Филипп Копачевский: иногда я чувствую себя человеком из XIX века

24-летний Филипп Копачевский — не только пианист, но и художник, которого однажды вдохновил Таллинн. фото: архив Филиппа Копачевского

Новогодним подарком любителям музыки стал сольный концерт молодого российского пианиста Филиппа Копачевского, состоявшийся в начале января в столичном концертном зале «Эстония».

«Я люблю всю музыку, которую играю, — говорит Филипп. — А ту, которую не люблю, стараюсь не играть. Если произведение открывается не сразу, я пытаюсь его понять, проникнуть вглубь, в самую суть — и наступает момент, когда музыка начинает мне нравиться и мы с ней становимся единым целым».

И правда, невозможно усомниться в искренности слов Копачевского. Как и в искренности его игры — живой, романтически взволнованной, вдохновенной. Играет ли он Равеля, Шостаковича, Моцарта, Чайковского или — как у нас в Таллинне — Шумана и Шопена, Брамса и Яначека, музыкант с первых же нот заставляет себя слушать. Красивый певучий звук, тонкая нюансировка, яркая, почти зримая образность, филигранная техника…

Наша беседа состоялась после таллиннского концерта, прошедшего с огромным успехом. Для Филиппа это не первая встреча с нашей публикой — в 2011 году пианист приезжал в Таллинн с Владимиром Спиваковым и Национальным филармоническим оркестром России. Минули годы, и юный, подающий надежды студент консерватории стал солистом Московской филармонии, участником программы «Звезды XXI века». Его гастрольный график впечатляет: это и города России от Москвы до Владивостока, и страны Европы, Северной и Южной Америки, Япония… В репертуаре 24-летнего пианиста — музыка разных эпох и стилей вплоть до сочинений композиторов XX века. Особое место в репертуаре Филиппа занимает романтическая музыка — Шопен, Шуман, Лист, Брамс…

О Шумане, Библии для пианистов и о балете

— Судя по стилю игры и программе концерта вы — романтик по мироощущению?

— Сложно сказать, но романтика мне, действительно, очень близка. Более того, иногда я чувствую себя человеком из XIX века. И литературу, и живопись люблю именно этого периода.

— У вас никогда не возникало желания перенестись, пусть мысленно, в Россию XIX века?

— Бессмысленно желать того, что невозможно. Я люблю наше время. Оно замечательное, очень интересное. А романтику можно найти всегда и везде. Вот я сейчас играл романтическую музыку — значит, есть что-то романтичное и в нашем времени. Ведь музыка живет во времени. Это такое же явление природы, как облака, как листья на дереве…

— Слушая «Карнавал» Шумана в вашем исполнении, я думала, что это ведь и ваш мир — яркий, многоцветный, образный, полный контрастов. Вы много играете Шумана?

— Шуман — один из моих любимейших композиторов, и я играю его с большим удовольствием. Мир его музыки чрезвычайно разнообразен. Роберт Шуман бывает и очень тонок, и прямолинеен — как, скажем, в «Марше давидсбюндлеров» в конце «Карнавала». Он постоянно бросается в крайности: пламенный, страстный Флорестан и диаметрально противоположный мечтательный, лиричный Эвзебий — две его сути, это, можно сказать, музыкальный автопортрет Шумана. Его жизнь была полна крайностей — сумасшедшая любовь, семейное счастье и трагический конец, болезнь, безумие… Думаю, что если бы все в его жизни было гладко и благополучно, он бы не был столь эксцентричным в творчестве — как, например, в «Крейслериане». Каков человек, такова и его музыка. В отличие от Шумана у Шопена, тоже романтика, все сбалансировано, все в гармонии.

— Рахманинов называл произведения Шопена «Библией для пианиста» и сам играл Шопена почти каждый день. Почти половину программы вы отдали Шопену. Что для вас значит его музыка?

— Я много играю Шопена — и соло, и с оркестром. Несколько лет назад записал в Японии диск с произведениями Шопена… Да, принято говорить о музыке Шопена как о Библии фортепианного искусства. Это и в самом деле так. Но, на мой взгляд, Шопен не просто постиг сущность фортепианного исполнительства — он вышел за его рамки и устремился к чему-то высокому, прежде недосягаемому, некоему идеалу.

— У вас был интересный опыт, связанный с музыкой Шопена: вы участвовали в постановке балета Without на его музыку в Мариинском театре. Сложно было?

— Я с большим удовольствием участвую в этом спектакле, который поставил Бенджамин Мильпье — многие знают его по фильму «Черный лебедь», в котором он как хореограф ставил танцы для своей жены, актрисы Натали Порт­ман. Российская премьера балета состоялась в 2012 году, а скоро я буду играть Without в Нью-Йорке. Это балет о любви и ее потерях. На сцене пять балетных пар, танцующих под композицию из 15 пьес Шопена: прелюдий, этюдов… Считается, что в балетном спектакле музыканту приходится все время подстраиваться под артистов. Я этого не заметил. Танец в Without поставлен так хорошо, что идеально подходит музыке Шопена и оставляет пространство для самовыражения пианиста.

На одной волне со Спиваковым и Гиндиным

— Что вам больше по душе — игра соло, или с оркестром, или камерное музицирование? Недавно вы сыграли с Александром Гиндиным, и он весьма лестно отозвался о вас, а ведь раньше Гиндин играл с таким выдающимся пианистом, как Николай Петров. Вы собираетесь продолжить сотрудничество с Гиндиным?

— Безусловно, если будет такая возможность. С Александром Гиндиным мы сыграли несколько интересных концертов. Он — замечательный, чуткий музыкант, с которым легко и приятно работать. В ближайшем будущем мне предстоит дуэт с другим прекрасным пианистом, ассистентом профессора Сергея Леонидовича Доренского, профессором Павлом Тиграновичем Нерсесьяном (педагоги Копачевского в Московской консерватории — Т.У.). С ним у нас тоже был совместный концертный опыт, и мне очень приятно, что сотрудничество продолжается.

Что касается игры с оркестром или соло, я равно люблю и то, и другое. Игра с оркестром позволяет испытать непередаваемое ощущение сотворчества очень многих музыкантов, но это возможно лишь в случае, если пианист, дирижер и оркестр настроены на одну волну, буквально дышат в унисон. Сольный концерт — это совсем иное, здесь музыкант на сцене — воплощение одиночества. Ему важно наладить контакт с публикой, особенно — добиться тишины. Порой сделать это непросто, но все в наших руках.

— Я не ошибусь, если скажу, что важную роль в становлении вас как музыканта — кроме, разумеется, ваших родителей-музыкантов и педагогов — сыграл Владимир Спиваков?

— Владимир Теодорович до сих пор играет очень большую роль в моей жизни — уже четыре года мы с ним сотрудничаем как с дирижером Национального филармонического оркестра России и «Виртуозов Москвы». Для меня всегда огромное удовольствие выступать с маэстро: он фантастический музыкант, который во многом мне помог, к тому же он — превосходный наставник: каждое совместное выступление с ним многое дает мне как музыканту. Я играл на его фестивалях и в Кольмаре, и в Перми. Он приглашает меня на свои концерты в Москве, в Сочи. Для меня это большая честь.

— Вам ведь посчастливилось общаться и играть с Ростроповичем?

— Когда мне было 11 лет, я стал стипендиатом Фонда Ростроповича. Тогда Мстислав Леопольдович возил нас, юных музыкантов, по всему миру. Мы выступали в Вигмор-холле в Лондоне, в зале Гаво в Париже. А самое главное — у нас была возможность с ним общаться. Мстислав Леопольдович был замечательным человеком, теплым и простым в общении. Однажды мне довелось играть с оркестром под его управлением Второй концерт Шопена. Он интересовался моими композиторскими задатками — лет в 13–14 я писал оперу, струнный квартет… Сейчас я этим уже не занимаюсь. Чтобы сочинять, нужно целиком погружаться в эту работу, сочинение музыки не терпит дилетантства.

— Вы не пробовали делать фортепианные транскрипции?

— Они тоже требуют много труда и времени. Есть эталонные фортепианные транскрипции, но их не так уж много, большинство принадлежит Листу, Гинзбургу, Горовицу, Амлену. Но есть шедевры, к которым, как мне кажется, нельзя прикасаться: они написаны для оркестра и в фортепианном переложении будут уступать оригиналу. Только если я буду уверен в том, что моя транскрипция не хуже оригинала, я за это возьмусь.

Пярт, Гессе и мольберт

— Где-то я прочитала, что вы играете музыку Арво Пярта…

— Да, я играл Пярта, но только одну пьесу — «Зеркало в зеркале». Это абсолютно гениальная музыка! Пьеса длится восемь минут — и все эти восемь минут ты словно в другом измерении. Недаром Альфонс Куарон взял ее в свой фильм «Гравитация» — эта пьеса звучит в сцене невесомости… Я люблю современную музыку и по возможности стараюсь включать ее в свой репертуар. Среди ныне живущих композиторов — немало замечательных, скажем, Вячеслав Артемов.

— Приезжайте к нам играть Пярта! И Чайковского — в юбилейный, 2015 год, когда будут отмечать 175-летие со дня рождения Петра Ильича, это было бы уместно. Кстати, не собираетесь ли вы снова, спустя четыре года, вступить в эту бурную, непредсказуемую реку под названием «конкурс Чайковского»?

— Благодаря Московской филармонии у меня сейчас очень насыщенная концертная жизнь. Много выступлений проходит под эгидой юбилея Петра Ильича: в моей программе есть Первый и Третий концерты, «Времена года», многое другое. Это замечательная музыка! Я рад, что у нас широко отмечается юбилей гениального Петра Ильича. И конкурс должен стать лицом юбилейного года. Но об участии в нем я еще не успел подумать.

— При столь загруженном графике выступлений остается ли у вас время на что-то, кроме музыки? Говорят, вы книгочей. Кто и что входит в круг вашего чтения?

— Из русских писателей — Чехов, которого я готов перечитывать без конца. Из зарубежных — Герман Гессе, особенно «Степной волк» и «Сиддхартха». Из современных писателей отмечу Макса Фрая, создавшего увлекательный фантастический мир, в который погружаешься моментально. Как в детстве — в «Гарри Поттера» Джоан Роулинг.

— Есть ли у вас какое-то увлечение, хобби?

— Пожалуй, это живопись, хотя я не стал бы называть ее серьезным увлечением — чтобы заниматься чем-то по-настоящему, нужно располагать временем. В связи с плотным гастрольным графиком у меня его немного, но в данный момент живопись — это то, что по-настоящему меня занимает. Недавно жена подарила мне мольберт и масляные краски — раньше я рисовал только акварелью и акрилом. Рисую пейзажи, абстрактные композиции… Между прочим, вдохновением для одной из моих картин послужила поездка в Таллинн.

Справка «ДД»

Филипп Копачевский родился 22 февраля 1990 года в Москве в семье музыкантов: мать — скрипачка, отец — флейтист.
Учился в Центральной музыкальной школе (класс К. Шашкиной), затем — в Московской государственной консерватории, которую окончил в 2013 году (класс проф. С. Доренского). Ныне — аспирант МГК.
Лауреат восьми международных конкурсов, в том числе X международного конкурса пианистов им. Шуберта (Германия), конкурса Le Muce (Италия), конкурса имени Владимира Крайнева (Украина), XV международного конкурса имени Хосе Итурби (Испания).
Солист Московской государственной академической филармонии. Участник программы «Звезды XXI века».

rus.postimees.ee