Американская академия звукозаписи Дмитрия Хворостовского (уже посмертно) на премию «Грэмми» за запись вокального цикла «Отчалившая Русь» Георгия Свиридова, сделанную вместе с дирижером Константином Орбеляном. Маэстро, также номинированный на премию за эту запись, только что выступил в Петербурге в Президентской библиотеке на закрытии фестиваля «Петербургские набережные» вместе с американским тенором Лоуренсом Браунли. Он рассказал «РГ» о своем долгом и плодотворном творческо-дружеском союзе с певцом.
Он обнял меня и сказал: «Мы будем друзья навсегда». Фото: Из личного архива Константина Орбеляна
Насколько, на ваш взгляд, политизирована «Грэмми»? В прошлом году была номинирована Анна Нетребко с абсолютно прорывным диском «Веризм», а досталась награда британскому тенору Йэну Бостриджу и немецкой сопрано Доротее Рёшманн с очень хорошими, качественными альбомами, но отнюдь не «новым словом» в искусстве.
Константин Орбелян: В классике не может быть все политизировано. Это в попсе смотрят на самых известных, продаваемых, громких. А здесь, я думаю, все решается достаточно объективно, путем голосования. Награждение в номинациях классической и популярной музыки проходит в один день, только в классике — днем и в более скромной обстановке. Вызывают, лауреаты выходят, произносят ответное слово. В этот раз будет отмечаться еще и 60-летие «Грэмми», и церемония пройдет 28 января в «Мэдисон-сквер-гарден», куда попадет от 15 до 20 тысяч человек. Я уже однажды выдвигался на «Грэмми» за диск, записанный с тенором Лоуренсом Браунли. Получить не получили, но в номинации засветились, а это уже очень престижно. Будем надеяться, что диск Дмитрия Хворостовского получит награду. Кстати, наш диск Свиридова был выдвинут еще и на International Classical music awards.
Вы — единственный дирижер, с которым Дмитрий Хворостовский записывал сольные альбомы, если не считать его ранней записи с Валерием Гергиевым на «Филипс» с ариями Верди и Чайковского. Как возник такой крепкий союз?
Константин Орбелян: В свое время я работал с небольшой, но самой старой и успешной американской частной фирмой Delos. Однажды агент Хворостовского Марк Хилдрю, встретив меня на конкурсе Римского-Корсакова в Петербурге, спросил не хотел бы я записываться с Дмитрием? Я ответил, что почту за счастье. Марк рассказал, что «Филипс» закрылся и они ищут фирму, которая будет писать то, что захочет Дмитрий. Я прилетел к певцу в Нью-Йорк 4 октября 2000 года. У него был концерт с Рене Флеминг. После концерта, когда многочисленная публика разошлась, я подошел к Дмитрию, и он спросил: «Откуда вы?» «Я прилетел сегодня из Москвы. Завтра улетаю». «Значит, вы приехали, чтобы увидеться со мной?» «Да». Он обнял меня и сказал: «Мы будем друзья навсегда». Через год мы записали русские романсы, неаполитанские песни и арии Верди с Московским камерным оркестром в расширенном составе в Большом зале консерватории. Это была очень интересная и плодотворная работа. Мы записали с ним 22 диска на лейбле «Делос». В 2002 году мы решили записать «Песни военных лет».
Кому принадлежала идея?
Константин Орбелян: У нас уже шли концерты в Москве и Петербурге, в других городах, в Нью-Йорке на разных фестивалях. И как-то после одной из звукозаписывающих сессий я предложил Дмитрию подумать о военных песнях. Он не сразу понял смысл предложения, но, слава Богу, рядом сидел его папа Александр Степанович, который сказал, что надо подумать. На следующий день Дмитрий позвонил мне, сказав, что они придумали с папой 25 песен для диска. Мы смогли записать их лишь через год из-за его совершенно дикого графика выступлений, да и аранжировки нужны были, которые подготовил Евгений Стецюк. В 2002 году мы их записали. Первый концерт состоялся в Кремле 8 апреля 2003 года. Никто не ожидал, что оперный певец станет петь такие песни. Во время войны, конечно, их пели и Павел Лисициан, и Марк Рейзен. Но в мирное время мы стали первыми. Вскоре после трансляции этого концерта 9 мая на Красной площади позвонили из администрации президента и предложили в мае 2004 года выступить на Красной площади. Дмитрий стал первым в истории русским оперным певцом, давшим сольный концерт на Красной площади. До него там были только Лучано Паваротти, Пласидо Доминго и Хосе Каррерас. После этого мы подготовили тур по городам-героям России к 60-летию Победы. Событие было беспрецедентное. Традицией стали концерты Дмитрия 9 мая в Москве и Петербурге, по 30−40 концертов он давал по России. Он стал не то что знаменитым, а национальным героем. Позже у нас появились и советские песни, песни Александры Пахмутовой, Арно Бабаджаняна, «Шум берез» моего дяди Константина Орбеляна. Проект военных песен мы возили по всему миру — ездили в Мексику, США, Канаду, где выступали в лучших залах, и на эти концерты не было ни одного лишнего билета. Когда нас спрашивали, что западный человек понимает в советских военных песнях, Дмитрий отвечал, что в них заложен «код боли», который можно чувствовать даже не зная слов.
После «Песен военных лет» он стал не то что знаменитым певцом, а национальным героем
Грустно, что он так и не спел на сценах великих русских театров.
Константин Орбелян: Возможно, он что-то спел когда-то в театре Станиславского, потому что он очень дружил с Евгением Колобовым. Колобов был на ярмарке в Екатеринбурге, когда все впервые услышали Хворостовского. Недавно я встречался с Александром Тителем, который рассказал мне, как это проходило. Он в то время работал в Екатеринбурге режиссером. Он услышал Хворостовского, и все тогда ничего не поняли — откуда такой появился! Все театры сразу предложили ему контракты. Но он ответил: «Нет, спасибо. У меня конкурсы, я должен доучиться. Может быть, через год или два». Он смог выдержать. Это как раз было время, когда он поехал в Тулузу и Кардифф, победил в конкурсе, с тех пор началась его мировая карьера.
Что Дмитрий мечтал спеть?
Константин Орбелян: А он спел все, что хотел. Спел Яго в «Отелло» Верди в Париже и Вене, но хотел еще и записать эту оперу в студии. Однако после «Риголетто», которого нам удалось записать и выпустить, он понял, что уже не сможет сделать это на том же высоком уровне, и мы оставили идею. Он очень хотел сделать «Демона» Рубинштейна и смог сделать этот проект с Дмитрием Бертманом и сопрано Асмик Григорян. Мы успели записать диск «Дмитрий Хворостовский поет о любви, смерти, войне и мире», где собраны арии Чайковского, первая сцена из «Войны и мира» Прокофьева и последняя — из «Демона».
Он не смирялся со смертельным диагнозом?
Константин Орбелян: Он все понимал, но не сдавался до самого конца. Ему в первый же день сказали, что осталось 24 месяца. Беда заключалась в том, что опухоль оказалась в неоперабельном месте. Ничего нельзя было сделать. Но пел он превосходно. И силы были. Ничего в своем графике не менял. Первая отмена случилась, когда он должен был петь в «Доне Карлосе» в Большом театре в декабре 2016 года. Болезнь прогрессировала, а партия достаточно напряженная физически. Но он пел еще в Венской опере в «Травиате», пел потрясающе. Никто не мог заметить, что он болен. Потому что там он играет Жермона — героя в возрасте, и по сценарию он должен был ходить на сцене с палочкой. А в «Дон Карлосе» от него требовалось быть молодым, подтянутым, с координацией движений, а у него уже были нарушения. Но он выступал еще весной, в этом году: в апреле спел концерт с Аней Нетребко в Торонто. Потом вернулся в Лондон и неожиданно полетел в Нью-Йорк, где 7 мая выступил в гала-концерте в Метрополитен Опера без объявления. Никто не знал, что он выйдет на сцену, зал приветствовал его продолжительнейшей овацией. В мае он выступил на Дворцовой площади в Петербурге, после чего побывал на родине в Красноярске. В июле мы еще вместе отдыхали во Флориде, проходили репертуар, что-то планировали. Он каждый день распевался и думал о том, что будем петь 26 сентября в Москве. Но отменил этот концерт за две недели, потому что понял: будет сложно. Он боролся до последнего дня. Это неслыханный человеческий подвиг.
Источник:
rg.ru