«Back Beat»: George Colligan & Яков Окунь

В дни ежегодного джазового фестиваля в Саду Эрмитаж нам представилась уникальная возможность встретиться сразу с двумя пианистами экстра-класса, играющими к тому же на барабанах. Причем, играющими профессионально.

Итак, знакомьтесь: Джордж Коллиган (George Colligan), один из самых востребованных пианистов современной мировой джазовой сцены. Играл и записывался с Кассандрой Уилсон (Cassandra Wilson),Ришаром Бона (Richard Bona), Дэйвом Вэклом (Dave Weckl), Гэри Бартцем (Gary Bartz) и многими, многими другими. Лидер собственных проектов.

Яков Окунь, один из самых авторитетных российских джазовых музыкантов. Лидер Мосгортрио, играл и записывался с Германом Лукьяновым, Крэйгом Хэнди (Craig Handy), Лу Табакином (Lew Tabaсkin),Анной Бутурлиной, Ларри Шнайдером (Larry Schneider).

Сам по себе факт принадлежности пианистов к нашему барабанному цеху нельзя отнести к разряду явлений экстраординарных. Истории известно немало подобных фактов. Конечно, прежде всего, на ум приходят великие американ­ские пианисты: Кит Джарретт (Keith Jarrett) и Чик Кориа (Chick Corea), вполне сносно справляющиеся с барабанами. Потом еще Джек ДеДжонетт (Jack DeJohnette), который начинал как пианист, а потом «барабанная составляющая» перевесила, и он, на радость всем поклонникам джаза, посвятил себя полностью барабанам, продолжая, тем не менее, периодически выступать в роли джазового пианиста. И не удивительно! Ведь, по сути, мы (пианисты и барабанщики) играем на инструментах одной группы. Иными словами — фортепиано тоже ударный инструмент. Потому что в конечном итоге нажатие на клавишу с помощью хитроумных механизмов оборачивается все-таки ударом молоточка по струне. Надо также отметить, что у нас в стране традиции барабанно-пианистического музицирования тоже достаточно глубоки. На моей памяти этим занимался наш мэтр, блестящий пианист Борис Фрумкин, игравший еще в восьмидесятых концерты с Вагифом Садыховым. Потом эстафету подхватил наш сегодняшний герой Яков Окунь, а за ним последовали Алексей Беккер, записавшийся недавно в роли барабанщика с самим Германом Лукьяновым, и совсем молодой пианист Евгений Сивцов, которому даже приходилось играть на барабанах в JVL BIG BAND, что совсем не просто.

Что же заставляет этих в высшей степени одаренных людей посвящать весьма значительную часть своего времени игре на барабанах? Именно это мы и постараемся выяснить в этой беседе. Но, думаю, что одно бесспорно: подход пианиста к барабанному музицированию довольно ощутимо отличается от подхода среднестатистического барабанщика. Совершенно очевидно, что знание гармонии и более глубокое понимание структуры произведения автоматически ставит пианиста на принципиально другую позицию. Практика показывает, что пианисты, как правило, более свободно ощущают себя в процессе джазового музицирования, активно применяя свои импровизационно-пианистические навыки при игре на барабанах. И это очень оживляет барабанную фактуру, придавая весьма неожиданный колорит привычным джазовым стандартам. Но, порой, эта самая свобода играет c ними злую шутку. Ведь, в конечном итоге, каждый барабанщик-барабанщик в отличие от барабанщика-пианиста знает, что его основная функция — обеспечивать стабильный пульс для ансамбля, а не развлекать публику неожиданными поворотами собственной художественной мысли… Ну, да ладно, обратимся к нашим героям.

Back Beat: Итак, мы сегодня собрались для того, чтобы понять, что же привлекает джазовых пианистов в барабанах. Почему и в Америке, и в России пианисты так любят играть на барабанах. Я уже перечислил во вступительной части тех, кто грешит этим. Но, наверняка, список не полон. Джордж, может быть, ты вспомнишь кого-то еще?

George Colligan: Да, еще на барабанах играет Джефф Кизер (Geoff Keezer). В свое время перед ним даже стояла дилемма: быть пианистом или быть барабанщиком. На самом деле я тоже стоял перед этим выбором много лет назад. Дело в том, что на барабанах я начал играть гораздо раньше, чем на фортепиано. А еще раньше я играл на трубе. Вообще-то мне хотелось быть композитором, и именно это заставило меня обратиться к роялю. Я хотел как следует изучить гармонию. И никогда не думал серьезно о карьере пианиста. До того момента, когда я стал замечать, что провожу за роялем довольно много времени. Я учился в консерватории Пибоди в Балтиморе, штат Мериленд, как трубач, и там во всех классах стояли очень приличные инструменты. Так что пока мои губы отдыхали, я садился за рояль. В консерватории было много классических пианистов, игра которых меня тоже вдохновила… Я не знаю… но я начал потихоньку работать в качестве джазового пианиста. Все происходило довольно спонтанно. Но это уже потом, а в течение первого года в консерватории я серьезно думал о том, чтобы перевестись в Беркли, в Бостон, на барабаны. Просто на трубе у меня не очень-то шло. А в Пибоди было только классическое отделение. Только пример Марсалиса (Wynton Marsalis) впечатлял: классический трубач, играющий джаз. А моя мать хотела, чтобы я стал преподавателем музыки. Просто у меня в семье никто не знал, что игрой на музыкальных инструментах можно зарабатывать на жизнь. Музыкантов у нас не было. Но, возвращаясь к барабанам, я должен признаться, что до сих пор мое внимание во время прослушивания музыки в наибольшей степени приковано к барабанам. Мне интереснее всего ритм. И мой подход к игре на фортепиано выглядит примерно так (показывает поочередно левую руку на воображаемой клавиатуре, а затем правую): здесь — барабаны, а здесь — труба (смех). Да, мне так многие и говорят, что в левой руке у меня малый барабан, а в правой — мелодические линии а-ля Клиффорд Браун (Clifford Brown). И это истинная правда. Именно так и родилась моя пианистическая концепция.

Яков Окунь: На самом деле, все это очень похоже на то, что происходило со мной. Я начал играть на барабанах с самого детства. Если это, конечно, можно назвать игрой на барабанах. Я брал что-то и стучал по всему, когда отец занимался (отец Якова — знаменитый джазовый пианист Михаил Окунь. — Прим. авт.). Единственная разница в том, что у Джорджа в семье нет музыкантов. И первый инструмент — это ритм, барабаны. Я тоже очень долго думал о том, на чем же все-таки играть.

Back Beat: То есть у тебя были палки?

Яков Окунь: Да, и не только. Папа принес мне хэт, малый барабан. По-моему даже тарелка была. А вместо трубы у меня была скрипка. И когда я играю, у меня в голове звучит одноголосный духовой инструмент, а не рояль. Для меня гармония не так важна, как для большинства пианистов. На первом месте у меня ритм и мелодия. Что касается скрипки, я ее бросил по той же причине, по которой Джордж бросил трубу: я понял, что у меня нет шансов. Хотя уже лет в 12 я играл какие-то концерты от музыкальной школы. И отец говорит, что я делал успехи, но сам я в это абсолютно не верил. Так у меня остались барабаны и фортепиано. Я слушал джаз, но до поступления в Гнесинское училище не занимался им вообще. Причем обращал внимание, в основном, на барабанщиков. И до сих пор слушаю с барабанной точки зрения. Обращаю внимание на характер ритма в группе. В училище передо мной тоже стояла дилемма. Я ходил в барабанный класс к замечательному барабанщику Евгению Казаряну. Он, к сожалению, сейчас уже не играет. Со здоровьем неважно. Но потом лень победила. Ведь на барабанах надо очень много заниматься, чтобы стать настоящим профес­сионалом. На рояле мне было проще и интереснее.

George Colligan: Да, естественно, гораздо проще, когда ты приходишь на халтуру, а там уже стоит рояль. Проще, чем тащить барабаны, расставлять их. А главное — собирать их после работы, вместо того, чтобы сразу отправиться к публике, начать клеить теток. (Смех.)

Back Beat: Хорошая логика! Но, серь­езно, считаешь ли ты, что на барабанах надо заниматься больше, чем на фортепиано?

George Colligan: Я думаю, что это вопрос о том, с чем ты больше знаком. На чем тебе приходится больше играть. Если бы у меня было больше возмож­ностей играть на барабанах, я бы, определенно, играл лучше. Вероятно, это все-таки вопрос везения. Возможно, если бы мои занятия на трубе шли немного другим путем, я бы стал хорошим трубачом. Я и сейчас поигрываю на трубе, но говорить тут не о чем. Не знаю, но с фортепиано у меня дело сразу пошло. А у некоторых — наоборот. Как ДеДжонетт, который был уже известным пианистом, но, тем не менее, бросил это и стал барабанщиком. За что, кстати, подвергался поначалу критике со стороны барабанщиков, говоривших, что он, конечно, очень музыкален, но на инструменте играть-то не умеет. Это вопрос спорный. Сегодня все знают, что у Джека хороший уровень владения инструментом. Я считаю, что многие недооценивают то, сколько всего современный джазовый барабанщик должен знать и уметь делать на своем инструменте. Возвращаясь к поставленному вопросу, я должен сказать, что мне, конечно, надо много работать, чтобы повысить свой барабанный уровень. Но это еще и вопрос наличия барабанной работы. В Нью-Йорке тысячи хороших барабанщиков. И меня зовет играть на барабанах, в основном, моя жена. И, по меньшей мере, там, где я начинал играть, басисты и пианисты работали больше, чем барабанщики. Больше, чем гитаристы и саксофонисты. У меня в школе был друг. Я играл на трубе, а он на флейте. И оба мы перешли на другие инструменты. Он стал басистом, а я пианистом. И мы стали много вместе работать. Скорее всего, если бы мы остались на своих первоначальных инструментах, наши жизни были бы совершенно другими. Так же, как они были бы другими, если бы мы жили в Нью-Йорке, где много музыкантов. Но мы жили в Балтиморе и ничего не знали о профессиональных музыкантах. Мы закончили школу, и уже не было вопросов о том, чем заниматься. Нам стали звонить, звать на работу. И это было удивительно! Это было удовольствие: играть джаз за деньги.

Back Beat: А в чем все-таки отличие подхода к драммингу пианиста от подхода просто барабанщика?

George Colligan: Конечно, можно исходить из расхожего стереотипа, что барабанщик — не музыкант. Но это шутка.

Яков Окунь: Ну, заодно и певцы.

George Colligan: Давай о певцах попозже. (Смех). Барабанщики, в целом, мало знакомы с гармонией. Но в джазе это абсолютно необходимо. Джазовый барабанщик должен знать гармонию, мелодии, должен знать гораздо больше, чем роковый барабанщик. Просто стандарты гораздо более высоки. Например, роковый барабанщик приходит в группу, выучивает песни этой группы, и никто не ожидает от него ничего сверх этого. Ничего кроме бита конкретных песен. Рок группы, по крайней мере, в Америке, репетируют одни и те же песни снова и снова. Моя сестра играет в рок группе. У них принципиально другая концепция, чем у джазменов. Они играют только в своей команде. У них нет других проектов, проектов вне группы. И их нельзя назвать профессионалами. Они репетируют одни и те же песни три раза в неделю. А для джазового музыканта… Ты сразу скажешь: «Это еще зачем? Я уже знаю, как это играть! Давай что-нибудь другое! Или давай уже сыграем это на гиге!» Конечно, есть роковые барабанщики гораздо более высокого уровня. Но в джазе тебе не только надо понимать, что происходит в музыке, но и уметь на все это реагировать. Реагировать спонтанно и в нужном контексте. Это довольно сложный интерактивный процесс. Более сложный, чем просто исполнение бита, которое составляет, вероятно, 75% функции барабанщика из рок группы.

Back Beat: Да, но ты не ответил на мой вопрос.

George Colligan: А, да… А вопрос в чем? В чем пианист превосходит барабанщика?

Back Beat: Ну, я этого не говорил. Вопрос заключается в следующем: в чем разница подхода к игре на барабанах? Вот я — просто барабанщик, а ты — пианист-барабанщик. Скажи, что надо сделать, чтобы приблизиться к уровню нормального музыканта?

George Colligan (смеется): Я не хотел этого касаться. Потому, что я в это не верю. Я люблю барабанщиков, я их уважаю. И, как я уже говорил, я слушаю в музыке в первую очередь барабаны. И, естественно, я больше работаю с барабанщиками, чем с пианистами. То есть я прихожу на работу, и там сидит барабанщик, а не второй пианист. И я слушаю, что он делает на инструменте. Говоря о пианистах-барабанщиках, я думаю, что мой подход к игре, как и подход Якова, отличается тем, что мы смотрим на барабаны скорее с общемузыкальной точки зрения, чем с технической. Наши приоритеты здесь далеки от идеального владения инструментом. Как Чемберс(Dennis Chambers), например, который, по большому счету, приговорен играть все свои «штуки» до конца жизни. А мы настроены больше на интерактивную игру, которая требует несколько других качеств, чем большой «словарный запас». Такая игра требует глубоких знаний предмета, реакции… Хотя у Яши приличный «словарный запас». Он, конечно, должен присутствовать в определенных дозах. Но главное в том, что мы вчера играли на джеме — я на рояле, а он на барабанах, и я чувствовал, что мы были всегда вместе. И это самое главное для любой музыки. Общаться с помощью звуков. Все мы знаем, как часто люди просто находятся на сцене вместе, но, по сути, они очень далеки друг от друга. Когда все происходит — это совсем другой уровень удовлетворения от музыки. Я думаю, что и я, и Яков играли в жизни со многими барабанщиками, и у нас есть определенные ожидания, связанные с тем, что они должны играть. Поэтому, когда мы сами оказываемся за барабанами, мы стараемся воплотить тот идеал, который существует в наших представлениях обо всем этом.

Яков Окунь: Я, вообще-то, не очень верю в то, что музыкант может полноценно развиваться, играя только на одном инструменте. Тому есть масса примеров в разной музыке. Например, великий Мстислав Ростропович, который блестяще играл на рояле, выступал с концертами, превосходно аккомпанировал своей жене Галине Вишневской. Тут вообще не должно быть проблем. Просто человек должен почувствовать определенную уверенность в своих музыкантских силах: может ли он сесть за барабаны в принципе. При этом не обязательно обладать какой-то базой, навыком игры. И не надо комплексовать по поводу того, что не получается играть, скажем, хэтом на вторую и четвертую так стабильно, как играет абсолютно любой профессиональный барабанщик. Я этого до определенного времени вовсе не умел, но играл. Со временем это пришло само. Что касается разницы… разницы никакой. Это примерно то же самое, как когда ты, Женя, садишься за рояль, чтобы придумать аранжировку. Просто у тебя уходит больше времени, чтобы что-то сыграть, из-за отсутствия навыка. Все дело в практике. И в наших с Джор­джем судьбах большую роль сыграл случай. Я говорю о выборе инструмента. Наверняка и у ДеДжонетта, когда он перешел на барабаны, не было халтур. А потом просто появился Чарльз Ллойд (Charles Lloyd), поверил в него как в музыканта, и все пошло. Потом Майлс (Miles Davis). То есть были рядом какие-то талантливые люди с широким кругозором, которые поверили в то, что необязательно быть барабанщиком по жизни, чтобы здорово играть, и в этом парне есть что-то такое… удивительное, другое, отличное от всех остальных барабанщиков.

George Colligan: Да, и это «что-то» было не техникой, не виртуозным владением инструментом, но чувством, музыкальностью. Что для меня гораздо более важно. Давайте возьмем Бадди Рича (Buddy Rich). Он был невероятным «технарем», он имел определенное джазовое чувство. Но он не интерпретировал музыку так, как это делали Тони (Tony Williams) и Элвин (Elvin Jones). Или тот же Джек! Или Пол Моушен (Paul Motian). Даже со всей его техникой у него не было склонности к этому. То же самое и с пианистами. Есть тысячи пианистов, которые гораздо более техничны, чем я или Яков. Вопрос в том, что они намерены с этим делать. Я к тому, что это все не о технике, а, прежде всего, о музыке. О видении музыки.

Back Beat: Но, тем не менее, барабаны — инструмент очень физиологичный. Поэтому человек, играющий на барабанах, не может совершенно игнорировать технический аспект. Ты обязан иметь резинку для занятий, пару палок, систематически играть двойки, одиночки и т. п. Вы, господа пианисты, это делаете?

George Colligan: Конечно!

Яков Окунь: Да, разумеется.

Back Beat: Хорошо, как вы готовитесь к барабанной работе? Что входит в эту процедуру?

George Colligan: У меня дома стоит Roland V-Drum, т. к. в квартире играть на акустических барабанах возможности нет. И я обычно играю песни, которые мне предстоит исполнять. Просто песня звучит у меня в голове, я прохожу всю форму… Потом играю в разных темпах, вспоминаю то, что раньше играл. Я играю иногда рудименты по учебнику Алана Доусона (Alan Dawson). Но, в принципе, я не делаю разминки в общепринятом смысле. Ни на барабанах, ни на фортепиано. У меня есть некоторые ритмы в разных размерах, над которыми я работаю. Еще я аккомпанирую на барабанах моим фортепианным студентам. И их же я учу барабанным основам, чтобы они понимали, как происходит взаимодействие барабанщика и пианиста. Слишком многие пианисты думают только о своем инструменте.

Яков Окунь: Я ни разу в жизни не разыгрывался. Иногда бывали случаи, что появлялась возможность перед выступлением немного поиграть на барабанах. Но это был не спортивный «разогрев» мышц, а, как правило, музицирование с партнерами в процессе репетиции или саундчека. На рояле я предпочитаю делать то же самое. Такой наглый, самонадеянный подход: «вышел, сел и заиграл» как-то больше по мне. Мне интереснее не прикасаться к роялю до выхода на сцену. Вчера на фестивале я специально пришел за 10 минут до выступления, не видел рояль вообще. Мне это интересно. Сесть за незнакомый инструмент и сразу начать играть. Не «щупать», а серьезно, по-настоящему.

George Colligan: Это, между прочим, как раз то, что часто происходит в реальной жизни. Ты приезжаешь в город и прямо из аэропорта едешь на концерт. И если твои руки имеют комнатную температуру, ты должен иметь возможность сыграть все то, что умеешь. И даже если нет — ты должен уметь справляться с проблемами во время исполнения. Будь то температура или незнакомый инструмент, или неудобная акустическая ситуация. В прошлом году в Луизиане я решил немного пробежаться утром в день концерта. Перепрыгивал через ручей, поскользнулся и упал. Рука болела дико. Но играть надо было в любом случае. И мне пришлось адаптировать все партии для одной руки. И соло играть одной рукой. Это часть нашего профессионализма. У Ленни Уайта (Lenny White) были проблемы с рукой перед мировым туром RETURN TO FOREVER. Настолько серьезные, что он думал о замене. Хотел позвать Синди Блэкман (Cindy Blackman). Но то, что он делает в этой музыке, настолько уникально, что заменить это невозможно. И это вопрос не техники, а музыкального подхода, интерпретации.

Яков Окунь: Но, конечно, на барабанах я занимался и занимаюсь. Правда, мне интересно заниматься ритмом и свингом, а не техническими аспектами. Интересно постигать корни того ремесла, которое создали старые великие барабанщики, не слишком-то и продвинутые, кстати, в инструментальном смысле. Но они «делали» в тарелку так, что… ужас просто… Как, например, Билли Хиггинс (Billy Higgins). Одна из выдающихся барабанных фигур двадцатого века. Хотя в его игре было достаточное количество брака. Именно технического. Но таких людей нельзя критиковать с обычной точки зрения. Это брак… можно сказать «святой». Потому, что пульс при этом был такой, что… До сих пор слушаем и восхищаемся.

Back Beat: Джордж, давай вернемся к тому, чему ты учишь своих студентов-пианистов. Я говорю о взаимодействии барабанов и фортепиано.

George Colligan: Хорошо, но тебе тогда придется заплатить мне 70 долларов! (Смех.) О’кей. Я учу их некоторым базовым ритмам. Учу играть свинг и добавлять синкопы на разные доли в левой руке и правой ноге. Или играть небольшие фразы на фоне джазового ритма. Как Ленни Уайт любит: «Max Roach and Elvin Jones» (поет фразу на фоне свингового ритма, играя ее же при этом левой рукой).

Потом знакомлю их со всей триольной культурой Элвина. Мы играем простые фанковые грувы с использованием парадиддла. Некоторые студенты хотят научиться играть фразы «поверх тактовых черт». Я об этом уже не думаю. Просто все эти идеи сидят во мне, и я их использую на подсознательном уровне. Как, видимо, и все наши любимые пианисты, активно использующие ритмическую составляющую импровизации. Как, например, Хэрби Хэнкок (Herbie Hancock), который играет потрясающие вещи. Я учу своих студентов нечетным группировкам в размере 4/4.

Задача состоит в том, чтобы научиться чувствовать все эти три, пять и семь в форме произведения. Вот, например, для начала надо научиться играть трехдольную структуру в форме двенадцатитактового блюза (поет басовую линию рок-н-ролла).

Я не знаю… Может быть, существуют и лучшие способы научить ритмической свободе, но я пришел вот к этому. К тому, что надо овладеть этим настолько, чтобы употреблять это свободно, не думая о технологии. А ты, Яша, чему учишь своих студентов? Я имею в виду, в плане ритма.

Яков Окунь: У меня нет студентов.

George Colligan: А меня возьмешь? (Смех.)

Яков Окунь: Я никогда серьезно не занимался преподаванием. У меня было несколько учеников, но я им давал какие-то музыкальные основы джаза, в том числе и ритмические. Мой подход к ритму несколько иной. Я вижу ритм с позиции фразы. И, опять же, мои кумиры в отношении ритма — духовики. Прежде всего Сонни Роллинс(Sonny Rollins) и Джон Колтрейн (John Coltrane). Для меня мелодия первична, а потому важен не ритм, на который можно наложить какую-то мелодию, а мелодия, которую можно ритмически трансформировать тысячами способов. У меня, к сожалению, нет никаких методов. Я об этом просто никогда не думал. Это, наверное, странно звучит, но это так. Я по слуху пытался воспроизвести то, что слышал, придумывал что-то сам.

Back Beat: Это все применительно к фортепиано: ты видоизменяешь мелодию, играешь с ритмом. А как все это воплощается на барабанах?

Яков Окунь: Я исхожу, на самом деле, из самых примитивных фраз. Примитивных не в уничижительном смысле. Это фразы, которые играли Макс Роуч, наш любимый Билли Хиггинс… Даже парадиддлы, которые играл Эд Блэкуэлл (Ed Blackwell). Изумительно. Они очень простые, симметричные. Слушаются немного странно. Прелесть их в том, что они придуманы наивной душой и сердцем такого… не совсем профессионала-барабанщика. Скорее, сердцем большого музыканта. Мне не важен набор инструментов в установке — я использую то, что есть под рукой. В этом есть определенная доля риска. Мне очень нравится одна запись, где сМонком (Thelonious Monk) играет Бен Райли (Ben Riley). И у него там стоит «четверочка» — бочка, малый, хэт и тарелка. Хотя в углу томы лежат. Я не знаю, у меня нет точного ответа на такие вопросы. Мне кажется, что разного рода препятствия, которые возникают перед музыкантами, заставляют нашу голову работать в экстремальном режиме, и это дает определенные положительные результаты. Я, например, специально тренировался играть на рояле только тремя пальцами.

Back Beat: Хорошо, а как это применимо к нам? К барабанам?

Яков Окунь: На фортепиано при игре тремя пальцами возникают неожиданные аппликатуры. А на барабанах неожиданные аппликатуры могут привести к нестандартному использованию инструментов, тембров при создании фразы. Например, вместо того, чтобы начать фразу с малого барабана, начните с тарелки. Причем без бочки. И это может зазвучать довольно любопытно.

George Colligan: Возвращаясь к Бену Райли и его более чем скромному сету, я хочу сказать, что именно в таком варианте можно услышать, кто, собственно, перед тобой. Этот набор инструментов и составляет суть, сердце того, что делает барабанщик. Все остальное — это не столь важно, это как специи в еде. А суть — это какая-то интенсивность в пульсации, в исполнении даже простых восьмых, которые можно сыграть, как бы «паря» над ритмом, а можно точно «пригвоздить» каждую, добиться того самого «драйва».

Яков Окунь: Здесь можно судить об этой идеальной точности с разных позиций. Это может быть как огромным достоинством, так и недостатком. Возьмите хотя бы тарелку Билли Хиггинса: он играет джазовый ритм, по-разному трактуя триольную восьмую перед первой и третьей долями (поет). Она становится то длиннее, то короче. Трансформируется то в восьмую, то в шестнадцатую.

Также и восьмые, которые можно сыграть жестко, даже жестоко, а можно и легче, как это делает Чик (Chick Corea). У всех разная пульсация. И каждая хороша в своем контексте. Как и у барабанщиков: у Элвина одна пульсация, у Макса Роуча — другая… Вот в чем прелесть музыки. Причем любой: джаза, рока, классики.

George Colligan: С той лишь разницей, что классический музыкант может пожертвовать ритмом ради точного исполнения текста, а в джазе ритм на первом месте. Полиметры и другие барабанные хитрости могут убить ритм. И я всегда советую молодым барабанщикам сконцентрироваться на тарелке, на исполнении джазового ритма. Ведь тарелка таких мастеров, как Бен Райли, Рой Хэйнс (Roy Haynes) — это уже целая симфония.

Яков Окунь: Я, играя на барабанах, восполняю некоторое отсутствие внешнего ритма. То, что есть только у барабанщика. Барабанщик вынужден играть тот ритм, который у него есть внутри. Тогда как пианист может держать внутри себя очень жесткий пульс, но играть гораздо более свободно, отходя от базового метра. Барабанщик просто не имеет права этого делать. Тем не менее, Джек ДеДжонетт делает. И именно он первым стал так играть. Но это, скорее, исключение из правила. За барабанами я стараюсь дать воображаемому самому же себе за роялем хорошую основу для игры. Стараюсь быть лучше, чем я есть.

George Colligan: Да, пианист может играть мелодию, или аккорды, остинатные фигуры… делать паузы, оставляя пространство другим, может ограничиться несколькими нотами, или заполнить все пассажами. А от барабанщика все ждут совершенно определенных вещей. Он — «держатель» бита. Он в определенном смысле — дирижер!

Back Beat: Твоими устами… Ты имеешь в виду, что он почти все деньги себе забирает? (Смех.) Идея мне очень нравится.

George Colligan: Да, выходишь на сцену последним, кланяешься…

Back Beat: Пожимаешь руку первой скрипке и вместо барабанных палок берешь на гиг дирижерскую.

На этой веселой ноте серьезный разговор завершился. И началось самое интересное. Но это уже не для печати.

baru.pro