Концертмейстер томского симфонического Анна Штрауб: Как не разбить скрипку и слушать тишину

Скрипачка Анна Штрауб в томском симфоническом оркестре третий сезон. Юная светоловолосая девушка кажется очень хрупкой, но по безупречной осанке можно угадать сильный характер.

Он ей действительно необходим — с прошлого года Анна стала концертмейстером, человеком, во многом ответственным за игру всех музыкантов. Мы выяснили, чем именно занимаются концертмейстеры, сколько времени отнимает скрипка, и что томичи услышат 18 сентября на открытии сезона.

Музыкальная семья

У меня была привычка играть и ходить по классу, иногда я буквально засыпала на ходу и врезалась в стену. Не знаю, как я не разбила скрипку

Концертмейстер Анна — девушка из музыкальной семьи. Супруг, Максим — виолончелист. Сестра-скрипачка работает в Германии, ее муж и свекр — скрипачи, да и сын тоже учится играть на скрипке. Анина мама — тоже скрипачка, преподаёт в колледже искусств и руководит камерным оркестром. Папа, хотя и учился в колледже по классу духовых инструментов, классическим музыкантом не стал, зато гастролировал со своей рок-группой «Рецепт» по всему СССР. Зато в свое время именно он настоял, чтобы Аня взяла в руки скрипку, и начав в четыре года заниматься дома, в пять девочка уже пошла в музыкальную школу. До 17 лет Анина мама оставалась ее педагогом.

— Сложно ли было учиться у родного человека?

— Она и со мной, и с моей старшей сестрой, тоже скрипачкой, занималась. Не представляю, как она справлялась, ей просто надо памятник поставить! У нас во время учебы были сложные отношения. Она взяла на себя роль педагога, иногда я на нее обижалась. Когда повзрослела, то поняла, насколько ей приходилось нелегко, какая она молодец, что справилась с этим. Я не знаю, решусь ли учить своих детей.

— Когда захотелось связать свою жизнь с музыкой?

— До 12 лет, думаю, ни один ребенок не будет заниматься добровольно: репетируешь, потому что надо. Мне было тяжело, я даже как-то сказала: «Все, брошу скрипку!». Мама не стала со мной спорить. Тогда я задумалась: как, всю жизнь занималась музыкой, и вдруг не буду?! Стало жаль. А в 12 лет я поступила в специализированный класс при музыкальном колледже в Усть-Каменогорске — городе, где я выросла. С этого момента уже осознавала, что хочу стать музыкантом, и меня не нужно было заставлять играть. Вообще, маленькие дети играют на скрипке один час в день. В колледже мы репетировали по четыре часа, в консерваториипять-шесть, а когда готовились к конкурсам, то круглосуточно.

— Продолжать учебу вы отправились в Новосибирск. Почему выбрали именно этот город?

— В Новосибирске очень хорошая скрипичная школа, где учились такие знаменитые музыканты, как Вадим Репин, Максим Венгеров. Был и семейный момент. Наш папа родом из Новосибирска, старшая сестра получила там образование. Я, идя по её стопам, в 17 лет перевелась в Новосибирскую специальную музыкальную школу, затем поступила в консерваторию.

Моим педагогом стал профессор Алексей Гвоздев, потрясающий учитель, абсолютно увлеченный своим делом. Все восемь лет моей учебы мы репетировали каждый день. Сначала, когда я только переехала, мне приходилось нелегко, специальность начиналась в 8 утра. Вставала в полшестого, совершенно не высыпалась. У меня была привычка играть и ходить по классу, иногда я буквально засыпала на ходу и врезалась в стену. Не знаю, как я не разбила скрипку. Но, несмотря на сложности, я любила музыку.

Концертмейстер и штрихи

У нас все сначала пытаются солировать, хотя работают в группе. Ведь в консерватории их учили быть солистами, а работать пришлось в оркестре… в этом трагедия российского образования

На пятом курсе Аня с мужем Максимом отправились в Омск. Проработали год, пока на гастроли туда не приехал Томский симфонический оркестр. Ребята сходили на концерт, познакомились с директором оркестра — и приняли решение переехать в Томск. После большого, серого и неуютного Новосибирска, который Аня не любила еще с тех времен, когда бывала там в детстве у бабушки, Томск девушке особенно понравился. Город оказался похож на родной Усть-Каменогорск камерностью и спокойствием. Понравилось и совпадение — писатель Александр Волков, как и Аня, родился в Усть-Каменогорске, а потом переехал в Томск.

— Здесь вы третий сезон. И теперь уже не только как скрипачка, но и как концертмейстер. Как это произошло?

— Я везучий человек! Когда перебирались в Томск, то ни о чем таком не думала. Просто сыграла на прослушивании. Дирижеру и прежнему концертмейстеру оркестра, СергеюЗеленкину, понравилось. Сергею Александровичу на тот момент исполнилось 70, он и предложил мне попробовать свои силы. С позапрошлого года начал постепенно меня готовить, я раз пять за год была концертмейстером. Конечно, это мне очень помогло — я привыкала к новой роли, музыканты привыкали ко мне. Сначала было очень сложно. Быть концертмейстером — это огромная ответственность! Если кто-то что-то не сыграл, я очень переживала, думала, что это только моя вина.

— За что отвечает и чем занимается концертмейстер?

— Проводит групповые репетиции, разучивает с музыкантами партии к концертам. Еще я настраиваю весь оркестр, чтобы инструменты гармонично звучали. Когда произведение исполняется без дирижёра, ответственность за своевременное вступление и единое дыхание оркестра ложится на плечи концертмейстера. В прошлом году, к примеру, у нас был концерт с виолончелистом Сергеем Антоновым. И замечательное произведение Чайковского «Вариации на тему Рококо» мы играли без дирижера. На мой взгляд, в таком исполнении достигается максимальное единение солиста и оркестра. А еще концертмейстер расставляет штрихи. Штрихи — это всегда проблема, поскольку у каждого свое мнение, у музыкантов часто возникают споры, и концертмейстер должен поставить точку в этом вопросе. Становление концертмейстера — это долгий процесс. Я всего второй год в этой роли. Надеюсь, что оправдаю доверие, оказанное мне.

— Концертмейстер оркестра — это всегда человек со скрипкой?

— Да, только скрипачи играют эту роль. По положению удобно — мы находимся на сцене рядом с дирижером, ему проще с нами общаться. И не бывает такого, чтобы скрипачи вкаком-то произведении не играли. Фаготы иногда молчат, или трубачи. А без скрипки не обойтись, мы всегда на сцене, у нас больше всего нот.

— Многие музыканты в оркестре старше вас. Тяжело ли найти к ним подход?

— Концертмейстеру необходим сильный характер. Пока мы еще ищем общий язык, мне удается мягко доносить свои пожелания до артистов. Но ко мне все хорошо относятся, чему я очень рада. Сначала не очень уютно себя чувствовала, что руковожу взрослыми людьми, а потом привыкла.

Постепенно срабатываешься с людьми. Мне в прошлом году было безумно сложно. После того как провела две первых программы на месте концертмейстера, думала, больше не смогу, выдохлась. Мне дали отдохнуть, я ушла на дальний пульт, меня заменила коллега-скрипачка. Потом я вернулась. Важен опыт, практика.

— Есть ли какие-то профессиональные сложности работы в оркестре?

— Мы в консерватории другим занимаемся — играем сольно. Там ты долго вычищаешь партию, учишь ее, по полгода играешь одно и то же, на концерте исполняешь ее наизусть. В оркестре все иначе, другие скорости. Постоянно новые программы, приходится переучиваться. В Европе музыкантов сразу делят — учат на солистов и оркестрантов отдельно. Еще во время обучения все привыкают к определенной работе. У нас все сначала пытаются солировать, хотя работают в группе. Ведь в консерватории их учили быть солистами, а работать пришлось в оркестре… в этом трагедия российского образования. Я никогда сильно соло не хотела играть, нормально восприняла такую перемену. А кто-томечтал солировать, им тяжело перестроиться. Раньше музыкантам было сложнее в финансовом плане, сейчас лучше ситуация в стране, и зарплаты музыкантов потихоньку становятся выше. Из студентов находят себе работу струнники, духовики, а пианистам приходится сложнее, нужно меньше людей.

— Томский оркестр сегодня достаточно укомплектован?

— Да, прежде у нас не было фаготов, но сейчас пришло три музыканта. Потихоньку у оркестра появляется второе дыхание. Когда я училась в Новосибирске, мне говорили: «Ой, Томск, там в оркестре кризис, не нужно туда ехать!». Потом наш сокурсник Саша, альтист, сюда перебрался и рассказал нам, что все не так. Оркестр растет, развивается, омолаживается, играет интересные программы.

— А как вам томская публика, люди готовы слушать серьезную музыку?

— Здесь замечательная публика, видимо, за счет университетов. Зал часто полон, хотя бывают провалы, когда на сцене больше людей, чем в зале. Но это от времени года зависит, от других обстоятельств. Я не ожидала, что 1000-й зал будет набираться на симфонии. Когда заграничные коллективы приезжают, в БКЗ даже аншлаги. Венский оркестр выступал, столько стульчиков подставляли… Еще меня радует, что не только люди солидных лет в зале, а молодые тоже приходят. Надеюсь, лет через 10 еще будут слушать классическую музыку.

Время слушать тишину

Уши устают настолько, что у меня никакого желания нет слушать что-то, иногда хочется в лес убежать, скрыться от любых звуков

Из чего состоит жизнь профессиональных музыкантов? Надоедает ли им музыка, мешают ли они друг другу репетировать, дружат ли они только с музыкантами и как долго можно не играть на скрипке профессиональному скрипачу? Обо всем этом мы расспросили нашу героиню.

— Насколько свободны музыканты оркестра в создании своего образа?

— Когда я училась в консерватории, то обычно надевала кроссовки, майку, джинсы. Но в Новосибирске большие расстояния, ничего не успеваешь, я вечно куда-то бежала. Когда приехала в Томск, подумала, что уйду от спортивного стиля, буду носить только платья. Сначала хотелось надеть джинсы, но теперь мне уже и в платье комфортно. Считаю, на работе важно преподносить себя определенным образом, не в джинсах и тапочках ходить.

— Что надеваете на концерты?

— В основном черное. Специальных нарядов для выступлений у нас пока нет, хотя это было бы неплохо. Главное — надеть черное и желательно длинное. Туфли выбираем любые, платье -обычно до пола.

— Сколько сейчас вам приходится репетировать?

— Репетиции оркестра длятся 4 часа. Потом прихожу домой, и надо готовиться самостоятельно, учить партии. Может, кто-то этого и не делает, но я не могу.

— А муж тоже дома репетирует, не мешаете друг другу?

— У нас в Томске две комнаты, к счастью. В Омске снимали квартиру-студию, там действительно была проблема, как одновременно репетировать. Ставили глушители на инструменты, играли совсем тихо. Либо распределяли время, кто когда занимается.

— Как долго можно не играть на скрипке?

— В прошлом году я попробовала какое-то время не заниматься. Мы поженились, поехали в свадебное путешествие в Германию, я решила отдохнуть… Потом так тяжело было восстанавливаться! Мышцы болели, отвыкли от работы. Больше так не экспериментирую длинных пауз не делаю.

— Вы все время играете на одном и том же инструменте?

— Недавно привезла в Томск свою вторую скрипку, на ней буду играть на улице. Свой основной инструмент поберегу — ему больше 100 лет, он не очень любит солнце, ветер. Ее купили моей сестре, когда она училась в Новосибирске, потом скрипка перешла мне.

— Вы с родственниками и коллегами можете обсудить какие-то профессиональные вопросы?

— Иногда звоню родным. Муж моей сестры — концертмейстер Дортмундского оркестра, спрашиваю у него совета. Мы с ним, кстати, учились у одного педагога в Новосибирске, но потом он уехал в Испанию, в Германию, где завершил образование.

— А немецкий вы знаете? Насколько концертмейстеру сегодня нужны иностранные языки?

— Не могу сказать, что идеально, но общаться на нем могу. Сейчас к нам приедет дирижер из Голландии, будем разговаривать с ним по-немецки. В прошлом году с нами работал итальянец в прошлом году, с ним мы тоже на немецком общались. Английский я не знаю, наверное, надо выучить. Сложно приходится с иностранцами, переводчика нам не дают.

— Музыкальные семьи — это традиция?

— Мы познакомились с мужем, когда нам было по 15 лет. Мы из одного города, учились вместе в колледже искусств. В 17 лет я уехала в Новосибирск, а он еще доучивался вУсть-Каменогорске. Спустя три года, он тоже приехал в Новосибирск, и мы поступили в консерваторию на один курс. Чувства вспыхнули с новой силой, и больше мы уже не расставались.

— Все ваши друзья, вероятно, тоже музыканты?

— Да, редко находится время с кем-то еще общаться. У меня только одна подруга не связана с музыкой, она логопед. Мы в Казахстане в шесть лет познакомились и с тех пор общаемся. Видимся раз в год, когда я приезжаю домой, а так общаемся по скайпу.

— Слушайте ли вы музыку в свободное время, или от нее хочется отдохнуть?

— Репетиция заканчивается и хочется тишины. Уши устают настолько, что у меня никакого желания нет слушать что-то, иногда хочется в лес убежать, скрыться от любых звуков. Но когда готовлюсь к репетициям, то слушаю те произведения, что нам нужны.

— Чьи произведения вам интереснее всего исполнять?

— Всех люблю, даже современную музыку. Ко всему привыкаешь, прислушиваешься. Дебюсси и Равель мне близки. Их музыка, на мой взгляд, похожа на картины импрессионистов. Легкие мазки, чувство полета… Я и в живописи люблю это направление. Сама пробовала рисовать, купила краски, альбом, но у меня ничего не получилось… Может, потом вернусь к изобразительному искусству.

— 18 сентября Томский симфонический оркестр официально открывает свой сезон. Расскажите, что ждет слушателей?

— Мы исполним «Фантастическую симфонию» французского композитора Гектора Берлиоза. Она в Томске больше 15 лет не звучала. Симфония связана с эпизодом из жизни самого композитора — его романтической любовной драмой с Генриеттой Смитсон, ирландской актрисой. Их историю обсуждал весь Париж. Девушка не отвечала музыканту взаимностью, и он даже подумывал о самоубийстве. Но в итоге превратил свою страсть в симфонию. Это впечатляющее сочинение, оно пробуждает фантазию, невольно возникают яркие образы. А еще мы сыграем «Матушку Гусыню» Равеля, одного из моих любимых композиторов. С радостью приглашаю всех на наш концерт!

АВТОР Мария Симонова
Фото: Саша Прохорова

obzor.westsib.ru