«Для меня самое главное — музыка».

Фортепианная школа:

Об Александре Яковлеве можно сказать: «Ученик Бетховена и Листа».

Учитель Александра — Сергей Осипенко учился у Льва Оборина и Михаила Воскресенского, Оборин и Воскресенский были учениками Константина Игумнова, Игумнов — Александра Зилоти, Зилоти — Ференца Листа, Лист — Бетховена.

Некоторые награды:

Первая премия Международного конкурса пианистов «Ettore Pozzoli» в Италии (2013)

Первая премия «Cincinnati World Piano Competition» в Цинциннати, США (2012)

Первая премия Международного конкурса пианистов в Вернигероде «Neue Sterne», Германия (2012)

Первая премия и Приз зрительских симпатий Международного конкурса пианистов в Такамацу, Япония (2010)

Первая премия Международного конкурса пианистов в Мадриде «Nueva Acropolis», Испания (2007)

Гран-при Международный конкурса пианистов в Риме «Chopin -Roma», Италия (2006)

Первая премия и Приз зрительских симпатий Международного конкурса пианистов в Пинероло «Citta di Pinerolo», Италия (2006)

Первая премия Международного конкурса пианистов «Artur-Schnabel» в Берлине, Германия (2004)

Всего более 50 наград.

Увлечения: техника, философия, театр, джаз, композиция.

Владение языками: английский, немецкий, итальянский.

Высказывания прессы: «Сцена служит ему мольбертом, клавиатура — красками. Легкий взмах кисти — и палитра звуков, превратившись в невесомые образы, уже витает в воздухе, медленно обволакивая слушателей и растворяясь в их сердцах».

«Виртуоз и мыслитель, Александр Яковлев обладает собственным стилем, основанным на глубоком прочтении замысла композиторов».

«Страстный темперамент и глубинный психологизм, свойственный его игре, позволяет держать слушателя в напряженном внимании…».

Из интервью Александра Яковлева:

О детстве: «…в 5 лет я увидел фортепиано за пыльной витриной какого-то магазина и стал просить бабушку и дедушку купить мне его. Тогда, в конце 80-х, захотеть фортепиано для ребёнка было также естественно, как сейчас — машинку на радиоуправлении».

О первых успехах: В девять лет Александр уже выступал с Ростовским симфоническим оркестром. В 12 впервые стал лауреатом крупного международного конкурса. В 17 получил стипендию Ростроповича.

О Ростроповиче: «Сам Ростропович мне и позвонил, пригласил к себе. И мы, несколько человек, которым в тот момент выделили эту стипендию, пили с ним и Галиной Вишневской чай. Он рассказывал какие-то забавные случаи. Галина Павловна его даже чуть одёргивала, не позволяла быть рубахой-парнем. Ведь он был напрочь лишён звёздности и ко всем — хоть к министру, хоть к студенту относился одинаково».

О верности родному городу: «Знаете, конечно, уехать можно было бы. И если я замучаю всех своими концертами, которые организовываю… Я тогда плюну и уеду (смееется). Но если говорить серьёзно, у меня в Ростове родители, ученики. Да, безусловно, родителей можно было бы отвезти в ту же Германию. Но, понимаете, возможность выезжать за рубеж, зарабатывать там концертами у меня есть и сейчас. А всё же разница в менталитете по сравнению с той же Германией чувствуется. Здесь можно с друзьями поболтать о смысле жизни. А в Германии иной раз скажешь что-то и видишь, что человек думает: мол, какой-то ты странный. Другими словами, мне пока в Ростове комфортнее».

О статусе: «Пытаюсь расширить ряды слушателей. Мечтаю сделать фортепианную музыку интересной, например, для технической интеллигенции, которой в Ростове много. Что делаю? Звоню на завод, на предприятие, рассказываю: у нас намечено такое-то мероприятие. Мне отвечают: „Господи, ну зачем нам ваше мероприятие?“ Но потом, смотришь, люди приходят. А вообще сегодня интерес к классической музыке возрастает. Залы заполняются. Иногда меня упрекают: дескать, тебе не по статусу бегать и клеить афиши, кого-то зазывать. Но я о статусе не думаю. Для меня самое главное — музыка».

О поклонницах: Они есть. Но все же сегодня фанатки донимают звезд шоу-бизнеса, а не исполнителей классики. Вот в 19-м веке, да, все было иначе. Самым большим любимцем женщин был композитор Ференц Лист. Это был могучий венгр с длинными чёрными, как смоль, волосами — производил впечатление эдакого обольстителя. Хотя по натуре им не был, в конце жизни вообще стал аббатом. В общем, к тому, чтобы иметь толпы поклонниц, я не стремлюсь.

О конкурсном мире и своем опыте: «Сейчас по возрасту я не подхожу под большинство конкурсов, поэтому могу говорить то, что думаю и не бояться, что меня накажут. Многие считают, что конкурсы могут реализовать мечту пианистов — попасть в „обойму“, играть большое количество концертов: у некоторых бывает до 25 в месяц. Но мне непонятно, как можно нести чистую искреннюю музыку 25 раз подряд в месяц. Конкурсомания — это болезнь. Недавно я отдыхал в Неаполе, увидел там афишу какого-то конкурса, не удержался — и выиграл его. Это была по счету моя 55-я или 56-я премия — я перестал считать на цифре 50. На гастролях в Японии известная журналистка — жена представителя „Fazioli“ Алика Вайля — просила меня надиктовать книгу для японцев на тему „как выиграть конкурс“. Их интересует, есть ли какая-нибудь система, ноу-хау. Системы, на самом деле, нет. Просто к каждому выступлению я пытался подходить, как к концерту. Но на это нужно много здоровья, потому что иногда бывало и по 7, и по 10 конкурсов за лето. Мне просто нравилось играть такое количество концертов. При этом я не подходил ни под один из господствующих шаблонов ни в облике, ни в интерпретациях. Задаю себе вопрос: как же, в таком случае, в принципе было возможно выигрывать конкурсы? Я спрашивал у разных членов жюри, они говорили: „Ты просто раздражаешь, потому что твоя игра бывает настолько смелой, что мы поражаемся твоей наглости! Как можно не дать первую премию?!" Я старался общаться с членами жюри, и сейчас у меня много связей и знакомств, но я уже не могу ездить по конкурсам, так что „мафия“ не состоялась. Вот если бы эти связи были лет 10 назад, я был бы настоящим „криминальным авторитетом“. Но я всегда ездил на конкурсы, не зная никого из судей. И один из членов жюри, присудивший мне 7 первый премий на разных конкурсах, как-то раз возмутился: „Ко мне люди ездят на мастер-классы, записываются за 3 года, советуются, можно ли поучаствовать в конкурсе, а ты седьмой раз подряд получаешь из моих рук первую премию, и мы даже не знакомы!“

Думаю, я брал только искренностью исполнения, потому что всегда играл честно и увлеченно. Более того, это всегда было анти-стериотипно и анти-конкурсно. У меня до сих пор нет системы занятий. У японцев, китайцев строгий график, а я мог не заниматься несколько дней, чтобы „выносить“ какую-то идею“.

То есть Вы выходили на конкурсные прослушивания после продолжительного перерыва в занятиях?

„Да, иногда была такая практика. Бывало, я готовился к конкурсу уже в процессе участия в нем. Мне важно было „стряхнуть пыль“ с заигранного и всем известного репертуара. Не секрет, что все уже сказано, все сделано, и удивить каким-то неповторимым стилем исполнения нельзя. Можно только поразить естественностью выражения и полной самоотдачей. Это всегда заметно и заставляет слушать.

Полезным для меня был конкурс в Такаматцу, один из самых известных, потому что организаторы делают хорошую раскрутку по Японии, дают отличные оркестры. Мне не раз доводилось играть с Токийским камерным оркестром, это очень престижно. В этом году мне организовали гастроли и даже записали диск. Интересный конкурс был в Америке в Цинциннати, я в 2012 году там получил первую премию. Это старейший американский конкурс, но в то же время растущий и с большим будущим. Думаю, через 3–5 лет он будет в тройке крупнейших. Я там играл Четвертый концерт Бетховена — совсем не конкурсное сочинение. Удивительно: мне с этим концертом удалось одержать 4 или 5 побед.

Помимо прочего, конкурс — удивительная возможность посмотреть страну. Я всегда находил время погулять по городу и сходить в музей.

Конкурсы нужны, главным образом, для того, чтобы как-то „засветиться“ в широком музыкальном мире. Это можно сделать и с помощью пиара. И здесь разные способы возможны, начиная со всяких женских „штучек“ — красота всегда была и будет во главе угла — и, заканчивая тем, что молодые артисты пытаются быть похожими на великих композиторов или исполнителей, иметь такую же прическу и такой же макияж. Я знаю нескольких немецких менеджеров, которые штампуют таких „звезд“. Сейчас процветают разного рода стереотипы. Публике нужен готовый „продукт“. Но это в Европе — в России всегда была своя система критериев. Европеец хочет увидеть лауреата таких-то конкурсов, выступившего с такими-то дирижерами, переигравшего в таких-то залах — например, Concertgebouw, Musikverein, Карнеги-холл, то есть — портфолио. Именно по нему он принимает решение — пойти или не пойти на концерт. Кроме представительного портфолио, важно сделать качественную фотографию. При этом здорово, если ты похож на Шопена или Листа — это сейчас самые популярные стереотипы. Например, в последнее время активно раскручивают Яна Лисецкого. Парень выучил один или два концерта — он не успел наработать большой репертуар — но уже играет по всему миру, его крутят на всех каналах: ему 19 лет и он похож на Шопена. Его перспективность, как музыканта — не главное, он — готовый продукт. Но это антимузыкально! Когда ученица Сергея Васильевича Рахманинова спросила, о чем до-диез минорная прелюдия, он ответил, что „это когда нечего кушать“. Музыка является, прежде всего, неким посланием, и человек должен работать, чтобы добраться до сути.

К сожалению, музыка сейчас — это шоу-бизнес, бесконечный конвеер с быстроиграющими, поражающими виртуозностью, красивыми, блестящими и накрашенными людьми.

Я тоже столкнулся с шоу-бизнесом. В Японии очень любят изображения артистов любого рода. Одна карикатуристка нарисовала мой портрет, а я заказал сделать значки с его изображением. После концертов в Японии стояла огромная очередь, никто не хотел автограф, зато все хотели купить значок. Я тогда пожалел, что не сделал майки с карикатурой (смеется). Лан-Лан этим тоже пользуется — кроссовки выпускает. Конечно, это смешно и не имеет отношения к искусству. Я человек с юмором, и мне просто было интересно, что будет, если сделать значки — и это сработало. Часто самые банальные и простые решения могут быть полезны для собственной раскрутки. И молодые пианисты, похожие на Шопена или Листа всегда будут будоражить богатых швейцарских тетушек. Конечно, карьера такого музыканта пойдет вверх, но что он оставит после себя в истории? Все это, на мой взгляд, темное пятно на исполнительстве в высоком понимании этого явления“.

О том, что определяет успех на конкурсе

„Индивидуальность. Всегда. У меня есть интересный пример. На последнем конкурсе в Такаматцу победила корейская пианистка. Я решил послушать её и был шокирован тем, насколько её запись Четвёртого концерта Бетховена похожа на мою! Сложилось впечатление, что она проработала весь алгоритм моего выступления, „выточила“ все фразы, интонирование — сделала всё, как по лекалу. И жюри не разобралось, что это просто копия. Я написал этой пианистке и спросил, насколько ей знакома моя запись. И она мне честно ответила, что, в основном, занималась именно под неё (поскольку именно я победил на этом конкурсе ранее). Но я-то, играя на конкурсе, просто исполнял Бетховена, как я его понимаю и чувствую, причём каждый раз по-разному. Очень часто лауреаты крупнейших конкурсов просто копируют чьи-то записи. Они пытаются просчитать какие-то алгоритмы, плотность звука, движения тела — основательно изучают, но не понимают, что человек творил музыку, а не создавал лекало для копирований. Мне достаточно в течение 5 секунд послушать какого-нибудь лауреата — не всегда, конечно, но очень часто — и я понимаю, кого он копирует. Это так распространено, что уже есть копии копий! Скоро просто нечего будет копировать“.

Чем отличаются конкурсы в Европе, в Азии и в Америке?

„Старушка“ Европа очень традиционна. В моде по-прежнему игра высшего качества, тщательно продуманная интонационная работа в рамках сложившихся традиций, чистота стиля с аутентизмом.

Америка, несмотря на то, что там стараются привить европейские традиции, всё же далека от Европы не только географически, но и во вкусах. Однако этого не скажешь об американских оркестрах, которые являются одними из лучших в мире. В Америке сильнее ощущается контакт с публикой, поэтому исполнители часто ориентируются на темперамент, происходящий зачастую из трезвого расчёта. Ведь если на конкурсе весь зал встанет, то жюри будет труднее такого конкурсанта „завалить“. В Европе всё это также есть, но в меньшей степени.

В Азии пока нет настоящей конкурсной традиции. В Китае конкурсы совсем молодые: им по 5–6 лет, но за счёт денег и ангажементов они постепенно набирают вес. Старейшие азиатские конкурсы — в Японии: в Хамамацу и в Сендае. Японцы специально посещают европейские конкурсы и скрупулёзно изучают все вопросы их организации, пытаются вывести правила создания крупного и популярного конкурса. Ажиотаж среди публики в Японии небывалый. Даже в маленьких городках есть хорошие залы с тысячей и более мест — и все они заполнены во время конкурса. В обществе идёт жаркое обсуждение состязаний, их записи в YouTube набирают сотни тысяч просмотров».

sgaf.ru