Олег Полянский: «На концерт Рихтера я пролез в окно»

В Ижевске впервые выступил пианист с мировым именем, лауреат международного конкурса Чайковского, один из выдающихся музыкантов своего поколения Олег Полянский.

Знаменитый пианист рассказал «Удмуртской правде» о карьере в Европе, российской публике и концерте под землей.

Встреча в атмосфере радости

Для ижевских меломанов Полянский несколько десятилетий оставался легендой. В 1998 году он стал лауреатом международного конкурса им. Чайковского в Москве, покорив жюри и зрителей виртуозностью и глубоким пониманием музыки. «Сольное буйство фортепианной музыки Олега Полянского — это всегда незабываемые впечатления. Его „листовская“ манера игры, проработка всей многослойности фактуры и насыщенная концертная программа не перестают восхищать слушателей по всему миру», — писали критики. С тех пор за музыкантом закрепился негласный титул «истинного поэта фортепиано», а знакомые с его манерой игры по записям ценители академической музыки уже готовы были смириться с тем, что живущий в Кельне и активно гастролирующий по миру пианист не доберется до российской глубинки.

Однако в 2016 году Полянский отправился в очередной тур по России и в его гастрольном маршруте наконец оказалась и Удмуртия. Он подарил нашей публике встречу с Шубертом и Рахманиновым. После концерта Олег Полянский нашел время для того, чтобы подписать всем желающим афиши, программки и билеты, и сделал это с той же эмоциональной щедростью, с какой открывал богатейшие нюансы великой музыки. Не ограничиваясь простым росчерком подписи, он для каждого находил несколько слов, превращая автограф в личное — и обязательно именное — посвящение. Его доброжелательности не поколебали и телефонные звонки, прерывавшие выступление. «Не в той тональности играет», — отшучивался Полянский, слыша из зала очередную трель.

— Олег, приходится начинать интервью с извинений за публику, которая не выключает сотовые телефоны после неоднократных просьб сделать это…

— Что тут поделаешь? Музыканты уже научились мириться с этим. Особенно много звонков на концертах в Китае — там почти никто не выключает звук на телефонах во время концертов. Более того, в сравнении с китайской публикой российская — чрезвычайно воспитанная. Там могут на классический концерт зайти с попкорном, пожевать его и выйти из зала по какой-то своей надобности прямо во время звучания произведения, не дожидаясь паузы. При этом китайцы вкладывают колоссальные деньги в культуру, строят невероятные по акустике и оформлению залы — им может не только Россия позавидовать, но и европейские страны. Так что в любой точке мира можно увидеть как позитивные моменты, так и негативные. Мне ближе радоваться, чем критиковать. Поэтому я не буду запоминать эти некстати раздавшиеся на моем первом ижевском концерте звонки, а запомню лучше ваш новый прекрасный «Стейнвей». Причем безоговорочно хорош не только рояль, но и настройщик — я рад, что здесь работает профессионал такого высокого класса. Вы не представляете, как часто мы сталкиваемся с тем, что инструмент в тот или иной зал купили превосходный (в областных центрах в России в последнее время я ничего кроме «Стейнвеев» не встречал), а настроить его некому, и он звучит даже хуже, чем какое-нибудь учебное пианино.

Возвращение на родину

— Вы один из самых востребованных музыкантов своего поколения, у вас плотный график мировых гастролей. Что побуждает вас возвращаться с концертами в Россию, где и гонорары, наверное, не столь высоки, и расстояния на гастролях выматывают?

— Я долго жил в России и возвращаюсь раз за разом потому, что знаю — здесь обязательно произойдет духовный контакт с залом, особенно глубокое эмоциональное общение. Для людей, воспитанных на советской культуре, академическая музыка по-прежнему остается способом и потребностью получить духовный опыт, а не просто «вывести в свет» новое вечернее платье, как это бывает, к сожалению, в других странах.

Наша публика отдает артисту столько сердечной теплоты, сколько и представить невозможно во многих других точках мира. И для меня это — естественная ситуация. Хотя родился я в Киеве, учился в консерватории в Москве, и искренне считаю, что мой дом, моя родина — Советский Союз. Это не фигура речи. Я начал свою концертную деятельность в 1987 году, тогда же от Советского Союза принимал участие в международном музыкальном конкурсе в Токио и получил премию. Я был советским музыкантом, а не киевским или московским, продолжателем советской фортепианной школы. И сейчас с большой болью я наблюдаю за тем, как непоправимо ухудшаются отношения между Украиной и Россией — странами, равно дорогими и родными для меня, в каждой из которых у меня остались близкие люди и для слушателей в которых я всегда готов играть с равным удовольствием.

— А ваш переезд в Германию в 1993 году был связан с трезвым расчетом (в 90-х в новой постперестроечной России классический музыкант вряд ли мог реализовать себя в полной мере) или в этом шаге была некая спонтанность?

— Я уехал вслед за своей девушкой, скрипачкой из Москвы, которая получила приглашение на учебу в Кельне. Так что именно Германия — это просто совпадение. Но я многому там научился. Получил прекрасный опыт в камерной музыке. То, что я владею двумя с половиной языками (английским, немецким и немного французским), помогло мне почувствовать европейскую культуру достаточно глубоко. По крайней мере, когда я открываю партитуру «Страстей по Иоанну» Баха, то понимаю взаимосвязь евангельского текста и этой музыки.

— Когда в 1998 году вы стали одним из лауреатов международного конкурса им. Чайковского, в Германии оценили эту вашу победу?

— Если бы премию на конкурсе им. Чайковского получил пианист-немец, то он автоматически получил бы ангажементы на выступление во всех крупнейших залах страны, наверняка стал бы профессором музыки в одном из университетов… Со мной такого не произошло. Конечно, у меня появилось намного больше возможностей выступать в Европе, хотя там я был и остаюсь русским музыкантом. Если бы я эмигрировал в Америку, то с умением этой страны вбирать в себя все новое давно бы стал настоящим американцем, но в Европе я навсегда останусь приезжим. А взлету известности в России в то время помешал дефолт 1998 года: из-за колоссального финансового кризиса ни о каких гастролях по стране тогда и речи не шло.

Испытания для музыканта

— А что вы как состоявшийся музыкант с карьерой уже почти в 30 лет думаете о музыкальных конкурсах вообще? Насколько они целесообразны и согласуются ли с самой сутью искусства? Можно ли измерить музыку в баллах?

— Конечно, на каждом конкурсе может произойти несправедливость. Но в целом, я считаю, лауреатами оказываются действительно талантливые люди и награды конкурсов помогают им выстроить карьеру. Процентов 70 премий, на мой взгляд, совершенно объективны и заслуженны — при условии, что любое судейство субъективно и у каждого члена жюри есть свое представление о том, как «надо», это совсем не мало. А обилие конкурсов позволяет музыканту, которого «задвинули» на одном из них, прийти на другой и доказать, что он действительно хорош.

— В 2003 году вы попали в Книгу рекордов Гиннесса как музыкант, давший концерт на самой большой глубине — на импровизированной сцене в 1012 метрах под землей в угольной шахте Рурского бассейна. Как это было?

— О безопасности я не волновался — все-таки шахту строили немцы, и многие шахты в том регионе до сих пор работают. Представьте себе пассажирский лифт для шахтеров, который падает вниз со скоростью 12 метров в секунду. Глубины в километр мы достигли за 2 минуты! Там, конечно, было жарковато — 38 градусов. На грузовом лифте вниз спустили платформу с инструментом — концертным роялем Kawai. Грузовой лифт для людей не предназначен — он идет еще быстрее, со скоростью 18 метров в секунду, и для вестибулярного аппарата это слишком большая нагрузка. Как шутят в шахте, в этом лифте внутренние органы могут поменяться местами, как ингредиенты в шейкере. На концертной площадке поставили свечи. Из-за недостатка воздуха заранее было оговорено, что публика может находиться там только 30–35 минут, а потом всем необходимо подняться наверх. Так и проходили концерты. Мы опускались, я играл полчаса красивую музыку из разряда популярной классики, потом все быстро поднимались на поверхность, а через два часа начинался следующий концерт. К моему удивлению, на этих концертах было много зрителей, а под землей оказалась довольно хорошая акустика.

Дороже денег

— Без преувеличения могу сказать, что ваш концерт стал для Ижевска событием, а для кого-то в зале наверняка первой встречей с исполнителем такого масштаба (музыканты первой величины к нам приезжают нередко, но не всегда цены на билеты позволяют пойти на их концерты юным меломанам). А вы помните о своих сильных юношеских впечатлениях от концертов?

— Конечно. В 1982 году, когда мне было 14 лет, мне удалось в первый раз в жизни услышать Святослава Рихтера — великого музыканта, у которого безусловное техническое совершенство соединялось с исключительной духовной глубиной. Потом мне посчастливилось послушать примерно десяток его концертов — в Киеве, Москве, Праге. А вот на тот, первый, концерт я умудрился влезть в здание, где он проходил, через окно (юношей я был прытким). За мной погналась милиция, но я, что называется, сумел уйти от погони и все же оказался в зале. А что еще оставалось делать, если в свободной продаже билетов на Рихтера было не достать? Триста мест из восьмисот забирало себе Министерство культуры, за остальные разворачивались форменные битвы.

А я и в Москве на все концерты больших музыкантов попадал «зайцем»: научился вводить в заблуждение контролеров. Одному показывал бровями, что уже предъявил билет его напарнику, второму кивал на первого — мол, ему уже показал билет. Студенту, жившему на стипендию, приходилось выкручиваться. В 1989 году в Москву, в Большой театр, приезжала труппа легендарного миланского театра «Ла Скала». Конечно, легальным способом билетов было не достать: их сразу, на корню, выкупили спекулянты. А у них билеты стоили уже по 25 долларов. Откуда у студента, живущего в общаге, 25 долларов в разгар перестроечной нищеты? Но я не мог позволить себе пропустить этот концерт. Наскреб 20 рублей, отдал их вахтеру Большого театра и тот пропустил меня через служебный вход.

С тех пор, кстати, я безмерно уважаю артистов, которые бесплатно проводят концерты и мастер-классы для студентов. Я не отношусь к музыкантам-бессребреникам, хорошо понимаю, что каждый из нас должен платить по счетам и не голодать. Но вместе с тем я уверен, что молодые музыканты должны слушать живые выступления мастеров — это самый лучший способ передачи музыкальной культуры от поколения к поколению.

P. S. В Ижевске Олег Полянский мгновенно откликнулся на просьбу провести мастер-класс для студентов республиканского колледжа культуры и провел с ними насыщенную творческую встречу.

Анна ВАРДУГИНА

udmpravda.ru