Алексей Курбанов: «Я предчувствовал, что Норвегия доживет до своего «11 сентября»

Композитор Алексей Курбанов уже давно живет и работает в Норвегии. Так получилось, что он выехал в летний отпуск в Россию за несколько дней до двойного теракта, потрясшего эту спокойную скандинавскую страну, да и весь мир… Еще несколько лет назад Алексей рассказывал в интервью о Норвегии, как «о более чем стабильном и более чем благополучном» государстве. Теперь ему придется возвращаться уже в совершенно другую страну.

Справка

Алексей Курбанов родился в 1971 году в Новгороде. Закончил здесь музыкальную школу имени Рахманинова. С отличием закончил Санкт-Петербургскую консерваторию по классу композиции, затем аспирантуру. Защитил кандидатскую диссертацию, посвященную органной музыке. Стажировался в консерватории в Голландии по классу органа, органной импровизации, композиции и фортепиано.

Участник и лауреат композиторских и органных конкурсов и фестивалей. Автор более 170 сочинений, которые исполнялись в разные годы в России, Голландии, Германии, Болгарии, Дании, Англии, США, Норвегии.
Член Союза композиторов Санкт-Петербурга, Немецкого общества Рихарда Вагнера, Ассоциации канторов и органистов Норвегии и т. д. Органист церкви св. Марии и преподаватель органа и фортепиано в муниципальной музыкальной школе норвежского города Ауре.

С Алексеем мы знаем друг друга с детства, поэтому общаемся на «ты».

— Алексей, сколько лет ты уже живешь в Норвегии?
— 7 апреля 2000 года я улетел в Норвегию. Туда я попал случаем, через одного приятеля. Он сам отправил куда-то мою документацию с переводом на английский, сам предлагал меня работодателям, и вот в декабре 1999 года пришел ответ из какого-то неизвестного мне города Ауре.

— Как ты решился на этот шаг — уехать в чужую страну и начать с нуля новую жизнь?

— Да, это был отчаянный шаг. Да и ситуация была отчаянная — никаких перспектив. Конец 1999 — начало 2000. Полный тупик. Учился в аспирантуре, стал писать диссертацию. Это были отчаянные попытки где-то удержаться. Моя карьера, если можно так выразиться, уже была сломана на корню. Такие страшные годы были. Господи помилуй, скоро уже 20 лет того «черного августа», в декабре — 20 лет распаду Союза, когда Родина трещала по швам. У меня есть знакомые из бывших югославов, они тоже воспринимают это как самую страшную трагедию…

На мою нынешнюю непростую жизнь в Норвегии, когда под носом протестантская церковь, а православная — за 150 километров, меня благословил священник консерваторского храма в Санкт-Петербурге — отец Виталий… Он сам пианист, теоретик, окончил консерваторию и стал преподавать на кафедре палеографии. То есть его храм одновременно и рабочая лаборатория. Певчие там — студенты класса палеографии, они поют одноголосно, как пели в средние века.

— У тебя были сложности с изучением норвежского языка?

— У меня были английская и голландская языковые базы, поскольку я учился в Роттердаме. Языковых проблем не было, тем более мне хотелось поскорее выучить норвежский.

— В Ауре ты преподаешь?

— Да. Я органист и преподаватель. Уровень там, конечно, провинциальнейший… дети не хотят играть классику, хотят играть только рок-попсу. Но я такой, готов просидеть на одном месте хоть всю жизнь. В большие города сейчас ехать опасно, сейчас уже не те времена. Вот хотя бы из-за всех этих терактов.

— Как встретили тебя норвежцы? Какие они?

— Открытые очень, откровенные, нормальные люди. Очень похожие по манерам на нас. Ведь мы же соседи, не надо забывать. Россия — часть Европы, а Новгород — часть Скандинавии: так сложилось исторически и нечего от этого отнекиваться. В Норвегии люди, мало—мальски знающие свою историю, когда узнают, что я новгородец, настолько воспринимают это позитивно, что иной раз этим и бравируешь. Раз ты новгородец, стало быть, свой брат викинг. Новгород назывался Хольмгардом тыщу лет назад, а Старая Ладога — Альдейгьюборгом… Да мы же скандинавы!

На территории Новгородчины испокон веку жили эстонцы, литовцы, латыши, немцы, финны, кто угодно — еще до Петра… Так откуда же у современных новгородцев этот шовинизм и национализм?

— Как часто ты бываешь в Новгороде?

— Сейчас не более раза в год. Не могу уже часто мотаться, сил таких уже нет… Мне в ноябре будет сорок, в это трудно поверить.

Каждый раз меня одолевают смешанные чувства, когда я приезжаю сюда. Говорят, Россия возрождается, а для меня Россия идет ко дну в ее нынешнем виде. Ту страну не вернешь, поистине великую. Ну что же, у России, по-моему, главное богатство — ее великое прошлое, а так… позорное настоящее, страшное будущее, если оно вообще у этой страны есть.

Я приезжаю сюда потому, что здесь остались мои родители, родственники, учителя. А прошлое уже улетучилось, Новгород уже не тот, Питер не тот. Уже с трудом все узнаешь. Все меняется с катастрофической быстротой, материальные ориентиры исчезают, их просто нет, народ уже, коренные новгородцы, не знают, что где находится.

— В Новгороде ты недавно дал концерт-сострадание, в память о катастрофах этого лета…

— Иногда кажется, что творчество не то, что не актуально, а неуместно… неуместно писать, неуместно играть, когда слова и ноты бессильны. Я из последних сил все передал и сыграл.

К сожалению, у меня есть горький опыт в этом плане. Все началось с 2000 года, когда затонул «Курск». А мне 26 августа дали концерт в городке Тингволль, знаменитом своей каменной средневековой церковью, с толстыми стенами и бойницами… И я сделал концерт-реквием, переделал программу, сделал ее более мемориальной, это даже успели проанонсировать в местной газете. «Когда Алексей Курбанов сядет за орган, это будет со смешанными чувствами», — написал журналист. И эти «смешанные чувства» не дают мне покоя и по сей день.

Может быть, Господь правильно распорядился, что я прилетел в Питер за 5 дней до теракта и совершенно случайно о нем узнал. В Питере мне нужно было повидать и товарищей, и педагогов… Именно в этот день, 22 числа, была Торжественная ассамблея Всемирного клуба петербуржцев, в котором я состою с января. Все было очень торжественно, в Меньшиковском дворце, мне и редактору журнала «Костер» вручили по свидетельству в рамке, и совершенно случайно, заглянув в новости на компьютере, узнал о теракте. Я не спал несколько ночей.

Взгляни на это стихотворение поэта Аркадия Ровнера… (Алексей протягивает лист с распечаткой). Оно отражает и мое состояние тоже.

Мне стыдно жить в Париже, господа,
Среди господ сомнительного толка,
Европа закатилась навсегда,
Мой друг пропал в ней, как в стогу иголка,
Мне стыдно жить в Европе, господа…
Мне страшно жить в Нью-Йорке, господа,
Между господ отъявленного толка,
Лакеев с честными глазами волков,
Шпигующих тротилом города,
Мне страшно жить в Нью-Йорке, господа.
А жить в России не хватает слез,
Она уже одна сплошная рана,
Ее уже пустили под откос
Хозяева и псы телеэкранов,
Чтоб жить в России, нужно много слез…

Это стихотворение, по-моему, отражает всю сущность и мое состояние. Почему я не хочу никуда уезжать из провинции, не хочу видеть и слышать то, что передают в новостях. Еще задолго до этого теракта сколько передавали в Осло о криминальных происшествиях, какие-то группа, А, группа Б… Слава Богу, что я живу далеко от столиц…

— Мы часто слышим о проблемах, связанных с мультикультурализмом во Франции, в Германии, в других европейских странах. А как обстоят в этом плане дела в Норвегии?

— Даже у нас в Ауре с прошлого года живет маленькая группа беженцев из Афганистана, из Ирана. То есть уже и провинции начали принимать беженцев. С чего, собственно, все и начинается.

Возвращаясь к теме концерта. Может быть, ты слышала такое понятие, как «концерт — медитация». Изначально это церковный, органный по преимуществу концерт, а фортепианный — это, наверное, был своего рода эксперимент, возможно, впервые в Новгороде.

Это был концерт-сострадание памяти жертв катастроф в Карелии (20 июня), в Татарстане (10 июля) и терактов в Норвегии (22 июля). Из Карелии и Татарстана происходит род моего отца, из Карелии больше, чем из Татарстана — там я и не был никогда. В Карелии был один раз в 1989 году, дед еще был жив. Он воевал на Ленинградском фронте. Ему предлагали остаться в Ленинграде после войны, но он сказал нет. Для него Ленинград так и остался на всю жизнь блокадным городом.

А по маминой линии мои предки — из Мошенского района, а еще точнее — из Санкт-Петербурга. Прадедушка и прабабушка были старые петербуржские интеллигенты, в Гражданскую войну, когда они все потеряли, то уехали на родину предков, занялись крестьянским трудом, с нуля, как теперь я.

Надо сказать, что этот концерт планировался очень давно, еще год назад. И вот как мне что-то подсказало включить в него «Траурную гондолу» Листа.

— Ты уехал из Норвегии до теракта, а возвращаешься практически уже в другую страну.

— Я не знаю, с какими чувствами я туда вернусь, не знаю, что будет, не знаю, как меня уже воспримут.

— А насколько эта трагедия была неожиданной? Тихая, мирная, спокойная жизнь и вдруг теракт… Или было какое-то предчувствие?

— Было предчувствие. Я почему-то этого ожидал несколько последних лет. Но думал, что это произойдет со стороны исламистов, как в Америке 11 сентября 2001 года. Я почему-то думал, что Норвегия доживет до своего «11 сентября». Но как неожиданно, что это сделал Андерс Брейвик… типичнейшее имя и фамилия… Большинство скандинавских фамилий происходит от названий населенных пунктов, если брать провинцию. Брейвик — означает «широкая бухта». Можно предположить, что очень много мест с таким названиями. Фамилия эта и в Ауре есть. Кстати, название Утойя, хоть в русской транскрипции иначе не напишешь, но произносится по-другому…

Шокирующим для меня было и то, что у Брейвика вторая фамилия — Беринг. А Витус Беринг — российский мореплаватель норвежского происхождения. Беринг Брейвик….

В общем, я почему-то этого ожидал, каким-то внутренним подсознанием. Что-то было не так, «не ладно что-то в Датском королевстве». Так что я не знаю, в какую Норвегию прилечу…

— А насколько места, где произошли эти трагедии, удалены от твоего города?

— Это конечно далеко. А вот в центре Осло я бывал много раз. С самолета у меня много времени остается до ночного поезда, время остается, я проезжаю в центр, захожу в нотный магазин, посещаю музеи-выставки…

Что касается больших городов… Вот говорят кругом: люди рвутся на заработки в большие города. А я еще в той моей жизни был ужасно наивен и недоумевал: да каким образом, что человек заработает в большом городе? Да такие же жалкие гроши. Лучше всего — жить в провинции и никуда не соваться.

В общем, тогда я уехал в Норвегию в полном отчаянии, в полную неизвестность. Но теперь не жалею, что уехал. Меня как новгородца Господь знал, куда привести. Кстати, в Нидаросском кафедральном соборе в Тронхейме (это огромный готический собор XI века, национальная святыня), кстати, находится новгородская икона «Спаситель со влажной бородой» (XVI века). А православный приход в Тронхейме — святой благоверной княгини Анны Новгородской.

Надо сказать, что общение с русскоязычными соотечственниками — не самоцель. Я избрал путь ассимиляции. Мне важно было общаться с местными. Мне попались замечательные люди — мои работодатели, коллеги по школе, местные музыканты. Эти люди оказали мне колоссальную моральную поддержку, без них я не состоялся бы. Но я проявил определенную слабость и позволил вовлечь себя во все виды околомузыкальной деятельности. В итоге… страшные запарки, такие, что когда этим летом я сюда ехал, думал приехать и отключиться, силы были уже на нуле… А тут такое произошло… Но там бы, в Норвегии, я уже с ума сошел, также, как и здесь бы сошел — если был бы тут во время Беслана. Мы живем в самую страшную эпоху, страшнее которой нет и не было. Такая жестокость даже в XX веке не снилась.

Но надо как-то жить. Только где искать позитивный настрой? Поэтому я все чаще и чаще я тоскую по прошлому.

На фото: концерт Алексея Курбанова в Великом Новгороде; собор в Тронхейме; на фото внизу — иконы Спасителя «со влажной бородой» (Новгород, XVI в., ныне в Нидаросском соборе Трондхейма), св. Улафа, «вечного короля» Норвегии, и св. Анны Новгородской.

Автор материала:
Ольга Лаврова
vnnews.ru