Госоркестр имени Евгения Светланова открыл сезон в Москве

Игру Патриции Копачинской женской не назовешь. Фото Веры Журавлевой предоставлено пресс-службой оркестра

Главный дирижер и художественный руководитель ГАСО им. Светланова умеет традиции и чтить, и заводить. С его приходом оркестр каждый год играет в Клину — на церемонии посвящения в студенты Мерзляковского училища (это тоже традиция, и сам Юровский в юные годы был ее участником). Традицию ежегодных концертов памяти Светланова маэстро поддержал: каждый год в сентябре госоркестр посвящает концерт Евгению Федоровичу.

В будущем году госоркестру исполнится 80, формально это событие будущего сезона, декабрь 2016-го. Но уже этот сезон госоркестр посвящает своему юбилею. Так, Владимир Юровский на концерте в Большом зале консерватории объявил, что к 80-летию коллектива госоркестр исполнит 80 российских премьер. (Тут организаторы концертов должны содрогнуться, ибо если это не забытые сочинения Средневековья, то каждая новая премьера требует авторских отчислений. А слушатели — обрадоваться, что они, собственно, и сделали.) Таким образом, главный дирижер ГАСО продолжает линию легендарного Светланова, который кроме генерального курса на русскую музыку позволял себе исполнять партитуры современных (в том числе и западных) композиторов.

Право стать первым из 80 выпало Владимиру Тарнопольскому и его сочинению для симфонического оркестра «Дыхание исчерпанного времени», написанного в 1994 году по заказу Мюнхенской биеннале. В России чаще звучит камерная музыка композитора: Владимир Тарнопольский — художественный руководитель ансамбля «Студия новой музыки», его камерная музыка так или иначе в России звучит (но, надо сказать, не чаще, чем музыка других авторов — преимуществом худрука Владимир Григорьевич не пользуется), но вот опусы для симфонического оркестра, как и большие оперные полотна, куда реже. Образ пьесы очень емко описал сам композитор — как звучащую метафору «Соляриса» Тарковского. Развивая сферу музыкального времени, в данном случае — как медленно развертывающееся, Тарнопольский действительно рисует образ бесконечности, которую невозможно осознать: от тишайшего пианиссимо, возникающего ниоткуда, без единой цезуры, ткется полотно на 20 минут. Можно было бы сравнить эту пьесу и с другой планетой — Меланхолией, но только с поправкой на то, что угрозы она не представляет, а приближается к слушателю, потрясая своей красотой, и растворяется.

В программе, посвященной Светланову, вполне уместно смотрелась первая симфония Рахманинова, исполненная оркестром с тем, «старым», светлановским качеством — дирижер попытался сгладить несовершенство формы и почувствовать будущего блестящего симфониста. Услышь Рахманинов эту интерпретацию, может, и не уничтожил бы партитуру и депрессия обошла бы стороной. Хотя, как говорится, история сослагательного наклонения не знает. Не провались симфония — подарил бы Рахманинов миру Второй фортепианный концерт?

Второй скрипичный концерт Бартока оркестр исполнил вместе с Патрицией Копачинской — скрипачкой безумно обаятельной. Босая, в красном платье, фасон которого нельзя не отметить (словно на примерке у портнихи — с крупными стежками и рукавами, оставшимися не пришитыми), артистичная, виртуозная, с особым отношением к музыке — и с музыкой. За ней интересно наблюдать: на одном квадратном метре, что занимает солист, она устраивает представления, то отворачиваясь от дирижера и обращаясь к музыкантам оркестра, корреспондируя с важным в этот момент партитуры инструментом, то, напротив, почти выходит «в зал», но не ради театральности, не ради эффекта. Хотелось бы услышать в исполнении этой скрипачки новую музыку, тем более что композиторы пишут специально для нее. Быть может, в одной из оставшихся 79 премьер?

Марина Гайкович
Зав. отделом культуры «Независимой газеты»

www.ng.ru