«Моя главная мечта — построить концертный зал в усадьбе Рахманинова»

Пианист Николай Луганский — о дороговизне русского климата и о том, почему музыка не может быть элитарной

3 октября Николай Луганский, Вадим Репин, Квартет имени Бородина и другие именитые музыканты соберутся на вечер под библейским лозунгом «Встань и иди!»: кассовый сбор от концерта в Большом зале консерватории пойдет на помощь больным ДЦП. Народный артист России Николай Луганский рассказал обозревателю «Известий» Ярославу Тимофееву, что он думает о благотворительности и почему ему не предлагают возглавлять фонды и организации.

— Как вы приняли решение участвовать в проекте «Встань и иди!»?

— Я не раз играл в концертах, организованных журналисткой и благотворителем Ольгой Суворовой. Когда год назад случилась ужасная, нелепая ее смерть, было жутко (основатель фонда «Адреса милосердия» Ольга Суворова скончалась от панкреатита. — «Известия»). Когда меня пригласили на концерт ее памяти, я, конечно, согласился — тем более что сбор пойдет в помощь детям с ДЦП. Я достаточно часто играю бесплатно, но всё равно точит вопрос: хорошо, бесплатно, а билеты-то продаются, сбор есть — куда пойдут эти деньги? Узнав, что в данном случае деньги пойдут детям, я очень обрадовался.

— Что будете играть?

— Мы с Вадимом Репиным сыграем скрипичную сонату Дебюсси, а сольно я исполню пару этюдов-картин Рахманинова.

— Многие задаются вопросом: почему благотворительности в мире все больше, а количество страданий не уменьшается?

— Количество страданий не уменьшается, но и благотворительности больше не становится. Думаю, что и в первобытно-общинном, и в феодальном строях существовала благотворительность, просто она иначе называлась. Тот, кто здоров и силен, всегда помогал тем, кто слаб и болен. Сейчас соотношение помогающих и страдающих примерно то же самое.

— Но в последние десятилетия в западном обществе вклад в благотворительность и волонтерство становится уже чуть ли не обязательным для каждого.

— Дело не в западном обществе, а в богатом обществе. Если человеку не нужно бороться за выживание, у него закономерно возникает мысль, что он может сделать что-то для других. В Америке эта идея очень распространена. Приезжаешь на фестиваль, а там множество очень состоятельных пожилых людей, которые бесплатно тебя возят, помогают, подносят чай и кофе. Представить современного богатого россиянина, который так поступит, мне трудно.

— Если бы в России был западный уровень благосостояния, благотворительности было бы столько же?

— Если к такому уровню прийти за 100–150 лет, возможно, да. А если это произойдет по щучьему веленью, нет. Люди, разбогатевшие немыслимо быстро, обычно не садятся за руль, чтобы бесплатно подвезти артиста до гостиницы. Но просто по причине климата в России никогда не может быть западного уровня жизни. Это совершенно не связано со строем и с правительством. Посчитайте, сколько стоит построить дорогу в Баварии и сколько — в России. Понятно, что у нас деньги еще и разворовывают, но сейчас речь не об этом. Любое строительство в России обходится дороже.

— А как же Канада с похожим климатом?

— У нас большая часть экономики сосредоточена в трудных климатических зонах. В Канаде жизнь сконцентрирована в более благоприятных районах.

— Михаил Плетнёв вернулся к фортепианной карьере. Вы слышали его после возвращения?

— Да, и мне очень понравилось. Но главное и совершенно необъяснимое: у меня было ощущение, что последний концерт он играл пару дней назад. Не могу назвать ни одного пианиста в мире, кто был бы способен на такое. Я, выйдя на сцену после полугодового перерыва, испытывал серьезные психологические трудности.

— Вам не приходило в голову последовать примеру Владимира Горовица и возить на гастроли свой личный рояль?

— Во-первых, мне всегда интересно узнавать новые рояли. Во-вторых, организовать перевозку рояля не только очень дорого, но и очень хлопотно. Однажды известнейший пианист Кристиан Циммерман на концерте в Лос-Анджелесе произнес беспрецедентно резкую антиамериканскую речь. Говорят, что причина была в беспардонных действиях таможни: рояль Циммермана то ли не пропустили, то ли вскрыли для проверки на наркотики.

— Есть ли музыканты, с которыми вы мечтали бы сыграть дуэтом?

— Когда меня кто-то безумно увлекает в музыке, я испытываю колоссальное удовольствие, но никак не адаптирую это на себя. У меня не возникает желания сыграть с этим исполнителем на двух роялях.

— Вы не любите общественную деятельность, но наверняка вас зовут во всяческие фонды. Как вы научились говорить «нет»?

— Как ни странно, почти никто не зовет. Желающих возглавлять фонды и фестивали так много, что если человек сам к этому не стремится, никто ему и не предлагает.

— Но вы все же решили возглавить Рахманиновский фестиваль в Тамбове.

— Мою роль преувеличивать не стоит: фестиваль существовал и раньше, принципиальных изменений я не вносил. Знаете, иногда мне даже жаль, что меня не зовут в фонды. Я ведь тоже кое-что хотел бы сделать. Уже много лет мечтаю о том, чтобы возник концертный зал в деревне Ивановке, где Рахманинов написал 80% своей великой музыки. Но знатоки мне объяснили, что найти $0,5 млрд легче, чем $3 млн. А зал будет стоить как раз $3 млн, если строить скромно. Если нескромно, то $20 млн. Этот проект — пожалуй, единственное, что бы мне хотелось сделать в сфере, не связанной с моим исполнительством, со звуком. Это моя главная мечта.

— Мне кажется, вам стоит обратиться к Валерию Гергиеву — он единственный в России человек, который может построить зал где угодно и за какие угодно деньги.

— Действительно, неплохая идея. Более энергичного руководителя подобного проекта представить себе трудно.

— Недавно вы стали народным артистом России. Расскажите, как это происходит? Вы собирали кипы бумаг?

— Когда мне давали звание заслуженного артиста, я относил какую-то рекомендацию из консерватории. Сейчас я этим совсем не занимался. Думаю, что и директор Московской филармонии Алексей Шалашов, и ректор Московской консерватории Александр Соколов подписывали, что они за меня. Знаю, что Владимир Спиваков написал теплое письмо в поддержку моей кандидатуры. Мне очень нравится название этой награды. Музыка не должна и не может быть элитарным искусством. Если не вдалбливать с детства бездарную поп-музыку в головы людей, то классика может принадлежать народу. Это не юмор.

— Почему вы довольно мало играете в России?

— По сравнению с 1990-ми годами я стал выступать в России гораздо больше. Были времена, когда я играл пять концертов в России и 95 за рубежом, сейчас — 15:85. А ведь если посмотреть, сколько в мире залов с хорошими роялями и сколько в России, то соотношение будет 500:1. Наверное, до сих пор есть страны, где о моем существовании знает больший процент населения, чем в России. Но, естественно, человек хочет побольше сыграть в своей стране и поменьше в других. Так что мое соотношение нормальное.

— Вы возите своих детей на гастроли?

— Старшую уже с трудом. Младшему еще рановато.

— В каком городе они живут?

— В Москве, конечно.

— У вас не бывает уставания от исполнения одной и той же музыки каждый день, от однообразной процедуры выхода на сцену, поклонов и т. д.?

— Я не могу этого понять. Если вы очень любите человека, он может зайти к вам в комнату сегодня, завтра, послезавтра; он всегда будет тем же самым, но уставания вы не почувствуете. Так же невозможно устать от музыки, которую любишь. Если не очень любишь, то да, может надоесть. Но у меня такого за последние 10–12 лет не было.

Ярослав Тимофеев

izvestia.ru