Магия импровизации

Совершенная игра Валерия Кулешова заменяет целый оркестр

На встречу с пианистом Валерием Кулешовым, для которой он с трудом нашел окошечко в фестивальном марафоне, я спешила, унимая профессиональный мандраж. Шутка ли — беседовать с музыкантом, которого сам легендарный виртуоз пианизма Владимир Горовиц «заметил и, в гроб сходя, благословил».

Фото Марины Свининой

Свой первый концерт с симфоническим оркестром в Большом зале Московской консерватории Валерий Кулешов — призер международных конкурсов имени Бузони, имени Вана Клиберна, победитель конкурса Pro-Piano в Нью-Йорке, заслуженный артист России, автор сольного диска «Hommage a Horowitz» («Посвящение Горовицу») — дал еще будучи девятилетним. В двадцать пять ошеломил музыкальную общественность выступлением на конкурсе Бузони в Италии, с блеском исполнив 19-ю рапсодию Листа и «Свадебный марш» Мендельсона в транскрипции великого пианиста XX века Владимира Горовица. Это было настоящей бомбой. Горовиц, неподражаемый романтик и вдохновенный импровизатор, славился своими оригинальными обработками классиков, но никогда их не публиковал и даже не записывал в нотную тетрадь. И вдруг с ними вышел на публику молодой артист тверской филармонии. Это было исполнительской дерзостью и одновременно сценическим подвигом.

— Я это сделал из чисто пианистического интереса, — рассказывает Валерий Алексеевич. — Все были в восторге от транскрипций Горовица. Но никому в голову не приходило их сыграть. Мне пришло в голову. Я расшифровал их по слуху с давних записей и включил в свой репертуар. Конкурс записывался на пленку, причем как раз продюсером Горовица Томасом Фростом. Он-то и обратил на меня внимание мэтра. Я тогда получил от Владимира Самойловича письмо с признательностью и похвалой. А через два года меня послали в США на презентацию советско-американской фирмы грамзаписи. Там мы вновь встретились с Фростом, и он предложил мне организовать встречу с легендарным пианистом. Конечно, я с радостью поехал. Горовиц был тоже обрадован, посетовал, что уже три года не говорил по-русски. Сыграв одну из его транскрипций, я попытался извиниться, если допустил неправильные ноты. Но маэстро меня ободрил, заверив, что все очень точно. Потом попросил сыграть его версию «Свадебного марша», где он нашел интересные гармонии, но не запомнил и хотел бы вновь услышать.

Полуторачасовая консультация Владимира Горовица навсегда запомнилась Валерию Кулешову. Мэтр назвал его игру «пастельной», показав, как можно добавить красочности, богатства нюансов. Урок не прошел даром. Сегодня музыкальные критики называют Кулешова совершенным пианистом, мастером художественной игры, обладателем роскошной палитры звучаний. Его исполнение отличает не только фантастическая виртуозность, но и особый индивидуальный колорит.

— Удивительно, какой глыбой становится за роялем этот маленький скромный человек, вне сцены даже какой-то растерянный, — делится фотограф Марина Свинина. — Такое ощущение, что он играет не только на инструменте — на всем пространстве, которое резонирует движению музыкальной мысли, расцветает сложными переживаниями.

Один из блогеров выкрикнул от восторга в Интернете: «25 мая в КЗЧ рекордсмен Гиннесса — Валерий Алексеевич Кулешов. А репертуар!!! Зашатаешься!!! + 2 уайльдовские транскрипции!!! +, может быть, горовицевские бисы!!! Люди, дорогие мои, милые музыканты и околомузыкальные вращалки и вращалы, бросайте ВСЕ: жен, мужей, родителей, детей, работу, дом, дела, болезни, радость, счастье (чтоб последнее у вас было в изобилии) — мчитесь! А потом я хочу, чтобы меня забросали огромными булыжниками те из вас, кто уйдут разочарованными».

— Валерий Алексеевич, что это за «спорт» такой — музыкальные транскрипции? Ради чего они создаются, если автор уже все сказал?

— В свое время это было очень модно. Сам Лист разрешал своим ученикам прибавлять ноты, как угодно перерабатывать изначальный текст, если им это казалось необходимым. Если вы послушаете сохранившиеся записи учеников Листа, там услышите не только разные интерпретации одних и тех же пьес, но и ноты совершенно другие. В то время, благосклонное к импровизации, это не просто разрешалось, а даже приветствовалось. Потом на какое-то время это стало неактуальным, а затем вновь интерес к обработкам оживился. Вообще, композиторы часто рассчитывали на музыкантов. Бах, например, очень мало писал в текстах, порой лишь голые ноты, остальное исполнитель должен был сам угадать. Он даже инструмент не указывал: «для клавира» — и все. А что такое клавир? Это и орган, и клавесин, и клавикорд…

— У вас есть и собственные транскрипции?

— Да, я исполняю, например, свою транскрипцию «Испанской рапсодии» Листа. Она есть и на моем последнем диске.

— Поделитесь, зачем вы вмешались в нотную ткань венгерского композитора?

— Сначала не я, первым вмешался Бузони. Он переработал фортепианную пьесу для рояля с оркестром. В его трактовке многое изменено. А я решил, почему бы теперь не «перевести» этого Листа-Бузони для фортепиано? Некоторые идеи мне там очень нравятся, а большинство оркестров сегодня этого не исполняют. Когда взялся за работу, не мог отнестись к материалу буквально, волей-неволей что-то понапридумывалось.

— Говорят, именно вы вернули моду на обработки, на исполнение транскрипций Горовица, во всяком случае.

— Да, после меня версии Горовица стали исполнять очень многие. Но если вы станете искать в Интернете, то большинство записей даже не близки к оригиналу. Все исполнители полагались исключительно на свой слух. И от Горовица мало что осталось. Единственный, кто бережно это делает, — Аркадий Володось, знаменитый пианист, живет, кажется, в Испании, учился у Дмитрия Башкирова, как и я.

— Скажите, вы, с вашим искушенным слухом, наверное, всегда можете узнать другого пианиста по звучанию?

— Далеко не всегда. Современных, молодых, в особенности кого-то из зарубежных исполнителей, мне распознать не удается. У них, как правило, безукоризненная техника, но индивидуальности нет. Другое дело «старики». Горовица я всегда услышу с первых же тактов. Тем более, Рахманинова. У них очень яркий исполнительский почерк. И в наши дни это редкость. Молодежи вредит порой и то, что они очень много слушают записей и потом повторяют какие-то штампы, даже ошибки. Некоторые растиражированные заблуждения так и кочуют по сценам мира. Начинаешь репетировать с оркестром, дирижер удивляется: как, разве не будем менять темп в этом месте? Но ведь автор этого не требовал. Я тоже с упоением слушаю мастеров. Но не затем, чтобы копировать. Всегда нужно внимательно прочитывать текст. И находить в нем что-то свое, может быть, от раза к разу новое…

— Я сравнила, как вы и Андрей Гаврилов исполнили «Кампанеллу» Паганини. Это буквальное исполнение, без вольностей. Но как совершенно по-разному вы это сделали! У вас чрезмерная, почти демоническая аффектация итальянского виртуоза куда-то исчезла и превратилась в живость, легкость, даже невесомость какую-то…

— Мне казалось важным передать особую кристальную чистоту звука, словно голос хрустальных колокольчиков. Я так это прочел…

— Вы преподаете и ведете мастер-классы в университете Оклахомы. Как давно ваша семья живет в США?

— Лет пятнадцать. Мы с женой Катей живем в городке Эдмон близ Оклахомы. Наша дочь Татьяна с мужем и внуками — в другом штате. Я не очень часто их вижу. Недавно родилась внучка.

— Поздравляю.

— Спасибо, — улыбается этот удивительно несолидный, почти по-студенчески юный «дед».

— Вы собираете библиотеку русской литературы?

— Да, собираю и читаю с удовольствием. Особенно много у меня православной литературы, жития святых. Есть и книги о музыке, о великих музыкантах.

— Жена как-то сказала журналистам, что вы соблюдаете православные посты.

— Стараюсь не нарушать, насколько это возможно.

— В храм ходите?

— В Америке редко. Служат на английском языке, атмосфера непривычная, хор звучит не так. А в России всегда пользуюсь возможностью сходить в церковь. В Иркутске не был, хотя и рядом, очень жесткий фестивальный график.

— Настолько жесткий, что вам назначили концерт на девять часов вечера!

— Да-да, это небывалый случай. Очень боялся, что народу не будет.

— Не тут-то было. К вам на девять пришло зрителей больше, чем на предыдущий концерт в семь часов.

— Это приятно и удивительно. Я был с гастролями в одном из крупных поволжских городов, совсем плохо ходят на классику. А у вас посещаемость завидная. Может, только на фестиваль?

— Нет, у нас всегда так. Публика жадная.

— Замечательная публика. Она мне и в первый раз, два года назад, очень понравилась.

— И вы ей, как видим, тоже полюбились. Приезжайте к нам еще!

Валерий Кулешов исполнил на фестивале для иркутян этюды Скрябина, Первый концерт Листа для фортепиано с оркестром, «Ромео и Джульетту» Чайковского в обработке бельгийского пианиста Флориана Ноака, фрагменты оперы Мусоргского «Борис Годунов» в переложении Игоря Худолея. Отзывы публики сошлись в одном: впечатление от игры виртуоза незабываемое. Звучание увертюры-фантазии бессмертного Петра Ильича в исполнении нашего гостя многие сочли более богатым, нежели оркестровое. Музыкальная пресса мира сравнивает Валерия Кулешова с Эмилем Гилельсом, отмечая благородство и отточенный блеск его исполнительской манеры. А мы не будем сравнивать ни с кем. Просто адресуем артисту свою благодарность. И будем ждать новых встреч.