«Культура прививается только сверху»

16 июня в Большом зале консерватории пройдет последний концерт нового московского фестиваля «Опера априори», задавшегося целью максимально разнообразно показать оперное искусство. Барокко, бельканто, ХХ век, мировая премьера и главный тенор нашего времени Йонас Кауфман — все это было в его программе, растянутой на 4 месяца. Финал — сольный концерт лауреата «Грэмми», оперной звезды южнокорейского происхождения Суми Чо с ариями Генделя, Вивальди, Верди, Доницетти, Оффенбаха, Легара и Иоганна Штрауса под аккомпанемент Государственного симфонического оркестра Республики Татарстан. Екатерина Бирюкова воспользовалась случаем, чтобы поговорить о новых временах, чудесно наставших в жизни оркестра, с его шефом Александром Сладковским.

— Сколько лет ты уже в Казани?

— Ровно 4 года.

— Скажи, что не получилось из того, что хотелось?

— Все получилось. И даже больше. Конечно, есть проблемы, но они не стратегического свойства. А что касается задумок, с которыми я туда ехал, то можно сказать, что все исполняется даже с опережением.

— Тогда расскажи, что было задумано. Я так понимаю, ты нашел оркестр не в лучшем состоянии, когда пришел?

— Мягко говоря. Оркестр-то в свое время был очень именитый. И, наверное, самое сложное, что надо было сделать, — вернуть ему былую славу. Нужно было поэтапно выходить из того состояния, в котором мы были. Сейчас даже сложно вспомнить, что пришлось пройти. Спустя неделю после того, как я вступил в должность, меня принял президент республики, который, собственно, и пригласил меня туда работать. Был очень серьезный разговор на предмет того, что мне нужно и как я вижу развитие оркестра. Помимо гранта он дал еще и помещение, выделил структуру финансовую и юридическую, какой оркестр не являлся на тот момент. Все немножко превзошло мои ожидания. За это время мы обновили инструментарий. Куплены деревянные и медные духовые, ударные, арфы плюс 24 струнных инструмента из Кремоны. В этом году мы, правда, не смогли уже заниматься закупкой струнных, потому что очень много было гастролей — слетали в Японию, а дорогу мы оплачиваем сами. Во Францию слетали. И рояль «Стейнвей» купили новый — который уже совершенно необходим был. Президент не просто дал денег и полный карт-бланш, он за всем этим очень следит и гордится.

— А если президент сменится?

— Ой, давай не будем заниматься конспирологией… Вообще в Казани очень хорошая сейчас атмосфера. Например, премьер республики Ильдар Халиков раньше был мэром Набережных Челнов, где в старом цементном советском строении сделал потрясающий органный зал — говорящий факт, правда? Это прекрасная концертная площадка, туда очень многие именитые музыканты приезжают — Березовский, Князев. Мэр Казани Ильсур Метшин — человек очень образованный, культурный. Мы уже несколько лет работаем над строительством в Казани детского хосписа. В наших проектах принимали участие Лилия Гильдеева, Чулпан Хаматова — татарки, которые из Москвы специально приезжали, это были большие, громкие акции. Оркестр наш за три года собрал более 13 млн рублей. И вот в одном из проектов мэр города согласился участвовать. Он сидел на сцене и читал сказки Гофмана, а мы играли. Я не знаю, что произойдет, если что-то изменится. Но я очень надеюсь, что вот эта среда, которая сегодня сформирована, будет приносить огромную пользу. Конечно, люди прекрасно понимают, что это не приносит прибыли, но это улучшает культурный фон целого региона.

— Ты считаешь, в нашей стране только благосклонность начальства может помочь развитию таких серьезных структур, как симфонический оркестр?

— Ну, может, когда-нибудь будет по-другому. Но давай вспомним, что было не так давно, в начале 2000-х, когда все ведущие оркестры были на грани исчезновения. Какое решение было принято и помогло остановить этот распад? Только путинский указ о присвоении грантов девяти ведущим театрам и оркестрам страны. И этот пример стал заразительным. Руководители регионов взяли его за основу. Кому-то это в большей степени удается, кому-то в меньшей. Но я думаю, что если бы тогда этого не произошло, сейчас бы была совсем другая ситуация. Да, к сожалению, такой уклад нашей жизни — культура прививается только сверху. Если нет такого политического заказа, то ничего и не происходит.

— И теперь твой оркестр позиционируется как такая вывеска республики?

— Ну конечно. Визитная карточка. Когда я приехал, с удивлением обнаружил, что Татарстанский симфонический оркестр если выезжает за рубеж, то не под своим брендом.

— Как это?

— Ну так. Он выезжал под названием «Фестивальный», «Штраус-оркестр» или там «Симфонический оркестр России». То есть существует большой симфонический оркестр, с традициями, Натан Рахлин им руководил, а в мире он no name, совершенно никому не известен и не интересен.

— А сейчас в каком состоянии его общение с миром?

— Сейчас все прекрасно. С 2012 года мы — артисты Sony MusicRussia. Записали уже две работы.

— То есть вы конкурируете с пермяками, у которых тоже контракт с Sony?

— Нет, насколько я знаю, пермяки пошли в Берлин, а мы так далеко не летали, мы через московское бюро общались с представителями компании. И вообще я думаю, что мы с Пермью никак не конкурируем — там своя жизнь, у нас своя. Я радуюсь за успехи товарищей по цеху. Потом — одна маленькая деталь: в Перми все-таки не работают пермские музыканты. И в этом огромная разница с тем, что делаю я. У нас работают люди, которые родились и выросли в Казани, выучились в Казанской консерватории.

— Ну, в Перми просто нет консерватории…

— Я говорю о том, что у нас совершенно разные векторы.

— А ваших в Пермь не переманивают?

— Хороший вопрос. Из нашего оперного театра в Пермь много уехало. Танцовщиков. Из балетной труппы. Уехало несколько артистов хора — не знаю сколько, но такие прецеденты были. А из нашего оркестра не уехал никто. Просто созданы условия, при которых можно работать, не думая о том, как прожить.

— То есть вы финансово можете с Пермью конкурировать?

— Совершенно точно. К нам, наоборот, приезжают. Вернулся альтист из Монреаля, казанец, который учился за рубежом, стажировался там и работал. Сразу возглавил группу альтов. Из Петербурга вернулся флейтист, из Москвы — трубач, все казанцы. К сожалению, была проблема с концертмейстером виолончелей, я пригласил из Саратова. Но тоже — волжский! Еще второй солист-валторнист — москвич. А так — все свои.

— В какую сторону вам интереснее развивать гастрольную деятельность — внутрь страны или за рубеж?

— Мне, человеку, который вырос в советское время, понятно, почему тогда так были важны зарубежные поездки. Помимо представительских функций — музыканты зарабатывали. По тем временам — целые состояния. Сейчас этот вопрос не так актуален…

— Остается имиджевая мотивация.

— Да. Но для того, чтобы работать на Западе, нужно еще создать имя. Мы сейчас потихонечку начинаем в этом направлении развиваться. Но надо еще хорошо поработать. Составлять конкуренцию оркестрам более-менее известным, даже российским, сегодня достаточно сложно. Если же говорить о российском пространстве, то мне кажется, что за последние два года мы очень большую часть территории России успели объехать. Пермь, Екатеринбург, Тюмень, Сочи, Москва.

— Насколько ты свободен в выборе репертуара? Есть, наверное, и выгода, и дополнительная нагрузка из-за того, что Татарстан — это такое государство в государстве. Там есть своя национальная культура, композиторские имена, архивы, традиции. Они дают возможность отличаться от других, но их же, наверное, вменяют в обязанность не забывать. Скажем, существует ли обязательный процент татарской музыки в концертах?

— Прелесть моего положения в том, что совершенно во всем — в закупке инструментов, в кадровых решениях, в вопросах формирования сезона, в приглашении артистов, а также в репертуарной политике — у меня нет абсолютно никаких ограничений. Мне никто не говорит, что я должен в таком-то процентном соотношении что-то делать. Но наш оркестр — это автономное учреждение культуры, и он должен зарабатывать деньги. То есть каждый концерт должен быть продан. Так что я, конечно, стараюсь делать сезон и составлять репертуар так, чтобы это было интересно и выгодно с коммерческой точки зрения.

Понятно, что оркестр создавался Жигановым, великим татарским общественным и музыкальным деятелем, тогдашним ректором консерватории, и, конечно, основная задача этого оркестра была в том, чтобы пропагандировать композиторов Республики Татарстан. А это школа, которая, мне кажется, всегда ярко о себе заявляла и продолжает развиваться. Поэтому, естественно, это мною учитывается. Мало того, мы сейчас уже заказываем новые сочинения. Буквально год назад была премьера татарской национальной оперы «Белый волк», которую написали молодой композитор Зульфия Раупова и молодой поэт, уже очень именитый в Татарстане, Рузаль Мухаметшин.

Первая наша работа на Sony — антология музыки композиторов Татарстана. Конечно, самое тесное сотрудничество у нас с Союзом композиторов Татарстана. Как минимум один-два раза в год мы делаем концерты премьер. Что-то я включаю в формат нашего губайдулинского фестиваля.

— А сама Губайдулина входит в антологию?

— Не входит. Она отказалась. Мы ей первым делом предлагали. Но в рамках фестиваля современной музыки имени Губайдулиной исполняются сочинения и именитых, и молодых. В общем, этот процесс идет. Но какого-то четкого разграничения — исполняем только такую музыку, только в таких пропорциях — этого, к счастью, нет.

— Где продается ваша антология татарской музыки?

— Это был некоммерческий проект. Мы его готовили к Универсиаде. Но в тот момент, когда мы делали эту работу, мы записали с Sony еще два произведения — «Манфред» Чайковского и «Остров мертвых» Рахманинова, отдельным диском издали, вiTunes это есть, это как раз был очень успешный коммерческий проект. Потом было сотрудничество с французским каналомMedici.tv — пригласили его на наш фестиваль «Денис Мацуев у друзей», записали с ним две совершенно разные программы: Брамс — Первый концерт и Четвертая симфония и Прокофьев — Третий концерт и Пятая симфония. А уже следующий шаг — когда Мацуев в марте пригласил нас в свой абонемент в Москву, в Большой зал консерватории, мы позвали туда Mezzo. Записали Второй концерт Листа, Третий Прокофьева, вариации Лютославского на тему Паганини, Первую симфонию Рахманинова. И с 3 мая это уже транслируется. А только что, в начале июня, Mezzo приезжало уже в Казань и записывало два концерта. К 50-летию оркестра оно начинает делать документальный фильм о Казани, об истории оркестра, о том, что сегодня в нем происходит.

— Ты в Казани, похоже, очень плотно прижился?

— Ты хочешь спросить — останусь ли я там навсегда? Ну кто ж его знает? Но без Татарстанского оркестра я сейчас провожу минимальную часть своего рабочего времени. Так все расписано, что особо и не уехать. Впрочем, сейчас еду в Санта-Чечилию и в Сан-Паулу.

— Выступление в Москве с Суми Чо кем инициировано?

— Это от нее поступило предложение провести этот концерт. Суми Чо была в Казани, мы работали вместе на «Рахлинских сезонах». У нас уже многие другие оперные звезды были — и Аланья, и Хворостовский.

— Самая свежая новость такого рода из Казани — приезд Доминго. Он петь приезжал или все-таки в футбол играть? В сети были его фотографии с футбольного поля.

— Ну, его, конечно, потащили в «Рубин». Он прекрасно ориентируется в этих наименованиях и знал, кто когда-то «Барселону» положил на лопатки. Ради любопытства он и в оперный театр заходил. Я помню его замечательные приезды в Мариинку — я тогда как раз учился в Петербурге. Помню его «Отелло» и вагнеровские партии, его мастер-классы в Академии молодых певцов Мариинки. Никогда не думал, что посчастливится с ним поработать. Но вот — случилось! Это к вопросу о том, все ли мечты удалось воплотить. О Доминго я и не мечтал!