ПЕРВЫЙ МИНИ-ФЕСТИВАЛЬ VIOLA IS MY LIFE В КУЛЬТУРНОМ ЦЕНТРЕ ДОМ
© Светлана Селезнева
Еще в конце 1970-х годов молодой Юрий Башмет, вступив в борьбу с советской бюрократической системой, сумел добиться от Госконцерта резолюции «Считать альт сольным инструментом в виде эксперимента». В случае с Башметом эксперимент удался на славу, однако последующим поколениям альтистов легче не стало: попасть на большую концертную эстраду и сделать себе имя по-прежнему гораздо сложнее, играя на альте, чем, например, на скрипке. Традиционные способы раскрутки в виде побед на резонансных конкурсах и прилагающихся к ним публикаций в прессе, гастрольных турне и контрактов со звукозаписывающими компаниями здесь не работают — просто потому, что альтовой номинации на таких конкурсах нет. Специализированные соревнования альтистов, как правило, остаются узкоцеховыми событиями. Остро встает вопрос репертуара, ограниченного в рамках консерваторского курса в основном музыкой XIX — начала XX века, — ориентируясь только на него, стать полноценным участником современного музыкального процесса вряд ли возможно. Вот и получается, что спустя несколько десятилетий после появления исторического документа солирующий альт все еще приходится считать чем-то вроде эксперимента, решиться на который способны только самые отважные.
Один из них — 32-летний альтист Сергей Полтавский, сотрудничавший с оркестрами «Виртуозы Москвы» иMusicAeterna, востребованный камерный музыкант. Редко какой московский концерт современной музыки с участием альта обходится сейчас без него. Он — автор и руководитель фестиваляViola Is My Life, прошедшего в Культурном центре ДОМ.
Идея фестиваля — не только доказать состоятельность альта как сольного инструмента, но и представить его в неожиданном амплуа, сломать стереотипы. А их немало — в том числе и по отношению к самим музыкантам, играющим на этом инструменте (как известно, альтисты — абсолютные фавориты музыкальных анекдотов, на шутки в духе «Как заставить альтиста играть с горящими глазами? Посветить ему в ухо фонариком» они не только не обижаются, но, как правило, с готовностью рассказывают парочку еще более жестких историй).
Родился фестиваль благодаря исследовательским штудиям Полтавского, открывшего целый пласт практически неизвестной у нас современной музыки — в основном американской. Это и завораживающий потусторонней экспрессией альтовый дуэт Майкла Доэрти с говорящим названием «Viola Zombie»; и квартет-перформанс «Fortune» Фредерика Ржевского для четырех альтистов, произносящих во время игры текст 29-го сонета Шекспира и в соответствии с ним перемещающихся по сцене; и антивоенный манифест Билла Альвза «Mass Destruction» для альта в сочетании со звуковой дорожкой, слепленной из призывов политических лидеров к войне; и радикальный альтовый квартет"Under the Radar» Стивена Сноудена со звукоподражательными взлетами и падениями самодельного планера.
Не все прозвучавшие произведения были равноценны с художественной точки зрения, но то, что такого альта мы раньше не слышали, — это факт. Были представлены и минималисты в лице Павла Карманова и Георгия Пелециса, и неоромантическая кантиленная «Lauda (con sordino)» англичанина Гэвина Брайерса для альта, фортепиано и электрогитары. Подчеркнув, что Viola Is My Life — фестиваль не авангардной, а альтернативной музыки, Полтавский уточнил: «Мне уже несколько раз задавали вопрос — альтернативной чему? Я могу ответить: мы исполняем музыку, альтернативную той, которую позволяют играть педагоги в Московской консерватории».
© Светлана Селезнева
Знаменитая реплика Жванецкого про то, что, может, в консерватории надо что-то подправить, вспоминается и в связи с тем, что первый фестиваль, посвященный альту и инициированный классическими исполнителями, был проведен на андеграундной площадке, а не на сцене консерватории, выпускниками которой все участники фестиваля являются. Парадоксально, но кафедра альта под руководством Юрия Башмета, когда-то со всем пылом молодости боровшегося с косностью советских концертных организаций, сегодня сама превратилась в строжайший оплот академизма, занимающего оборонительную позицию по отношению к экспериментальным веяниям XXI века.
Нынешняя жизнеспособность обширного альтового репертуара, созданного в свое время советскими композиторами в расчете на исполнительское искусство Башмета и, безусловно, представляющего интерес в историческом контексте, — вопрос неоднозначный. Альтист, стремящийся сегодня занять место на музыкальном олимпе, должен создавать свои собственные эксклюзивные программы — погружаясь в live-электронику, осваивая параллельно виоль д’амур, сотрудничая напрямую с современными авторами. Возможно, именно в этой неопределенности современного амплуа альта и заключается его богатейший потенциал. Не говоря уже о том, что его специфическое звучание, сочетающее особый доверительный тон с брутальностью и жесткостью, может вдохновить композиторов самых разных стилей — что с успехом продемонстрировал первый альтовый мини-фестиваль.
Полтавский стал безусловным его героем — не только как идейный руководитель проекта, сумевший привлечь на голом энтузиазме полтора десятка ярких музыкантов, но и как исполнитель, безупречно владеющий инструментом: чистый и глубокий тембр, филигранная штриховая техника и тотальная вовлеченность в музыку. В «Лауде» Брайерса каждый звук бесконечной альтовой мелодии был сыгран с такой обжигающей искренностью, что в тишине, воцарившейся на несколько секунд после ее окончания, ясно чувствовалось всеобщее нежелание нарушать аплодисментами это фантастическое звуковое пространство.
У альтового фестиваля есть все задатки для успешного развития в дальнейшем: интересный репертуар, объем которого будет увеличиваться с каждым годом, звездная команда, куда вошли — помимо альтистов Максима Новикова, Ирины Соповой, Михаила Ковалькова, Ксении Жулевой, Сергея Тищенко, Анны Журавлевой, Дарьи Филиппенко и самого Сергея Полтавского — лучшие музыканты поколения: контрабасист Григорий Кротенко, арфистка Валентина Борисова, виолончелист Евгений Румянцев (сыгравший на электрогитаре), пианист Павел Домбровский, скрипач Карэн Шахгалдян. Но, наверное, главное достоинство фестиваля — это совершенно невероятное для нашего времени творческое горение, передающееся от руководителя всем участникам, а затем и публике. Все точки надi расставляет название, отсылающее к одному из самых известных произведений Мортона Фелдмана «The Viola in My Life», но отличающееся от него всего на одну букву. Если у Фелдмана это философское «Альт в моей жизни», то у Полтавского страстное «Альт — это моя жизнь».
текст:
Елена Мусаелянwww.colta.ru