Премию за выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности единогласно присудили самому бесспорному — Валерию Гергиеву. Само его мия значит больше, чем перечисление наград, заслуг и статусов.
Фото: РИА Новости
Сказать, что награда нашла героя — это не про Гергиева. Вот уж кто не обижен наградами ни в России, ни в мире, авторитетен, уважаем и ценим. Однако Гергиев никак не монтируется с представлением о забронзовевшем герое, только и знающим, что принимать заслуженные дары. Не располагают к тому ни профессия дирижера, ответственного за всех и все, ни характер безумного трудоголика, о котором ходят легенды.
К легендам маэстро и его окружение так привыкли, что считают их серыми буднями: разумеется, с 19.00 до 22.30 Гергиев будет одновременно на двух спектаклях и концерте (между Мариинским-1 и Мариинским-2 всего две минуты бега, а до Концертного зала всего две минуты езды). Разумеется, он будет решать текущие дела театра до трех часов ночи (а кому их еще решать, если маэстро был на гастролях). Еще легенды об умениях Гергиева становятся пунктом расписания. Например, когда мировые величины за неожиданно умеренные гонорары прилетают на «Звезды белых ночей» в Санкт-Петербург, сделав прорехи в плотных графиках. Или когда на Пасхальном фестивале он со своим летучим оркестром, перенявшим его способности к телепортации, дает три концерта в день в не балованных симфоническим вниманием городах центральной России.
Между тем Гергиев работает дальше. Авторам методик по повышению работоспособности и успешному менеджменту невдомек, что в области изящных искусств есть отличный объект изучения. Но Гергиев — не эффективная машина по производству музыкальной продукции. Он музыкант со всеми не чуждыми этому роду слабостями: трепетно относится к качеству звука, увлекается идеями, амбициозно следит за афишей и записями дисков. Любит Прокофьева, недолюбивает романтиков. И просто бесится, когда на пиано слышит в зале звонок мобильного. Но даже и эти нереальные будни меркнут перед некоторыми событиями. Концерт оркестра Мариинского театра в античной Пальмире поразил весь мир и рассорил мир музыкальный. Северная Пальмира помогала южной, но одни сочли, что концерт в разодранном войной государстве, тем более что война еще продолжается, неуместен и похож на пиар-акцию. Другие — что не весь репертуар для такого момента был удачным — Бах и Прокофьев — да, Щедрин — не то. Впрочем, мир оценил концерт не за это: все-таки Гергиев и оркестр Мариинского театра играли не в очередном престижном зале, а среди разминированных руин, и без этого концерта добрая часть человечества никогда бы не услышала даже названия города Пальмира, не говоря уже обо всех случившихся с городом ужасах.
Если верно, что люди либо живут, либо делают жизнь, Гергиев, конечно, из вторых. Иначе он бы не превратил Мариинский театр в цветущий бастион академической музыки с мировой репутацией и не расширил зону влияния от Санкт-Петербурга до Владивостока, где теперь в официальном ранге «филиала Мариинки» есть грандиозный театр оперы и балета. Не продолжал бы дирижировать Лондонским симфоническим оркестром и оркестром Мюнхенский филармонии, получая после репетиций аплодисменты от музыкантов. А еще не заставлял бы музыкальный мир постоянно оглядываться на то, что еще затеял Гергиев — будь то обновление Конкурса имени Чайковского, Год Прокофьева или текущая программа «Звезд белых ночей».
Текст:
Лейла ГучмазоваРоссийская газета — Федеральный выпуск № 6994 (126)