Михаил Гантварг: «Сейчас культура Петербурга — это болото с блёстками»

«К сожалению, нашему городу никогда не везло. Но вопреки всему он рождал талантливых и гениальных. Это — наше петербургское внутреннее противоядие. И я этому очень рад»

Прославленный музыкант в интервью «Интересанту» жестко проехался по федеральным и городским чиновникам

Его ректорскую страничку еще можно найти на сайте Санкт-Петербургской консерватории, хотя стараниями Минкульта он уже давно не ректор. К счастью, отсутствие или наличие высокого поста никак не сказывается на таланте человека: дар или есть, или нет. Прославленный петербургский скрипач Михаил Гантварг продолжает творить, выступать с концертами и воспитывать учеников. «Интересанту» он рассказал о своих радостях и тревогах, а также о бедах петербургской культуры.

В феврале народный артист России отметил семидесятилетие, а в минувшее воскресенье во дворце Белосельских-Белозерских прошел концерт, посвященный этому юбилею. В престижном, пусть и не чисто «академическом», зале был аншлаг, ценители настоящей музыки остались в восторге — что, вообще-то, предсказуемо, когда речь идет о Гантварге. На вопрос — почему же концерт прошел не в Филармонии или одном из наших прославленных театров — музыкант машет руками:

— Я был против даже упоминания на афишах, что это юбилейный концерт. Люди должны слушать музыку, не отвлекаясь на лишний пафос. Чем меньше помпезности — тем лучше. Настоящий слушатель стремится к музыке, а не к какой-то там престижности.

— Остались ли еще такие?

— Я молюсь на настоящих ценителей музыки. Сейчас билеты на классику стали такими дорогими! Два билета — в лучшем случае тысяча рублей — уже удар по среднему семейному бюджету. Но посмотрите: когда концерт общедоступный и билет стоит сто рублей, в зале нет свободного места. У меня в Большом зале Филармонии концерты благотворительные: билеты по сто рублей — и всё!

И все же «филармоническое» поколение уходит. Молодого слушателя, привыкшего, что все можно послушать и увидеть в YouTube, нужно заманивать всякими эффектами, видеопроекциями. А исполнительское мастерство при этом очень часто страдает. Где же здесь перспективы для классической музыки? Меня такое положение дел очень печалит.

— Вы — известнейший педагог. По-вашему, новое поколение музыкантов мельчает?

— Молодые люди хотят очень быстро начать много зарабатывать на жизнь. Упрекнуть их в этом нельзя — на студенческую стипендию не прожить даже одному. А если у тебя семья или больные родители? Вот и уходят студенты на 2-м — 3-м курсе в оркестры — Мариинского театра и другие. И сразу начинают получать деньги — гораздо больше, чем профессор, который их учит. Вы поймите — я только за, чтобы люди зарабатывали. Но такая ситуация рушит всю структуру воспитания и образования нового поколения. У меня хороший ассистент, ей 27 лет, она лауреат международных конкурсов — но сколько времени пройдет, пока она получит звание профессора и начнет получать соизмеримые с заработком «коммерческих» коллег деньги? Она идет на это сознательно, хочет продвигать музыкальную педагогику. Но таких сейчас мало.

— Кстати, официальный сайт Консерватории начинается огромным объявлением о проведении конкурсов на вакантные позиции. Даже на возглавляемой вами кафедре скрипки и альта открыты вакансии доцента и профессора.

— Если мы сегодня проведем «перепись» кадров, то увидим, что возрастной ценз любой кафедры зашкаливает за все пределы. Мне 70 лет, и я далеко не самый старый преподаватель Консерватории. У нас работают высокопрофессиональные люди, но подпитки нет. Люди моего поколения уходят, а на замену почти нет никого. И это усугубляет проблему, хотя талантливых людей меньше не становится.

— Кто же придет преподавать, если все, не доучившись, разбежались на заработки по оркестрам?

— Эти коллективы решают сиюминутные проблемы. Нужно где-то брать музыкантов прямо сейчас — у одного Мариинского театра сколько сцен! А есть и другие. Играет человек хорошо — берут, зарплата — 60 — 100 тысяч. Но 80 процентов из них деградируют. Нет времени заниматься, «студент» все время на работе. В итоге такие музыканты не оправдывают авансов.

Вторая серьезная причина наступающего упадка музыкального образования — научно-технический прогресс. Ребенка нужно начинать обучать музыке с 4−5 лет. Он сопротивляется — вокруг так много интересного: компьютеры, игры, планшеты. Он просто не в силах дождаться, пока пройдут два-три года, необходимые для появления нормального звука, который понравился бы самому ребенку. И родители тоже не выдерживают. Все хотят получить результат прямо сейчас, подождать невозможно. И желанность, престиж профессии музыканта снижается.

— Судя по отношению к классической музыке «сверху», о престиже уж точно говорить не приходится. Выясняется, что даже в «тучные» годы не было сделано никакого запаса: в музучилищах не хватает не только кадров, но и инструментов. Даже фортепиано. Выходит, положение дел просто плачевно?

— Какое будущее у музыкального образования может быть, если министр Мединский — может быть, и в шутку — заявляет: «Поступил в Консерваторию, подумай о завтрашнем дне, арендуй место в подземном переходе»? Это что за отношение?.. Советская система образования была сильной. А музыкальное образование — выдающимся. Я очень много езжу за рубеж, даю мастер-классы. Нет на Западе такого музыкального образования, какое было у нас. И когда его гробят — это самое большое преступление. В Минкульте есть директор Департамента науки и образования Александра Аракелова. Она — абсолютно антипрофессиональный человек в музыке, хоть я и не хочу подвергать сомнению ее защиты диссертаций в не самых столичных городах. Все четыре года своего пребывания на посту ректора Консерватории я делал всё, чтобы не проводить эти чудовищные эксперименты с музыкальным образованием в нашем городе. Нынешний ректор не хочет с ними ругаться. Я его понимаю — он человек молодой и предпочитает продвигаться по карьерной лестнице. Но пресловутая болонская система разваливает образовательный процесс. У нас были такие имена, как Ойстрах, Мравинский, Светланов. А мы, вместо того, чтобы отстаивать своё, переходим на западные лекала. И у нас с именами в будущем будет плохо. Раньше Московская и Петербургская Консерватории — может, еще Казанская — вместе держали удар, отстаивая принципы отечественного музыкального образования. Сейчас осталась одна московская — и ей трудно.

— Но ведь российские музыканты еще как на слуху во всем мире.

— У нас сейчас назначается главный дирижер всей России, главный пианист, главный альтист… Три-четыре имени, на которые работает канал «Культура». А больше никого как бы и нет.

Для того чтобы появлялись новые имена, нужна сольная карьера. А с ней сейчас трудно. Филармоническим залам нужно известное имя, чтобы его продать. Если пустить молодого исполнителя — сразу весь зал продать трудно. И никакие рекомендации замечательных музыкантов не помогают. А ведь в мое время были специальные абонементы «Дебют». Сейчас залам не до этого. Мне жаль молодых, хотя, казалось бы, нужно радоваться. Но что их ждет? Как им прокормиться, не размениваясь на халтуру? И повторюсь, какие перспективы у классики в целом при таком положении дел? Это главная моя печаль. Единственный момент утешения — я уже старый.

— Старость — понятие относительное. Насколько вам комфортно в вашем возрасте?

— Настоящий музыкант никогда не может ощущать себя комфортно. Пусть будет полный зал, пусть восторженно принимают — всегда может что-то не получиться, даже если публика и не заметит. Жизнь — как погода, может быть разной. Я в этом воздухе живу и не представляю жизни без музыки. Конечно, я очень люблю семью, но все равно творчество на первом месте. Не будет музыки — и всё померкнет.

Я 12 лет отдал работе концертмейстером в оркестре Филармонии. У меня была жена, родилась дочка. И Юрий Темирканов говорит: «Приходи ко мне, будешь получать 300 рублей». Это вместо 60-ти, которые я тогда имел. И для общего развития работа с оркестром была отличным делом. Мне посчастливилось работать и даже неформально общаться с такими мастерами, как Светланов, Хайкин, Кондрашин. Но в какой-то момент я понял, что нужно уходить. Иначе всё превратится в рутину. Ушел в Консерваторию, стал доцентом, началась сольная практика. Затем организовал оркестр «Солисты Санкт-Петербурга», который существует уже 30 лет. Одна из частей хорошей музыкальной карьеры — везение. Это очень важный компонент. Мне повезло на учителей — выдающихся музыкантов, которые хорошо ко мне отнеслись, почувствовали какое-то мое дарование. Их пример служения искусству сильно меня впечатлял. Я хотел быть как они. Чтобы стать на вершину искусства, им пришлось пройти сложный путь. И я решил: они прошли — и я пройду. Вот и весь секрет.

— Видимо, такие же планы строят и ваши ученики?

— У меня много учеников. Один из них, Чингиз Османов, принимал участие в юбилейном концерте. Он очень хороший скрипач и сам преподает. Еще у пары моих учеников уже есть свои. Я очень много времени уделял традициям петербургской скрипичной школы, которые идут еще от Леопольда Ауэра — чтобы они не прерывались, чтобы мы им могли сохранить. В советское время мы были богаты на кадры, и между московской и ленинградской скрипичными школами было противостояние. Надеюсь, что мне удается сохранить нашу школу. А моим ученикам нужно будет с огоньком тащить эту ношу дальше.

— Вернемся к особенностям петербургской культурной жизни. Ранее в нашем городе всё бурлило: масса фестивалей и праздников, обширные гастрольные программы, налаженное взаимодействие учреждений культуры и искусства со Смольным и понимание их нужд со стороны власти. Какой вам видится сегодняшняя картина?

— У нас для отчета есть Мариинский театр, Эрмитаж и Михайловский театр. Чего им еще хотеть? На самом деле наш город обделен — он единственный, где Филармония не является прокатной организацией. В Москве есть соответствующая структура и их виолончелисты, скрипачи и т. д. гастролируют везде. И наши замечательные музыканты могли бы ездить по стране, если бы могли работать в структуре Филармонии. Есть, конечно, «Петербург-концерт», но это в первую очередь эстрада и, не в обиду будь сказано, просветительская работа нижнего уровня.

Если говорить в целом, сейчас культурная жизнь Петербурга представляет собой болото с блёстками. К сожалению, нашему городу никогда не везло. Но вопреки всему он рождал талантливых и гениальных. Это — наше петербургское внутреннее противоядие. И я этому очень рад. У моего счастья — две составляющие: то, что я музыкант и то, что я родился и вырос в этом городе.

Евгений ХАКНАЗАРОВ,

интернет-журнал «Интересант»

interessant.ru