Полина Осетинская: «Мне стыдно быть плохой матерью или плохо играть»

Пианистка, сыгравшая первый сольный концерт в шесть лет, гастролирует по всему миру, растит троих детей и занимается благотворительностью — 8 октября спектаклем «Неизвестный друг» вместе с Ксенией Раппопорт она откроет Международный скрипичный фестиваль.

Вашу биографию вы изложили в книге «Прощай, грусть», написанной десять лет назад: непростые отношения с отцом, публичное разоблачение вами в телепрограмме «600 секунд» его методов воспитания вундеркинда через унижения, страх и побои. Как вы сегодня смотрите на эту исповедь, почему она была вам необходима?

Я ни минуты не жалею о том, что написала ее. До того, как она вышла, на протяжении многих лет я была вынуждена отвечать на множество идиотских вопросов и отбиваться от ярлыка Павлика Морозова. Сама не думала, что расскажу все так, как смогла — предельно откровенно. Сбежав из дома в возрасте тринадцати лет, я боролась за свободу и жизнь без страха. Сейчас я сама родитель и понимаю, что в желании отца что-то мне дать было много и здравых мыслей, но собственных гордыни и честолюбия в сто раз больше- он не руководствовался любовью, и это, пожалуй, самая большая беда в нашей истории. Для меня книга имела психотерапевтический эффект, хотя и не для конца сработавший — как выяснилось, у меня была чрезмерная уверенность в способности к восстановлению. Я и сегодня борюсь с отзвуками всех тех переживаний, которые описала.

Вы пытались примириться с отцом?

Я сделала такую попытку, но обнаружила, что это совершенно бесполезно и мы по-прежнему не общаемся — ничто никуда не исчезает и люди не меняются.

В моем окружении известность никогда не была мерилом человеческой ценности.

Ваша книга — готовый киносценарий.

И ко мне неоднократно обращались с предложением ее экранизировать. Но я хочу, чтобы это сделал какой-то действительно хороший режиссер. Сегодня меня скорее заботит жизнь книги на других языках — ее переводят в Германии и собираются и издать в США. Это расширит аудиторию и возможно в одной из этих стран найдется кто-то, кто сможет снять по ней кино.
Но вообще автора этой книги от меня сегодняшней отделяет очень насыщенный событиями отрезок времени — разумеется сейчас я бы написала ее по-другому. Я говорю не о фактологии, а о том, что я сегодня знаю и как чувствую.

Вы сбежали от отца в 1988 году — к тому времени о вас снимали телефильмы в СССР и за границей, в гости к вам заходили Джордж Сорос и Иегуди Менухин, впереди были грандиозные гастроли в США и Олег Осетинский уже собирался получить лавры мировой славы и пересчитывать миллионы долларов. Насколько реалистичны были его планы? Вы были в шаге от попадания в обойму шоу-бизнеса с клеймом «современного Моцарта» или в шаге от грандиозного провала?

Первое время я бы наверно продержалась, но потом появился бы первый отзыв в прессе, затем второй, которые меня разоблачили бы. Мне ведь пришлось по сути заново учиться играть на фортепиано после того, как я переехала в Ленинград и поступила в школу при Консерватории.

Мнение, что «быть знаменитым некрасиво» в Петербурге особенно распространено. Можно ли сказать, что нежелание жить по правилам шоу-бизнеса появилось у вас благодаря учебе в нашем городе?

Возможно. В моем окружении известность никогда не была мерилом человеческой ценности.

А кто те люди, которые сформировали в вас такой взгляд на жизнь?

Меня воспитывали несколько людей — мой педагог в петербургской десятилетке и впоследствии в Консерватории Марина Вениаминовна Вольф, композитор Леонид Десятников, искусствовед Аркадий Ипполитов, пианист Алексей Гориболь, художник Сергей Болмат. В нашем кругу считалось: важно только то, что сделано и сделано хорошо, а тот, кто бежит мелькать в телеке, занимается не настоящим делом, а самопиаром.

Я довольно жестко с собой работаю для того, чтобы не повторить все то дурное, что есть в моих родителях.

Но ведь известность можно конвертировать в добрые дела?

Да, разумеется, и я использую свою известность, как инструмент. Как раз сейчас мы готовим вместе с Ксений Раппопорт совместный спектакль в том числе и для того, чтобы сборы от него поочередно переводить подопечным фонда «Дети БЭЛА», который помогает «детям-бабочкам», и фонда «Кислород», который поддерживает больных муковисцидозом. Попечителем первого фонда является Ксения, а второго — я. Мы знакомы с этой замечательной актрисой около пятнадцати лет, но я не перестаю восхищаться женщиной, которая с удивительной силой воли преодолевают чудовищные препятствия, которые существуют для благотворительности в нашей стране. Она могла бы рекламировать бриллианты, ездить на «Феррари» и быть женой депутата Госдумы, но почему-то вместо этого в любую свободную минуту сидит на телефоне, чтобы организовать еще одно благотворительное мероприятие и собрать на нем деньги для детей. Хотя и понимаю ее — я тоже вряд ли стану женой депутата Госдумы.

Не зарекайтесь.

Ну хорошо, если вы советуете, я не буду.

Расскажите об этом проекте, который вы покажете в Малом зале Филармонии?

Мы с Ксенией давно задумали спектакль «на двоих», и его первое публичное исполнение пройдет в рамках Международного скрипичного фестиваля. Ксения выбрала рассказ Бунина «Неизвестный друг». Это не драматическая постановка в полном смысле слова: у нас есть костюмы театрального художника Ольги Шаишмелашвили, но нет декораций и реквизита. У меня нет никаких сценических реплик, хотя я исполняю вполне определенную роль — у героини Бунина в этом рассказе есть играющая на рояле дочь, которую я в некотором роде воплощаю в ее музыкальном развитии от пятнадцатилетного возраста и до зрелых лет. Режиссер — Валерий Николаевич Галендеев, который работает с Ксенией над текстом, интонацией, характером, подачей, сцендвижением, а кроме того, на равных со мной придумал музыкальный материал — начинаем мы с гамм, продолжаем «Детским альбомом» Чайковского, а затем через Дебюсси, Форе и Рахманинова приходим к современным авторам-минималистам — Антону Батагову и Павлу Карманову. Рассказ Бунина — абсолютно вневременная история иллюзий, любви, самообмана и человеческих чувств.

Где спектакль можно будет увидеть впоследствии?

В декабре мы покажем его в том же МЗФ на фестивале «Площадь Искусств», а после надеемся на его триумфальное шествие — так, мы едем на гастроли в Израиль в феврале, есть приглашение Михаила Барышникова показать спектакль в его центре в Нью-Йорке.
В рамках Международного скрипичного фестиваля 24 января пройдет и вечер «Желтые звезды». Почему вы считаете для себя важным участвовать в концерте памяти жертв холокоста?
Я человек эмоционально отзывчивый и переживаю холокост как одно из главных преступлений ХХ века наряду со сталинскими репрессиями и блокадой. Во мне нет еврейской крови, но как известно русский интеллигент всегда испытывает чувство вины за что-то: и мне действительно стыдно за то, что эти события произошли. Пока у нас от лица государства никто не покается и не извинится за революцию, голодомор, гибель миллионов людей в лагерях, пока не будет ежегодных общенародных траурных шествий памяти этих жертв — мы так и будем снова и снова ходить по исторической спирали.

С годами все мы становимся похожи на своих родителей. Сегодня вы воспитываете троих детей, как вам удается не следовать в этом примеру отца?

Одной из главных задач моей жизни на данный момент является установка «Прервать цепь зла», как выражался Достоевский. Поэтому я довольно жестко с собой работаю для того, чтобы не повторить все то дурное, что есть в моих родителях. Каждый день я задаю себе вопрос, где та граница, до которой я буду стараться чего-то добиться от своих детей, а где буду останавливаться.

Насколько сложно быть концертирующей пианисткой и одновременно матерью?

Это трудно, конечно. Но у меня нет другого выбора — мне просто стыдно быть плохой матерью или плохо играть. Дети — безусловно главное в моей жизни. Другое дело, что я не смогу жить и без своей профессии — только в ней я реализуюсь и хотела бы прожить в ней как можно дольше. Я хочу, чтобы мои дети имели перед глазами пример человека, который всегда занимается любимым делом, несмотря ни на что. И не хочу через двадцать лет выставлять им счет за то, что ради них бросила все.

Вы же не едите пищу, приготовленную 200 лет назад. Почему же должны исполнять только музыку XIX века?

Вы ведете детский абонемент в Московской и Пермской филармониях — это результат обучения собственных детей?

Нет, меня давно склоняли к этому разные люди. Но до рождения своих детей такая аудитория меня не очень интересовала, мне нужен был сразу Карнеги-холл или парижский Плейель (Смеется). А с возрастом приоритеты изменились, мне стало интересно, я вошла во вкус.

А студентов обучать не собираетесь?

Еще одна семья в виде учеников — это слишком сложно. Мне очень интересно преподавать взрослым людям в режиме мастер-классов, но брать на себя ответственность за класс в Консерватории я не хочу — у меня довольно обширная концертная практика, а педагог, который всерьез преподает, как правило перестает играть сам. Но я нашла себе другое занятие и только что организовала первый в нашей стране центр поддержки профессионального здоровья музыкантов — почему-то до сих пор никому не приходило в голову, что у многих моих коллег есть целый ряд стандартных проблем, с которыми каждый справляется самостоятельно, хотя это можно делать централизованно.

Что это за проблемы?

Основных две. Психологическая — страх сцены и публики, боязнь забыть текст. А это, в свою очередь, рождает мышечные зажимы, которые приводят к патологиям в организме — к «переигранным» рукам, к блокировке спины и шеи. В итоге люди теряют профессию и идут, например, в педагоги. Я решила объединить усилия психологов и терапевтов, с тем чтобы рассказывать музыкантам, как с этим бороться. Это будут длительные тренинги с полным погружением в Москве, а также выездные семинары в других городах — наши потенциальные пациенты сидят в каждом оркестре и в каждой ДМШ. Достучаться до них — моя задача.

Очень часто не только от публики, но и от музыкантов приходится слышать, что с Бахом или Шостаковичем сравнить сегодня некого. А вы часто исполняете произведения современных композиторов наряду с классикой. Чем хороши Валентин Сильверстов, Георг Пелецис или Арво Пярт?
Вы же не едите пищу, приготовленную 200 лет назад? А культурная пища также важна для нашего ума, как обычная для тела. Мы должны хотя бы иногда потреблять тот продукт, который производит наше время. Ведь мы смотрим фильмы и читаем книги, снятые и написанные сейчас. Почему же должны исполнять только музыку XIX века? Композиторы хотят услышать свои произведения, а кроме того — они ведь кормят детей в зависимости от того, как часто играют их сочинения.

Вы молодая женщина с концертным стажем 35 лет. Как менялись ваши музыкальные вкусы?

Во многом то, что я много играла современной музыки, воспитало меня: я поняла, что не Шопеном единым жив человек. В юности я очень любила исполнять романтическую музыку. Обожала Шумана и не любила Бетховена, сложно относилась к Брамсу и совсем не понимала Шуберта. А сейчас ситуация категорически изменилось — любое произведение с чересчур сильной романтической мелодией превратилось для меня в слишком надрывное. Я приучилась к чтению между строк в музыке и жизни, и поэтому мне стали близки те композиторы, которые говорят не о сиюминутных чувствах здесь и сейчас, а высказываются о чем-то более важном. Я все больше люблю играть Баха, Генделя, Скарлатти — сочинения из тех времен, когда еще не пришла в моду открытая эмоция. Что касается XX и XXI века, то я по-прежнему не очень люблю авангард и отдаю предпочтение пост-минимализму. Хотя и хардкор тоже иногда приходится играть.

А кто может заставить вас это делать?

Сейчас мы репетируем большую программу с Антоном Батаговым, который полностью ее придумывает и он, убедил меня исполнять раннюю вещь Филиппа Гласса под названием «Тюрьма» — это такая жесткая и бескомпромиссная музыка с миллионном повторов, технически очень сложная. Но когда я прорвалась через пучину своего непонимания и смогла увидеть там глубины, о которых мне долго повествовал Антон, я признала, что имеет смысл сыграть эту вещь.

Полина Осетинская начала играть на рояле в возрасте пяти лет, а в шесть дала свой первый сольный концерт в зале Вильнюсской филармонии. В США в конце 1980-х ее называли «ангелом перестройки» и «советским чудом». Международный скрипичный фестиваль пройдет с октября по январь в Петербургской филармонии и в московских Большом зале консерватории и Концертном зале имени Чайковского с участием скрипачей Максима Венгерова и Шломо Минца, актрисы Чулпан Хаматовой.

текст: Виталий Котов
фото: Валентин Блох

www.sobaka.ru