Валентин Жук
В истории скрипичного исполнительства нечасто встречаются имена солистов первой величины, совмещавших в своё время концертные выступления, руководство учениками в местной Консерватории и работу концертмейстера симфонического оркестра того города, в котором проходила их творческая жизнь.
Одним из самых значительных музыкантов такого рода, известных нам в истории музыки XIX века, был Фердинанд Давид (1810–1873) — друг Мендельсона и Шумана, первый профессор скрипичных классов вновь основанной Лейпцигской Консерватории и концертмейстер оркестра Гевандхауз. Ему посвящён бессмертный Концерт для скрипки с оркестром Мендельсона ми-минор (1845 г.) и им же впервые исполненный. Он вместе с Шуманом принимал в Консерваторию 14-летнего скрипача Йозефа Йоахима (1831–1907), впоследствии ставшего всемирно известным музыкантом.
Фердинанд Давид выпустил для молодых скрипачей бесценное пособие — собрание произведений композиторов XVII–XVIII веков, изданное для педагогических целей, но и по сей день имеющее художественную и практическую ценность для скрипачей — Die Hohe Schule des Violinspiels. В этот сборник Давидом была включена и Чакона Томазо Антонио Витали — как теперь принято считать, написанная, или кардинально переписанная самим Давидом. Кроме всего Давид был первым редактором и публикатором всех Сонат и Партит Баха для скрипки соло.
Эта краткая характеристика выдающегося скрипача, композитора, редактора, педагога, квартетиста, солиста и концертмейстера Оркестра Гевандхауз даёт нам представление об уровне музыканта-солиста, возглавлявшего один из самых известных европейских оркестров.
Фердинанд Давид (1811–1873)
Учеником Блиндера является также Гленн Дихтеров — концертмейстер оркестра Нью-Йорк Филармоник с 1980 по 2012 год (так же профессор Джульрда и Манхэттэнской школы). По свидетельству моего профессора Д. М. Цыганова, Наум Блиндер был одним из самых выдающихся исполнителей Концерта для скрипки с оркестром Бетховена, обладал редкой красоты скрипичным тоном и был одним из самых выдающихся скрипачей в России до возвращения в СССР Мирона Борисовича Полякина. В 1928 году Блиндер с семьёй получил разрешение на гастроли в Японии, но оттуда не вернулся, а уехал в Америку, через Гавайи и Сан Франциско. Он был одним из выдающихся скрипачей-солистов, совмещавших свою сольную и педагогическую деятельность с работой концертмейстера Симфонического оркестра. Выдающийся российский скрипач и педагог Наум Блиндер (1889–1965) преподавал в Джульярд скул в Нью-Йорке, а в 1931 году принял приглашение дирижёра Исая Добровейна, руководившего тогда Симфоническим оркестром Сан-Франциско и занял там место концертмейстера. Среди его учеников — Исаак Стерн, который занимался под его руководством 10 лет и был его единственным учителем, по словам самого Стерна.
Валентин Жук. Фото конца 1950-х
Валентин Жук с детства обладал поразительными способностями. Его мама рассказывала в «кулуарах» ЦМШ (на самом деле, в ожидании нас в раздевалке школы), как она застала его на «месте преступления»: её сын играл совершенно добросовестно гаммы, арпеджио и двойные ноты во всех видах и одновременно с этим… читал книгу, стоявшую на пульте! Да-а-а… Такому мы могли только позавидовать, ведь большинство из нас могло лишь с полной концентрацией внимания играть ежедневно свои гаммы, но не могли даже и подумать, чтобы хоть на секунду отвлечься от этого главного занятия!
А тут!.. В общем ближе к 7–8 классу Валя Жук становился в школе фигурой не только почти легендарной, но без сомнения одним из самых лидирующих молодых музыкантов, приближавшихся к окончанию школы после ухода из неё знаменитой плеяды окончивших ЦМШ в 1948 году. То были: Игорь Безродный, Эдуард Грач, Рафаил Соболевский, Нина Бейлина, Борис Шульгин. Но они были все на четыре года старше Валентина Жука. (Интересно отметить, что на следующий год в 1949 кончили ЦМШ лишь два выдающихся скрипача — Игорь Ойстрах и Марк Лубоцкий)
Валентин Жук родился в семье известного московского музыканта — Исаака Жука — концертмейстера оркестра Большого театра, руководителя Квартета им. Большого театра, педагога и солиста. Он впервые в Москве исполнил 1-й Концерт для скрипки с оркестром К. Шимановского во время гастролей композитора в СССР в начале 1930-х гг.
Я помню сольное выступление Валентина Жука в зале Центральной Музыкальной Школе примерно в 1950-м году. Он исполнил тогда Концерт для скрипки Николая Ракова. С тех пор прошло 65 лет, но я и сегодня отлично помню то исполнение. Оно свидетельствовало о зрелости и мастерстве молодого артиста, игравшего этот Концерт с необыкновенной свободой и лёгкостью, свидетельствовавшими уже тогда о его огромном техническом потенциале, глубокой музыкальности, отличном звукоизвлечении, — впрочем, удивляться всему этому не приходилось, так как он был учеником самого Абрама Ильича Ямпольского.
К сожалению, Концерт Ракова для скрипки с оркестром сегодня практически забытое сочинение. Совершенно незаслуженно забытое! В нём композитору прекрасно удалось выявить виртуозные возможности инструмента, а лирические эпизоды Концерта сразу оставались в памяти слушателей. Это был один из самых удачно написанных для скрипки с оркестром Концертов в годы войны (1944), наряду с созданными ранее Концертами Хачатуряна и Мясковского. Известность Концерту, можно сказать, «обеспечил» Давид Ойстрах — первый его исполнитель, записавший также Концерт на пластинки.
Возможно, что Концерт Ракова постепенно становился почти забытым потому, что для школьной программы даже Центральной музыкальной школы при Московской Консерватории он был слишком труден, а для взрослых артистов, после поднятия «железного занавеса» и «оттепели второй половины 50-х годов явились сочинения Стравинского, Хиндемита, Альбана Берга, Барбера, Белы Бартока, новый Концерт Шостаковича № 1 и другие сочинения советских и западных композиторов. И всё же жаль, что этот превосходный Концерт сегодня совсем не исполняется.
Хотя, если действительно оглянуться вокруг, а исполняется ли сегодня такое великое сочинение для скрипки с оркестром, как „Сюита“ Танеева? Часто ли играется Концерт А. Глазунова? „Испанская Симфония“ Лало? Возможно, что и не следует удивляться теперь уже вообще ничему?! Но Концерт Николая Ракова остался в моей памяти связан с двумя исполнителями: Давидом Ойстрахом — в записи и на концертной эстраде — и с Валентином Жуком, столь прекрасно исполнившим этот концерт на ученическом вечере-прослушивании в зале ЦМШ в 1950-м году.
Играл он поразительно — он уже был концертным пианистом и законченным артистом. В конце он сыграл свою фантазию на две белорусские народные песни. Он не только их блестяще исполнил, но и продемонстрировал незаурядное композиторское мастерство. Он очень удачно использовал принципы рахманиновских переложений и обработок для фортепиано. Я был очень благодарен Валентину Жуку за такое знакомство с выдающимся пианистом. Это произошло зимой 1951–52 года, то есть их последнего года в ЦМШ, а в 1958, как известно, Эдуард Миансаров стал лауреатом 1-го Международного Конкурса им. Чайковского. Осенью 1951-го года во время перемены в школе он меня познакомил с только что поступившим в 10-й класс нашей школы молодым пианистом Эдуардом Миансаровым. Мы втроём зашли в класс А. С. Сумбатян, который в тот день пустовал, и там Эдик Миансаров играл для нас целый час! Он играл Шопена, Листа, Чайковского, Брамса. Я со спокойной душой прогулял какой-то урок. Эдик рассказал, что он ученик педагога Шерешевского в специальной Минской Музыкальной школе, что с ним уже начал заниматься профессор Л. Н. Оборин.
Лауреаты 1-го Конкурса им. Чайковского: Тоиоаки Мацуура, Вэн Клайбэрн, Эдуард Миансаров. Апрель 1958 г.
Валентин Жук в моё консерваторское время, начиная с 1953 года, был неизменным концертмейстером оркестра Консерватории. Его безмерно ценил наш дирижёр и любимый всеми профессор Михаил Никитич Тэриан. Я помню, что мы играли 5-ю Симфонию Глазунова и лично для меня оркестровый материал представлял собой большую трудность, но Валентин Жук играл эту Симфонию с такой же лёгкостью, с какой он играл свой скрипичный репертуар. Когда я после утомительной репетиции говорил ему, что поражаюсь тому, как он может играть Симфонию Глазунова так, как будто он её давно выучил наизусть, он мне говорил, нисколько не хвастаясь своей необыкновенной способностью в читке нот с листа: „Но ведь это же так просто!“. Да, конечно, просто, при таких его способностях!
Ко мне он относился исключительно дружески и, я бы сказал, тепло. Он приглашал меня частенько к себе домой на Беговую улицу, где он и его старший брат жили тогда в квартире со своими родителями. Там мы слушали пластинки из коллекции Исаака Абрамовича Жука. Это было ещё до-магнитофонное время. Первые советские магнитофоны начали появляться в продаже только в начале 1954 года. Тогда можно было начинать собирать коллекции записей великих скрипачей — Крейслера, Хейфеца, Иегуди Менухина.
Пожалуй, самая полная коллекция записей на пластинки исполнений Фрица Крейслера, существовавшая в Москве, принадлежала Борису Гольдштейну. Он купил целый чемоданчик с „гармошкой " для пластинок внутри ещё на Брюссельском Конкурсе 1937 года. Он щедро давал всем желающим знакомым (и незнакомым!) скрипачам переписывать на магнитофоны эту свою бесценную коллекцию.
Иногда приходится читать совершенно поразительные вещи: „В том доме не было запаха граммофонных пластинок…“ Причём это подаётся, как признак „хорошего тона“ — вот ведь люди обходились „чистой музыкой“, не засоряя и не замутняя своё сознание „ненужным“ знанием исполнительского искусства величайших мастеров: вокала, фортепиано, скрипки, виолончели, великих дирижёров. Для такого рода исполнителей, пожалуй, они сами для себя были так сказать самодостаточными, имея одного-двух „идолов“, так что „железный занавес“ был, быть может, для них очень даже кстати и весьма желателен.
Вот что написал известный скрипач-виртуоз и композитор, профессор Манхэттэн скул в Нью-Йорке Альберт Марков в своих воспоминаниях о начале своих занятий в Свердловске во время войны:
„Мой первый учитель Мексин в то тяжёлое время в разгар войны через некоторое время после начала моих занятий на скрипке решил, что мой уровень был уже достаточен, чтобы показать меня П. С. Столярскому, жившему тогда в эвакуации в Свердловске.
Несмотря на мой прогресс в занятиях, было очевидно, что я позади своих одноклассников-учеников. Они уже играли Концерты Бруха, Мендельсона, Паганини. У них были коллекции нот и пластинок, а у одного из них была даже радиола. Однажды я пришёл к нему и попросил дать что-нибудь послушать. Мой соученик Серёжа Мальцев вынул чёрный диск с красной наклейкой из конверта. „Как ты думаешь, кто тут играет?“, — спросил Серёжа и включил радиолу.
К тому времени я уже имел некоторый слушательский опыт — ученики Свердловской музыкальной школы бесплатно ходили на концерты Филармонии. По радио часто передавались записи Мирона Полякина, Давида Ойстраха, Бориса Гольдштейна. И вот из Серёжиной радиолы послышалось звучание скрипки, которое заставило меня замереть. Ничего подобного я до сих пор не только не слышал, но даже не представлял, что на скрипке можно достичь такого музыкального и звукового совершенства! В этот момент я не мог назвать хоть какого-нибудь из известных мне скрипачей, манеру и стиль которых я знал довольно хорошо. Звучало Andantе Cantabile из квартета Чайковского. „Кто же это?“, — спросил я очнувшись. „А ты отгадай!“, — сказал Серёжа.
Сгорая от любопытства, я не стал терять времени на отгадывание и быстро подошёл к пластинке. На красной наклейке золотыми буквами было напечатано: Fritz Kreisler. Крейслеровская пластинка была единственной в коллекции Серёжи… С трудом упросил Серёжу проиграть пластинку ещё два раза. Удивительно было то, что с каждым новым разом мой интерес к исполнению только возрастал! Игра Крейслера была столь насыщена звуковыми красками и нюансами, в музыкальных фразах, что было невозможно всё схватить с одного раза! Это был момент, когда я впервые услышал игру гения скрипки. Одновременно с этим у меня возник невольно вопрос — какой же это был инструмент, который позволил Крейслеру так полно выразить себя?! Я не мог избавиться от навязчивой идеи узнать, на какой именно скрипке было возможно создать такое звуковое чудо!“
В будущем Альберт Марков даже играл на этом инструменте Крейслера в Библиотеке Конгресса США. Это инструмент мастера Гварнери по прозвищу „Дель Джезу“ был подарен Крейслером Библиотеке Конгресса в 1952-м году.
Самое примечательное было в том, что Крейслер любил посещать музыкальный магазин Ремберта Вурлитцера в Нью-Йорке, куда приходили все самые знаменитые скрипачи мира — посмотреть на коллекцию инструментов, иногда что-то подправить в своих собственных „Страдивари“ и“ Гварнери» (У Вурлитцера работали тогда самые выдающиеся скрипичные мастера тех лет: Симон Саккони, Жак Франсэ, Луис Беллини, Дарио Д’Аттилли, Жак Морель). Часто Крейслер брал какой-нибудь недорогой инструмент чешского или немецкого мастера ценой в 30–50 долларов и извлекал на нём те же «крейслеровские» звуки, как и из своего легендарного «Дель Джезу»! Так что «секрет» звука Крейслера заключался всё же не в инструменте, а в самом артисте!
Этот рассказ характерен исключительно важной деталью, а именно — восприятием ребёнка игры гениального мастера, записанной на пластинку примерно в 1928 году.
В коллекции И. А. Жука также было несколько дисков с записями Крейслера, в том числе редкая запись «Юморески» Дворжака в обработке Крейслера с оркестром. Мы «гоняли» её бесконечное количество раз. Действительно, оторваться от этого музыкального чуда было невозможно! Была там и одна из первых записей, ещё акустических — также переложения Крейслера для скрипки с оркестром «Песни индийского гостя» из оперы Римского-Корсакова «Садко», записанной в 1919 году, как и «Юмореска» Дворжака с оркестром.
Лауреаты первых премий Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Варшаве, 1955 год. Слева направо: Юрий Едигарян (виолончель),Сергей Доренский (фортепьяно), Юрий Казаков (баян),Валентин Жук (скрипка), Марк Комиссаров (скрипка). Фото для газеты «Zycie Warszawy»
В дальнейшем карьера Валентина Жука развивалась так:
В 1957 году был удостоен первой премии на исполнительском конкурсе Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Варшаве, позднее он становился лауреатом Международного конкурса имени Чайковского (1958, 6-я премия), Международного конкурса имени Маргариты Лонг и Жака Тибо (1960, 2-я премия), Конкурса скрипачей имени Паганини (1963, 2-я премия).
После этого ряда Международных конкурсов он работал в организации Росконцерт в качестве солиста несколько лет, а затем решил стать концертмейстером Оркестра Московской Филармонии, которым тогда руководил К. П. Кондрашин. В 1970—1989 гг. первый концертмейстер Симфонического оркестра Московской филармонии. После 1989 года в течение многих лет работал в Нидерландах как концертмейстер Симфонического оркестра Нидерландского радио, преподавал в Амстердамской консерватории.
Заслуженный артист РСФСР (1975), народный артист РСФСР (1986).
Как-то в начале 1970-х годов я встретил Валентина Жука в фойе зала им. Чайковского, здание которого было, так сказать, и штаб-квартирой — дирекцией Московской Государственной Филармонии. Он мне рассказал тогда кратко о последних гастролях Оркестра Филармонии в Японии:
«Как-то во время одного из концертов в антракте меня вызвал в свою комнату Кирилл Петрович Кондрашин и сказал: „Валя! Не могли бы вы сыграть во втором отделении Концерт Бетховена?“ Я попросил его задержать антракт и дать мне возможность позаниматься хотя бы минут двадцать!»
Конечно, Кондрашин понимал и знал, кому он делает такое предложение — сыграть сразу, без репетиции и практически без предварительной подготовки один из величайших концертов, когда-либо написанных для скрипки с оркестром — о таком можно было попросить только выдающегося солиста-концертмейстера.
Валентин Жук исполнил Концерт с большим успехом, что, конечно стоило ему затраты огромных творческих и нервных сил, но результат был, по мнению публики и его коллег, — впечатляющий, не только из-за самого факта выступления в последний момент и без репетиции, но и по причине высокохудожественного исполнения солистом и оркестром этого бессмертного сочинения. Такие случаи происходили не раз, и Кондрашин безмерно ценил Валентина Жука и как концертмейстера, и как солиста, способного в любую минуту выручить оркестр и «спасти» таким образом любую программу при любых сложностях гастрольных поездок. Всё это я знал ещё до отъезда из Москвы в 1979 году.
В годы своей работы в оркестре Московской Филармонии Валентин Жук начал также дирижировать камерным оркестром солистов этого Симфонического оркестра. В программах концертов этого камерного оркестра был ряд редко исполняемых сочинений — вокальных, инструментальных и камерных. Эту работу Валентин Жук продолжает и по сегодняшний день — см. ниже афишу концерта в Екатеринбурге в этом году:
Мне казалось тогда в середине 1970-х, что Валентин Жук также вскоре последует за границу, тем более, что в 1981 году не вернулся в СССР из поездки в Голландию сам руководитель оркестра Московской Филармонии К. П. Кондрашин. Но Валентин Жук остался в Москве и дождался свободы выезда и уже в пост-перестроечное время переехал в Голландию, где проработал до своего пенсионного возраста.
Оба его сына-скрипача занимают заметное место в музыкальном мире: старший сын — концертмейстер Оперы в Штуттгарте (Германия), а второй сын, тоже скрипач, работает в Америке.
Сам В. Жук после окончания работы в Голландии несколько лет был концермейстером оркестра, руководимого Павлом Коганом, по-прежнему часто выступал в России и как солист.
Пожелаем ему от имени всех его бывших соучеников и коллег долгих лет здоровья и плодотворного труда.
Артур Штильман
Артур Штильман, 7iskusstv.com