Прогноз, который всегда сбывается: в самый праздничный месяц года "выпадает рекордное количество" подарков. Прогноз, который сбывается довольно часто: в некое время года в Архангельск приезжает с концертами его первый органист, норвежский кантор Виктор Ряхин. Последний раз был весной, а теперь приехал сразу после русского Рождества. И "Январские встречи Виктора Ряхина с друзьями" — так названы три его концерта (с Игорем Перфильевым, Ларисой Спирановой и сольный) — стали, вне всякого сомнения, лучшим подарком архангельской публике.
— Виктор Борисович, почему именно январь?
— Я его особенно люблю за возможность общения, которую он дает. В январе и здесь, и в Норвегии после напряжения конца года наступает некоторое затишье. Старый год уже прошел, а новый вроде бы еще не начался. И в эту пору так приятно встречаться с друзьями. Можно сказать, январь — самый теплый в этом смысле месяц года. Потом уже придется на что бы то ни было выкраивать время.
— А вы не устали после норвежского Рождества? Наверное, для играющего на церковных службах органиста это горячая пора?
— Более чем. Вообще, там у меня всегда работа, когда у всех праздник. Но нынешнее Рождество выдалось особенно трудным, потому что мой коллега — другой органист — попросил себе выходные. Пришлось нам с женой взять на себя все службы, причем многие — за десятки километров от дома. И службы еще полдела, были к тому же рождественские концерты, требовавшие особенной подготовки. Мне, например, впервые довелось самому работать с хорами. Не то чтобы я стал хоровым дирижером, но я очень хочу им стать.
— А что-нибудь еще изменилось в вашей норвежской жизни после апрельских концертов в Архангельске?
— Перемены только начинаются, и очень большие. Дело в том, что мы переезжаем из провинции Нурланд на юг Норвегии, в Драммен — большой город неподалеку от Осло. На старом месте я работаю последние три месяца.
— На новом вы тоже будете кантором?
— Да, но интересная деталь: если там, где мы сейчас живем, канторов принято называть органистами, то на юге Норвегии — только канторами.
— Ваш старый знакомый орган в сентябре впервые настраивали его создатели из немецкой фирмы "Шуке". Как говорится, почувствовали разницу?
— Это тот же самый орган, разве что немного "причесанный". Он изготовлен настолько безупречно, что и ненастроенный был в полном порядке. Но даже в идеальной квартире надо иногда смахивать пыль.
— А как вы с ним встречаетесь после долгой разлуки? Вообще, он для вас может быть существом одушевленным?
— Не люблю выглядеть излишне поэтичным, когда говорю о своих отношениях с органом. Скажу лучше о вещах, более конкретных. Любой инструмент — это какие-то свои возможности, средства для выражения мыслей. Когда много путешествуешь и играешь на разных органах — будто бы каждый раз говоришь на другом языке. Со старым инструментом, на котором я стал органистом, тоже поначалу хочется разговаривать по-новому. И он чувствует, что я стал немножко другим. В итоге начинается довольно интересный и непростой диалог.
— "Встречи с друзьями" — слишком объемное название для просто концертов...
— Идея этих "встреч" изначально была такова: я приезжаю и вообще не играю сольных концертов — только с друзьями, с которыми столько лет работал, гастролировал, общался. Хотелось бы переключить внимание к моей персоне на живущих здесь музыкантов. И этому могли бы послужить не только концерты. Ведь встреча после разлуки всегда предполагает разговор: ну, как дела, что нового, какие планы? Обо всем этом, о музыке, о культуре можно было бы поговорить на встречах с публикой в библиотеке, например, или в телестудии. В итоге интерес к моей персоне работал бы на всех.
Мне кажется, идея хорошая. Она меня до сих пор греет, хотя ее пока не удалось осуществить: в прошлом году реорганизовывалась филармония, а в этом я по уши увяз в работе.
— Свой отъезд из Архангельска вы объясняли необходимостью двигаться вперед. За три года пути как далеко вы "продвинулись"?
— Я необычайно доволен этими годами. Они были ужасно трудные, но многому меня научили. Техника — какая есть, она никуда не денется. А вот жизненный опыт, новые впечатления, множество событий — все это непосредственно проявляется в игре.
Здесь орган — инструмент экзотический и даже престижный. А в Норвегии он просто выполняет важную работу. С его звуками человек рождается и умирает. Здесь между жизнью и концертом очень большое расстояние. В камерный зал приходят, как на праздник. А там на рождественских концертах поют те же песни, что и в жизни, разве что особенно хорошо. Поэзия и проза причудливо переплетаются. Я еду на концерт шестьдесят километров по берегу фьорда, мимо второго по величине ледника в Европе — вокруг потрясающая красота, в которой так естественно звучат рождественские песни. И я понимаю, что не будь этой природы тысячелетней — не было бы и песен, и концерта. Мне сложно объяснить эти мои чувства, но они, пожалуй, самое ценное, что я нашел в Норвегии.
— И все-таки... Можно сегодня хотя бы гипотетически говорить о том, что когда-нибудь вы прилетите в Архангельск с билетом в один конец?
— Ну, гипотетически говорить можно обо всем. Для того чтобы приезжать, нужно знать: зачем? Мне кажется, что пока моих периодических приездов вполне достаточно. Возможности, которые здесь есть, этим вполне исчерпываются. Я могу появляться в Архангельске еще чаще, если увижу в этом необходимость. А для того, чтобы опять кардинально поменять свою жизнь, должны быть очень веские причины.
— Если не секрет — кроме концертов, чем будут заняты эти ваши две недели в Архангельске?
— Опять же — встречами с друзьями. Это ведь не просто слова. Все мы со временем меняемся, и не только внешне. Но, как и в случае с внешностью, сами себя не видим. Нам нужно подойти к зеркалу, чтобы понять, все ли в порядке или что-то не так. И в этом смысле, встречаясь с друзьями, мы как бы смотримся друг в друга.
Марина ЛЕДЯЕВА, «Правда Севера»