Барбара Фриттоли: «Хорошо, что в Сочи выступают потрясающие музыканты»

Оперная дива — о культурной составляющей Игр, прыжках с парашютом и итальянском кризисе

Фото предоставлено пресс-службой фестиваля/Алексей Молчановский

В рамках VII Зимнего фестиваля искусств под руководством Юрия Башмета в Зимнем театре Сочи прошел итальянский вечер. За пульт «Новой России» встал маэстро Клаудио Ванделли, солистами выступили Энрико Диндо (виолончель), Массимо Мерчелли (флейта), Лаура Бартолотто (скрипка) и Барбара Фриттоли (сопрано).

После концерта оперная дива поделилась впечатлениями от главного события Культурной олимпиады с корреспондентом «Известий».

— Сегодня вы блистали в образах Мими, Тоски и Аиды. Почему выбрали именно такую программу?

— Я просто выбрала то, что мне больше всего нравится. В прошлый раз я приезжала на фестиваль к Юрию Башмету с программой из Моцарта — тогда аккомпанировал камерный оркестр «Солисты Москвы». В этот раз было запланировано выступление с большим коллективом, меня попросили выбрать итальянских композиторов, что я и сделала.

— Каковы ваши впечатления от фестиваля?

— Мне очень нравится. В который раз на фестиваль приезжают большие имена, потрясающие музыканты. И это очень хорошо для Сочи, особенно сейчас, во время Олимпийских игр. Ведь очень важно не только показать спорт, но и культуру. Создать своеобразные окна в искусство.

— Вы не любите спорт?

— Конечно, мы все любим спорт. Я хожу в тренажерный зал три раза в неделю. В молодости прыгала с парашютом, каталась на коньках, занималась альпинизмом. Мне вообще нравились странные вещи. Я сделала 37 прыжков с парашютом, пока вдруг не умер мой близкий друг.

— За ходом соревнований следите?

— Да, особенно за фигурным катанием. Потому что сама шесть лет занималась катанием в детстве, в Милане. Но в итоге это оказалось слишком дорогим удовольствием для нашей семьи, и родители были вынуждены прекратить занятия. У меня есть русский друг, который рассказывал, что в России все так или иначе катаются на коньках, если не профессионально, то просто так. Потому что для России лед — нормальное явление.

В Италии же все были шокированы — неужели я действительно катаюсь? К тому же я была слишком высокой в свои 12 лет, и у меня был крошечный партнер, которому приходилось смотреть на меня снизу вверх. Сейчас же я иногда хожу в лес рядом с домом, там есть небольшое озеро, которое зимой покрывается льдом, это замечательно. Но тогда мне хотелось быть профессионалом, хотя, честно говоря, не очень получалось.

Фото предоставлено пресс-службой фестиваля/Алексей Молчановский

— А музыке вас родители учили?

— У нас была традиция. По будням они работали, да и денег особенно не было, но каждые выходные мы посвящали музыке. Всегда — Малер и Вагнер. Каждое воскресенье я была готова к посещению концерта или театра.

— Многие ваши коллеги говорят, что русский репертуар очень сложный.

— Я пою кое-что из Рахманинова по-русски и, конечно, «Вокализ». Сейчас я пытаюсь учить русский, чтобы разговаривать с друзьями и их родственниками. Это действительно тяжело. Часть из них, к сожалению, не говорит ни по-английски, ни по-итальянски, но немного — по-немецки, так что приходится общаться на нем. Но в школе я учила древнегреческий и иногда узнаю греческие символы в русских буквах, так что это мне помогает.

— А как вы воспринимаете русских певцов, поющих по-итальянски?

— Я много работала с Дмитрием Хворостовским, с Ильдаром Абдразаковым, Екатериной Губановой, Анной Нетребко — у них совершенно нет акцента, они потрясающие. Браво.

— Нет ли у вас планов выступить в Большом или Мариинском театре?

— Если меня пригласят — с удовольствием соглашусь. Особенно если это будет итальянский репертуар.

— А в «Ла Скала»?

— Не сейчас, там слишком много проблем. Итальянское правительство срезало значительную часть бюджета, которая раньше выделялась на культуру. Речь не только о музыке, но об искусстве в целом. Так что в Италии сейчас работать очень тяжело. Например, ты можешь выступить в постановке, но заплатят тебе только через год.

Не всем это подходит, поскольку нам тоже нужно есть. Да, петь прекрасно, я люблю музыку, искусство, сцену. Но чувство голода певцам не чуждо, труд должен быть оплачен. Я смеюсь, но на самом деле это не смешно. Опера ведь родилась в Италии, 65% всех опер в мире — итальянские. Мы теряем наше достояние.

— Говорят, вы часто спорите с дирижерами, утверждаете, что авторские указания в музыке никогда нельзя нарушать.

— Я считаю, мы всегда должны петь так, как написано. Кажется — что такого? Можно спеть чуть длиннее или короче. Но ведь композитор написал именно так. Почему мы должны что-то менять? Кто вы, кто я, чтобы нарушать волю автора?

Меня этому научил Риккардо Мути. И когда такая ситуация возникает, я всегда говорю — нет, маэстро, здесь нет замедлений, так не написано. Это ведь всё равно, что взять Пушкина и вместо текста читать другие слова. Это же ужасно и неправильно. Я не имею права это делать, я ведь только Барбара.