Может быть, поэтому многие люди связывают наши имена. А по поводу протеже... В прошлом году я играл концерт с Гергиевым. Когда обсуждали шансы участников конкурса, в Москве говорили: «Кто победит? Конечно, Романовский. Мы ещё полгода назад это знали». (Смеётся. )
— Если много шума, значит конкурс вызывает интерес. Не говорят только о мёртвых конкурсах...
— Напряжение на конкурсе было нешуточное. Доходило чуть ли не до драки. Я такого не ожидал. На меня это не действует, но я видел расстроенных участников. Они прочли что-то о себе в интернете...
Есть люди, которые действительно любят музыку, а есть такие, которые любят шумиху, скандалы, сплетни, то есть всё «вокруг да около музыки».
Александр Романовский признаётся: «Мне везёт на встречи с замечательными людьми!» Судя по его биографии, это действительно так.
Он родился и вырос в Харькове. Его родители обожают музыку, в своё время занимались в музыкальной школе, но музыкантами не стали. Когда Саше было пять лет, они стали водить его в Лицей искусств, где музыка была одним из многих направлений.
В музыкальную школу Сашу определили просто так. Как он говорит: «Посмотреть, что получится». Два года мальчик пел в церковном хоре, а потом начал заниматься у педагога Натальи Поповой. И тут произошла ещё одна счастливая встреча. Услышав Сашину игру, педагог Харьковской средней специальной музыкальной школы Гарри Лазаревич Гельфгат (он сейчас живёт в Израиле) сказал: «Парень, тебе нужно приходить к нам».
Так Александр Романовский оказался в школе, где в своё время преподавала Регина Самойловна Горовиц — родная сестра пианиста-виртуоза Владимира Горовица.
— В каких отношениях Регина Самойловна была с Владимиром?
— В очень близких. Они вместе учились у Блуменфельда, и все говорили, что по таланту Регина ничем не уступала своему брату. Втроём они объездили всю Россию: он, она и великий скрипач Натан Мильштейн. После революции Владимир эмигрировал в Америку, а Регина переехала в Харьков и почти всю жизнь прожила в моём родном городе.
Она преподавала сначала в Харьковском музыкальном училище, а потом в Харьковской консерватории и специальной музыкальной школе (спустя много лет Романовский узнал, что его первый педагог Наталья Попова тоже занималась в консерватории у Регины Горовиц. — С.Э. ).Она не сделала большую карьеру как пианистка, хотя много выступала в дуэтах с Ойстрахом, Гилельсом, Заком. Не она им, а они звонили ей и просили помощь в совместных выступлениях.
Владимир Горовиц поддерживал с Региной связь, присылал пластинки, хотя у него был панический страх перед всем, что касалось Советского Союза. Он боялся, что его убьют, как Троцкого. Когда в Харьков приезжала Ванда Тосканини (жена Горовица, дочь великого дирижёра. — С.Э. ), Регина приглашала её к себе. К сожалению, когда Горовиц приехал в Москву в 1986 году, её уже не было в живых. Она умерла в 1984 году.
Регина Горовиц не успела встретиться с братом. Она всю жизнь жила под гнётом сестры «врага народа». Была «невыездной», так и не получила звание доцента, хотя за неё хлопотали такие выдающиеся музыканты, как Генрих Нейгауз, Давид Ойстрах, Яков Зак. Уже в годы перестройки выяснилось, что в 1975 году Владимир Горовиц вызывал сестру в Америку, но КГБ не выпустил её из СССР.
Одним из самых любимых учеников Регины Самойловны был Леонид Наумович Маргариус. Они дружили более двадцати лет... «Люди невероятного масштаба. Не только музыкального, но и человеческого», — говорит Романовский и продолжает:
— В своей жизни я не встречал человека, который бы даже приближался по уровню видения музыки к Леониду Наумовичу. Маргариус смог впитать в себя лучшее, что передала ему Регина Самойловна, и осовременить это в хорошем смысле слова.
У него всегда ярчайшие музыкальные идеи, интересные трактовки. Он является одним из лучших представителей русской фортепианной школы. Горовицы и Маргариус — продолжатели линии Антона Рубинштейна, которая немного обошла стороной советский период.
Эта школа основана прежде всего на том, что музыка должна трогать слушателя. Об этом говорил Горовиц, и это остаётся приоритетом для его учеников.
В Харькове Александр Романовский не учился у Маргариуса: «В тот момент, когда мы с ним познакомились, он навсегда покидал нашу страну. Я ему поиграл, мы с ним поговорили, он сказал, что уезжает, и пропал на два года. Он эмигрировал в Германию, потом его пригласили преподавать в знаменитую академию в Имоле недалеко от Болоньи. А через два года оттуда пришёл факс: «Приезжай. Посмотрим, что получится». Мне было двенадцать лет. Я был слишком маленьким, чтобы принимать самостоятельные решения, но мои родители решились на серьёзный шаг, и мы уехали в Италию, в город Имолу. С тех пор там и живём. Я провёл с Маргариусом пятнадцать лет и всем обязан ему».
— Вы прошли через вступительные экзамены?
— Конечно. В академии учатся не более 40—50 пианистов. Все они взрослые, поэтому для меня, двенадцатилетнего, должны были сделать исключение. Леонид Наумович всегда говорит: «Если вы хотите получить хорошего музыканта, надо учить его с самого детства».
— Расскажите, пожалуйста, что собой представляет академия?
— Частная Фортепианная академия в Имоле (своего рода аспирантура для пианистов) родилась благодаря инициативе одного человека — директора Франко Скалы. Всю жизнь он работал профессором в консерватории в Пьезо, а когда ушёл на пенсию, заболел идеей создания школы для молодых музыкантов.
Он стал приглашать выдающихся музыкантов к себе домой, организовывать мастер-классы. К нему приезжали Владимир Ашкенази, Татьяна Николаева, Маурицио Поллини...
Кого там только не было! Молодых музыкантов становилось всё больше и больше, собираться дома стало слишком тесно, и Скала сумел убедить администрацию Имолы найти сочувствующих людей и создать уникальную академию. Она называется «Встречи с мастерами».
В первую очередь Скала пригласил самых выдающихся русских музыкантов. Президент академии — Владимир Ашкенази, среди преподавателей — Борис Петрушанский, последние годы жизни у нас преподавал Лазарь Берман.
Узнав о Маргариусе, Скала понял, с педагогом какого уровня имеет дело, и сразу пригласил его в академию. Это было в 1995 году. В тот момент Маргариус вспомнил обо мне.
— Можно ли сказать, что в вашем творчестве воплотился симбиоз русской и западной фортепианных школ?
— Находясь в Италии, я стараюсь впитывать лучшие достижения западной школы, а присутствие русского опыта только обогащает моё восприятие музыки. Здесь, в Америке, я вижу третий мир, который во многом отличается от того, к чему я привык.
— Каковы ваши первые впечатления о Чикагском симфоническом оркестре?
— Любой музыкант мечтает сыграть с Чикагским симфоническим оркестром. Моей мечтой было сыграть Рахманинова с этим оркестром. Сегодня мечта осуществилась.
Оркестр играет совершенно замечательно: мощно и точно. Вариации на темы Паганини — одно из самых сложных произведений по уровню взаимодействия солиста с оркестром. У нас с оркестром прошли две репетиции, что, к сожалению, в концертной практике в последнее время бывает не всегда. Музыканты отнеслись ко мне тепло и доброжелательно.
— Нашли общий язык с маэстро Конлоном?
— Сразу нашли общий язык и даже общих знакомых. Конлон необычайно тёплый человек. Он обожает русскую музыку, немного говорит по-русски. Очень хорошо говорит по-итальянски.
— Вариации на темы Паганини — это ваш выбор или предложение Равинии?
— Это предложение исходило от Фонда Рахманинова. Мне довелось познакомиться с Александром Рахманиновым — внуком композитора. Он был на нескольких моих концертах, и теперь мы планируем совместные мероприятия, посвящённые Рахманинову.
После Америки я буду играть в Италии на Международном фестивале музыки Stresa на озере Лаго-Маджоре, в Риме и в Швейцарии. Фонд Рахманинова хочет, чтобы исполнялась менее затёртая музыка Рахманинова.
В программе будущих концертов — Первая соната Рахманинова и Трио композитора, которое я исполню с сыном Лазаря Бермана, замечательным скрипачом Павлом Берманом, и недавним членом жюри конкурса Чайковского виолончелистом Энрико Диндо.
— Что значит для вас музыка Рахманинова?
— Рахманинов — один из самых близких мне композиторов. Мне легко понять, что он хотел сказать, мне комфортно исполнять его музыку. (В 2009 году фирма Decca выпустила диск Романовского, полностью составленный из произведений Рахманинова. Музыкальный критик газеты New York Times Антони Томмазини назвал его выдающимся достижением пианиста. — С.Э.) Но я не замыкаюсь на музыке только одного композитора. Мне больше по душе универсальный подход.
Я люблю музыку барокко, романтическую музыку... На моём последнем диске — «Вариации Диабелли» Бетховена.
Александр Романовский с огромной любовью вспоминает родной город: «Харьков — город очень красивый, с богатыми культурными традициями. В город часто приезжали Скрябин, Рахманинов... И сейчас в городе живут уникальные люди. Когда Маргариус уезжал из Харькова, он посоветовал мне остаться у своего первого ученика Игоря Приходько. Так я познакомился с этим замечательным человеком. Он живёт в Харькове, и на нём держится вся харьковская культурная жизнь. Он музыкант-теоретик, работал в театре, занимался с музыкантами, ездит в Санкт-Петербург, читает лекции, сейчас пишет докторскую диссертацию. У него в квартире — рояль и книги. Больше ничего. Со всего мира к нему приезжают музыканты, и я в том числе. Я надеюсь, мне удастся пригласить его в Италию».
— Я слушаю вас и представляю ваше детство в кругу замечательных людей, в мире прекрасной музыки... Так приятно, что вы с такой любовью говорите о своём городе.
— А разве может быть по-другому?
— Многие музыканты, уезжая на Запад, плохо отзываются о родине.
— У них может быть обида к конкретным людям, но как можно так относиться к стране, которая их вырастила, благодаря которой они сформировались как музыканты? Мне кажется, это абсолютно несправедливо.
— У вас намечаются концерты на родине?
— К сожалению, последний раз я был в Харькове шесть лет назад. Нужно срочно возвращаться! (Смеётся.)
— Какие концерты вы можете выделить для себя как наиболее значимые?
— Их очень много. Мне было десять лет, когда я впервые сыграл в концерте с Владимиром Спиваковым. Такое не забывается!
С Валерием Гергиевым и оркестром Мариинского театра в Санкт-Петербурге я играл Третий фортепианный концерт Рахманинова. Запоминающимися были концерты в исторических залах.
Благодаря Владимиру Крайневу в двенадцать лет я впервые сыграл в Большом зале Московской консерватории. Он тоже харьковчанин, невероятной теплоты и честности человек.
Очень жалко, что его не стало буквально за несколько месяцев до конкурса Чайковского. Он был первым человеком, который меня заметил, благодаря ему я играл в Москве и в Санкт-Петербурге.
(В 1996 году Александр Романовский завоевал Гран-при на Международном конкурсе юных пианистов Владимира Крайнева. — С.Э.)
Запомнились концерты в Италии. Мой первый концерт в этой стране состоялся в месте, в котором Моцарт, проезжая на карете, сыграл свой первый итальянский концерт... Запоминающихся концертов было много, всего не перечислишь.
Несомненно, что в списке наиболее значимых для Романовского концертов достойное место займёт его дебют в Равинии. Судя по овации зрительного зала и крикам «Браво!», прошедший концерт станет началом нового этапа в жизни музыканта. Пожелаем ему успеха на этом пути!
P.S.
Выражаю благодарность пресс-службе музыкального фестиваля в Равинии и персональному менеджеру пианиста Татьяне Романовской за помощь в организации интервью.
Интервью провёл Сергей Элькин
Чикаго
http://www.chaskor.ru
Неизвестные подробности конкурса Чайковского, рассказ о сестре Владимира Горовица, Фортепианной академии в Имоле (Италия) — всё это и многое другое в эксклюзивном интервью пианиста.
Совсем недавно весь музыкальный мир с интересом следил за ходом XIV Международного конкурса имени П.И. Чайковского. Лауреатом четвёртой премии по специальности «фортепиано» стал пианист Александр Романовский.
Спустя три недели после окончания конкурса Александр выступил на музыкальном фестивале в Равинии. Состоявшийся здесь концерт стал тройным дебютом музыканта: впервые в Равинии, впервые с Чикагским симфоническим оркестром, впервые с дирижёром Джеймсом Конлоном!
Дебют удался: Романовский блестяще исполнил Вариации на темы Паганини С. Рахманинова. Незадолго до начала концерта Александр любезно согласился ответить на вопросы вашего корреспондента.
Неизвестные подробности конкурса Чайковского, рассказ о сестре Владимира Горовица, Фортепианной академии в Имоле (Италия) — всё это и многое другое в эксклюзивном интервью пианиста.
Наш разговор начался с моих поздравлений и вопроса, как он оценивает конкурс Чайковского и своё выступление на нём.
— Я очень доволен, что принял решение участвовать в конкурсе Чайковского, хотя, честно говоря, не думал, что это когда-нибудь произойдёт.
Победа на конкурсе Бузони (в 2001 году, в возрасте семнадцати лет, Александр Романовский завоевал первую премию на Международном конкурсе пианистов имени Ферруччо Бузони в Больцано. — С.Э.) дала мне толчок к концертной деятельности, и с тех пор я долгое время не участвовал в других конкурсах.
Но конкурс Чайковского имеет особое значение для любого музыканта. Валерий Гергиев сделал всё возможное, чтобы переломить негативную тенденцию, сложившуюся в последние годы.
Он пригласил в жюри играющих музыкантов. Многие из них впервые работали в таком качестве. Просто сыграть перед этими людьми — уже сам по себе уникальный шанс.
Я очень доволен тем, что мне дали возможность сыграть все три тура (на самом деле их было пять, если брать выступления с оркестрами).
Впервые конкурс транслировался в интернете, и все желающие смогли сравнить решение жюри со своими собственными оценками.
— Очень много разговоров вокруг судейства на конкурсе Чайковского. С вашей точки зрения, всё было справедливо или остаются вопросы к членам жюри?
— Конкурс — это всегда лотерея. Никогда не знаешь, что получится! На конкурс приглашаются музыканты-педагоги. Чаще всего хорошие ученики находятся именно у них.
Запрещать участвовать в конкурсе ученикам и всем, кто имеет какое-то отношение к членам жюри, практически невозможно. Вопрос в личной порядочности и честности тех, кто находится в жюри.
В моём случае в жюри входил Дмитрий Алексеев, у которого я три года учился в Королевском музыкальном колледже в Лондоне. После окончания учёбы в прошлом году мы с ним почти не виделись. Для меня стало большим сюрпризом, что он входит в состав жюри.
Ходили разговоры, что Алексеев стоит за мной, хотя он совершенно непричастен к моему выступлению. Мне даже было неудобно, что я заставил его поволноваться.
— Перед конкурсом писали, что каждому участнику было предоставлено право выбора инструмента. Какой рояль вы выбрали?
— На многих конкурсах предоставляется 5—10 минут на выбор роялей. На конкурсе Чайковского было полчаса уже в первом туре. Выбор шёл среди пяти роялей фирм Yamaha, Kawai, Fazioli и Steinway. «Стейнвея» было два — два близнеца (у них номера шли один за другим), которые должны остаться в Московской консерватории. Каждый рояль имел своё «лицо», своё звучание. Я выбрал рояль Steinway. Я часто выбираю Steinway.
— Вы в Равинии тоже выступаете на Steinway.
— Да, но инструменты разные. В Равинии есть три рояля. Один — абсолютно новый Steinway — привезли в середине июля.
Есть большая разница между американскими и европейскими роялями этой фирмы. Мне нравятся оба. Американские Steinway имеют очень тёплый звук, который подходит к моему пониманию, как должна звучать романтическая музыка.
— Расскажите, пожалуйста, о конкурсной программе. Она была произвольная?
— Это было ещё одно нововведение конкурса. Можно было играть любую классическую сонату — от Гайдна до Шуберта. Я играл те вещи, которые мне наиболее близки и которые я знаю. Многие из них я записал на диски. Они все идеально подошли под каждый тур.
Третий концерт Рахманинова, который я очень люблю, я играл ещё семнадцатилетним на конкурсе Бузони. Программа конкурса Чайковского была довольна обширная. Двухчасовая сольная программа плюс три концерта — это немало.
— Музыкальный марафон...
— Мы должны будем сейчас играть десятки концертов на высочайшем уровне, так что марафон только начинается.
— Вы слышали игру победителя конкурса Даниила Трифонова?
— Даниил Трифонов — талантливый серьёзный молодой человек. Он выиграл подряд два крупных конкурса: Рубинштейна в Тель-Авиве и Чайковского в Москве. Надеюсь, что обилие концертов пойдёт ему на пользу. Я желаю ему всяческих успехов! А во время конкурса было не до других. Частично послушал лишь концерт лауреатов...
— Ещё до начала конкурса Валерий Гергиев говорил, что всех лауреатов ждут четырёхлетние контракты на выступления с лучшими оркестрами в лучших залах мира. Что вас ждёт в этом плане?
— Пока никаких контрактов у меня нет, да, думаю, ещё ни у кого нет. Конкурс только что закончился. Но Валерий Абисалович — человек очень предприимчивый и быстрый на решения. Он может в любой момент позвать музыканта в свои концерты.
Это уже произошло с пианистом Александром Лубянцевым, который не прошёл на третий тур, но буквально на следующий день играл в Санкт-Петербурге. Я думаю, что нечто похожее может произойти с остальными конкурсантами.
— Денис Мацуев рассказывал мне, что ему победа на конкурсе никак не помогла. Да и вы приехали в Равинию не как лауреат, а, так сказать, за прошлые заслуги...
— Немного некорректно сравнивать этот конкурс Чайковского с конкурсом 1998 года. Мы переживали тяжёлые времена, и конкурс имел тенденцию к упадку. Несмотря на это, имена победителей и лауреатов конкурса всегда оставались на высоком уровне...
Время — самый точный судья. Интересно посмотреть, что будет с участниками конкурса через 10—20 лет, выдержат ли они испытание временем.
— В прессе не утихают споры и обсуждения результатов конкурса, пишут о протеже лауреатов, называют имена, за которыми стоят Гергиев, Мацуев... Применительно к вам постоянно называется имя Йоко Нагаэ Ческины. Кто эта таинственная госпожа и почему она вам покровительствует?
— Она покровительствует не только мне. В мире мало меценатов такого уровня, как она. Она японка, почти всю жизнь провела в Италии. У неё был муж-итальянец. Отсюда фамилия Ческина (ударение на второй слог).
Абсолютно случайно она услышала меня и с тех пор часто бывает на моих концертах. Может быть, поэтому многие люди связывают наши имена. А по поводу протеже... В прошлом году я играл концерт с Гергиевым. Когда обсуждали шансы участников конкурса, в Москве говорили: «Кто победит? Конечно, Романовский. Мы ещё полгода назад это знали». (Смеётся. )
— Если много шума, значит конкурс вызывает интерес. Не говорят только о мёртвых конкурсах...
— Напряжение на конкурсе было нешуточное. Доходило чуть ли не до драки. Я такого не ожидал. На меня это не действует, но я видел расстроенных участников. Они прочли что-то о себе в интернете...
Есть люди, которые действительно любят музыку, а есть такие, которые любят шумиху, скандалы, сплетни, то есть всё «вокруг да около музыки».
Александр Романовский признаётся: «Мне везёт на встречи с замечательными людьми!» Судя по его биографии, это действительно так.
Он родился и вырос в Харькове. Его родители обожают музыку, в своё время занимались в музыкальной школе, но музыкантами не стали. Когда Саше было пять лет, они стали водить его в Лицей искусств, где музыка была одним из многих направлений.
В музыкальную школу Сашу определили просто так. Как он говорит: «Посмотреть, что получится». Два года мальчик пел в церковном хоре, а потом начал заниматься у педагога Натальи Поповой. И тут произошла ещё одна счастливая встреча. Услышав Сашину игру, педагог Харьковской средней специальной музыкальной школы Гарри Лазаревич Гельфгат (он сейчас живёт в Израиле) сказал: «Парень, тебе нужно приходить к нам».
Так Александр Романовский оказался в школе, где в своё время преподавала Регина Самойловна Горовиц — родная сестра пианиста-виртуоза Владимира Горовица.
— В каких отношениях Регина Самойловна была с Владимиром?
— В очень близких. Они вместе учились у Блуменфельда, и все говорили, что по таланту Регина ничем не уступала своему брату. Втроём они объездили всю Россию: он, она и великий скрипач Натан Мильштейн. После революции Владимир эмигрировал в Америку, а Регина переехала в Харьков и почти всю жизнь прожила в моём родном городе.
Она преподавала сначала в Харьковском музыкальном училище, а потом в Харьковской консерватории и специальной музыкальной школе (спустя много лет Романовский узнал, что его первый педагог Наталья Попова тоже занималась в консерватории у Регины Горовиц. — С.Э. ).Она не сделала большую карьеру как пианистка, хотя много выступала в дуэтах с Ойстрахом, Гилельсом, Заком. Не она им, а они звонили ей и просили помощь в совместных выступлениях.
Владимир Горовиц поддерживал с Региной связь, присылал пластинки, хотя у него был панический страх перед всем, что касалось Советского Союза. Он боялся, что его убьют, как Троцкого. Когда в Харьков приезжала Ванда Тосканини (жена Горовица, дочь великого дирижёра. — С.Э. ), Регина приглашала её к себе. К сожалению, когда Горовиц приехал в Москву в 1986 году, её уже не было в живых. Она умерла в 1984 году.
Регина Горовиц не успела встретиться с братом. Она всю жизнь жила под гнётом сестры «врага народа». Была «невыездной», так и не получила звание доцента, хотя за неё хлопотали такие выдающиеся музыканты, как Генрих Нейгауз, Давид Ойстрах, Яков Зак. Уже в годы перестройки выяснилось, что в 1975 году Владимир Горовиц вызывал сестру в Америку, но КГБ не выпустил её из СССР.
Одним из самых любимых учеников Регины Самойловны был Леонид Наумович Маргариус. Они дружили более двадцати лет... «Люди невероятного масштаба. Не только музыкального, но и человеческого», — говорит Романовский и продолжает:
— В своей жизни я не встречал человека, который бы даже приближался по уровню видения музыки к Леониду Наумовичу. Маргариус смог впитать в себя лучшее, что передала ему Регина Самойловна, и осовременить это в хорошем смысле слова.
У него всегда ярчайшие музыкальные идеи, интересные трактовки. Он является одним из лучших представителей русской фортепианной школы. Горовицы и Маргариус — продолжатели линии Антона Рубинштейна, которая немного обошла стороной советский период.
Эта школа основана прежде всего на том, что музыка должна трогать слушателя. Об этом говорил Горовиц, и это остаётся приоритетом для его учеников.
В Харькове Александр Романовский не учился у Маргариуса: «В тот момент, когда мы с ним познакомились, он навсегда покидал нашу страну. Я ему поиграл, мы с ним поговорили, он сказал, что уезжает, и пропал на два года. Он эмигрировал в Германию, потом его пригласили преподавать в знаменитую академию в Имоле недалеко от Болоньи. А через два года оттуда пришёл факс: «Приезжай. Посмотрим, что получится». Мне было двенадцать лет. Я был слишком маленьким, чтобы принимать самостоятельные решения, но мои родители решились на серьёзный шаг, и мы уехали в Италию, в город Имолу. С тех пор там и живём. Я провёл с Маргариусом пятнадцать лет и всем обязан ему».
— Вы прошли через вступительные экзамены?
— Конечно. В академии учатся не более 40—50 пианистов. Все они взрослые, поэтому для меня, двенадцатилетнего, должны были сделать исключение. Леонид Наумович всегда говорит: «Если вы хотите получить хорошего музыканта, надо учить его с самого детства».
— Расскажите, пожалуйста, что собой представляет академия?
— Частная Фортепианная академия в Имоле (своего рода аспирантура для пианистов) родилась благодаря инициативе одного человека — директора Франко Скалы. Всю жизнь он работал профессором в консерватории в Пьезо, а когда ушёл на пенсию, заболел идеей создания школы для молодых музыкантов.
Он стал приглашать выдающихся музыкантов к себе домой, организовывать мастер-классы. К нему приезжали Владимир Ашкенази, Татьяна Николаева, Маурицио Поллини...
Кого там только не было! Молодых музыкантов становилось всё больше и больше, собираться дома стало слишком тесно, и Скала сумел убедить администрацию Имолы найти сочувствующих людей и создать уникальную академию. Она называется «Встречи с мастерами».
В первую очередь Скала пригласил самых выдающихся русских музыкантов. Президент академии — Владимир Ашкенази, среди преподавателей — Борис Петрушанский, последние годы жизни у нас преподавал Лазарь Берман.
Узнав о Маргариусе, Скала понял, с педагогом какого уровня имеет дело, и сразу пригласил его в академию. Это было в 1995 году. В тот момент Маргариус вспомнил обо мне.
— Можно ли сказать, что в вашем творчестве воплотился симбиоз русской и западной фортепианных школ?
— Находясь в Италии, я стараюсь впитывать лучшие достижения западной школы, а присутствие русского опыта только обогащает моё восприятие музыки. Здесь, в Америке, я вижу третий мир, который во многом отличается от того, к чему я привык.
— Каковы ваши первые впечатления о Чикагском симфоническом оркестре?
— Любой музыкант мечтает сыграть с Чикагским симфоническим оркестром. Моей мечтой было сыграть Рахманинова с этим оркестром. Сегодня мечта осуществилась.
Оркестр играет совершенно замечательно: мощно и точно. Вариации на темы Паганини — одно из самых сложных произведений по уровню взаимодействия солиста с оркестром. У нас с оркестром прошли две репетиции, что, к сожалению, в концертной практике в последнее время бывает не всегда. Музыканты отнеслись ко мне тепло и доброжелательно.
— Нашли общий язык с маэстро Конлоном?
— Сразу нашли общий язык и даже общих знакомых. Конлон необычайно тёплый человек. Он обожает русскую музыку, немного говорит по-русски. Очень хорошо говорит по-итальянски.
— Вариации на темы Паганини — это ваш выбор или предложение Равинии?
— Это предложение исходило от Фонда Рахманинова. Мне довелось познакомиться с Александром Рахманиновым — внуком композитора. Он был на нескольких моих концертах, и теперь мы планируем совместные мероприятия, посвящённые Рахманинову.
После Америки я буду играть в Италии на Международном фестивале музыки Stresa на озере Лаго-Маджоре, в Риме и в Швейцарии. Фонд Рахманинова хочет, чтобы исполнялась менее затёртая музыка Рахманинова.
В программе будущих концертов — Первая соната Рахманинова и Трио композитора, которое я исполню с сыном Лазаря Бермана, замечательным скрипачом Павлом Берманом, и недавним членом жюри конкурса Чайковского виолончелистом Энрико Диндо.
— Что значит для вас музыка Рахманинова?
— Рахманинов — один из самых близких мне композиторов. Мне легко понять, что он хотел сказать, мне комфортно исполнять его музыку. (В 2009 году фирма Decca выпустила диск Романовского, полностью составленный из произведений Рахманинова. Музыкальный критик газеты New York Times Антони Томмазини назвал его выдающимся достижением пианиста. — С.Э.) Но я не замыкаюсь на музыке только одного композитора. Мне больше по душе универсальный подход.
Я люблю музыку барокко, романтическую музыку... На моём последнем диске — «Вариации Диабелли» Бетховена.
Александр Романовский с огромной любовью вспоминает родной город: «Харьков — город очень красивый, с богатыми культурными традициями. В город часто приезжали Скрябин, Рахманинов... И сейчас в городе живут уникальные люди. Когда Маргариус уезжал из Харькова, он посоветовал мне остаться у своего первого ученика Игоря Приходько. Так я познакомился с этим замечательным человеком. Он живёт в Харькове, и на нём держится вся харьковская культурная жизнь. Он музыкант-теоретик, работал в театре, занимался с музыкантами, ездит в Санкт-Петербург, читает лекции, сейчас пишет докторскую диссертацию. У него в квартире — рояль и книги. Больше ничего. Со всего мира к нему приезжают музыканты, и я в том числе. Я надеюсь, мне удастся пригласить его в Италию».
— Я слушаю вас и представляю ваше детство в кругу замечательных людей, в мире прекрасной музыки... Так приятно, что вы с такой любовью говорите о своём городе.
— А разве может быть по-другому?
— Многие музыканты, уезжая на Запад, плохо отзываются о родине.
— У них может быть обида к конкретным людям, но как можно так относиться к стране, которая их вырастила, благодаря которой они сформировались как музыканты? Мне кажется, это абсолютно несправедливо.
— У вас намечаются концерты на родине?
— К сожалению, последний раз я был в Харькове шесть лет назад. Нужно срочно возвращаться! (Смеётся.)
— Какие концерты вы можете выделить для себя как наиболее значимые?
— Их очень много. Мне было десять лет, когда я впервые сыграл в концерте с Владимиром Спиваковым. Такое не забывается!
С Валерием Гергиевым и оркестром Мариинского театра в Санкт-Петербурге я играл Третий фортепианный концерт Рахманинова. Запоминающимися были концерты в исторических залах.
Благодаря Владимиру Крайневу в двенадцать лет я впервые сыграл в Большом зале Московской консерватории. Он тоже харьковчанин, невероятной теплоты и честности человек.
Очень жалко, что его не стало буквально за несколько месяцев до конкурса Чайковского. Он был первым человеком, который меня заметил, благодаря ему я играл в Москве и в Санкт-Петербурге.
(В 1996 году Александр Романовский завоевал Гран-при на Международном конкурсе юных пианистов Владимира Крайнева. — С.Э.)
Запомнились концерты в Италии. Мой первый концерт в этой стране состоялся в месте, в котором Моцарт, проезжая на карете, сыграл свой первый итальянский концерт... Запоминающихся концертов было много, всего не перечислишь.
Несомненно, что в списке наиболее значимых для Романовского концертов достойное место займёт его дебют в Равинии. Судя по овации зрительного зала и крикам «Браво!», прошедший концерт станет началом нового этапа в жизни музыканта. Пожелаем ему успеха на этом пути!
P.S.
Выражаю благодарность пресс-службе музыкального фестиваля в Равинии и персональному менеджеру пианиста Татьяне Романовской за помощь в организации интервью.
Интервью провёл Сергей Элькин
Чикаго
http://www.chaskor.ru
ВКонтакте Facebook Twitter Мой Мир Google+ LiveJournal