Екатерина Мечетина и дирижёр Константин Маслюк. Фото: Д. Смирнов
Двумя восклицательными знаками завершился концертный сезон в областной филармонии: в исполнении лауреата международных конкурсов Екатерины Мечетиной прозвучали два фортепианных концерта Фредерика Шопена.
Молодая пианистка хорошо знакома слушателям по трансляциям вечеров на телеканале «Культура». Известна она как блестящий виртуоз и конкурсный боец со смелой и мужественной игрой – во всяком случае, таков её имидж. На этом концерте мы услышали совсем другую Мечетину: нежную и пленительную, подкупающую погружением в мир лирических переживаний и светлых чувств.
Что за чудесное превращение? Тем более удивительное на безликом фоне прагматичного современного пианизма, давно утратившего индивидуальность и романтическую свежесть чувств. Её игра красива, и красота эта сливается с внешним обликом артистки, который всегда немаловажен на сцене.
Что же так пленяет в игре Мечетиной? Прежде всего – безыскусность и естественность, которую хочется назвать «живой игрой»; импровизация и свобода, обретение которой и является одной из целей искусства в целом. Шопеновские сочинения стилистически особенно сложны для исполнения, предполагая изысканность и аристократизм в соединении со специфическим польским элементом. В игре Мечетиной эти свойства органически переплетаются, превращаясь в лирическую исповедь артистки. Рояль звучит у неё обаятельно мягко, а порою и хрупко, словно рассыпанный по тёмному бархату жемчуг. Удивительно пластично и смело лепит она фразу, и это – тоже в шопеновском стиле. Играя rubato, нигде не переходит она границы вкуса, сохраняя равновесие формы. Подкупает всё: и тёплая, проникновенная, лирическая интонация её «голоса», и элегантно, легко, словно между прочим, сыгранные шопеновские «пассажи»-каденции.
Но, собственно, не это самое ценное в её игре. Погружённость в первозданную тишину, бережное и трепетное отношение к звучащей материи, своя эстетика и необычная новизна, творческая смелость, которая равняет исполнителя, воссоздающего сочинение, зашифрованное в нотных знаках, с создавшим его автором. Можно ли вообще назвать исполнение гениальным? Владимир Нильсен утверждал, что гением может быть только автор, творец… Думается, иногда всё-таки можно, ведь говорил же Шаляпин, что ноты – это ничто... Здесь кроется противоречие, но у пианистки, играющей с такой свободой, красоты музыки лишь подчёркиваются. Местами, особенно в медленных эпизодах, возникало ощущение, будто вытерли запотевшее стекло на картине и она засверкала прежними, первозданной свежести красками.
В исполненном на bis ре-бемоль-мажорном вальсе удивила ритмическая затейливость и кружевная вязь лёгких стремительных линий с неожиданной и органично вписавшейся перед завершающим пассажем ферматой. В нотах она не прописана, но получается остроумно и ничуть не противоречит драматургической логике произведения – напротив, подчёркивая её.
Можно лишь пожелать большего подъёма в коде финала фа-минорного концерта, впрочем, не смазавшей впечатления. У Екатерины Мечетиной свой взгляд на музыку Шопена, и радует, что её прежний эффектный концертный стиль – уже прошедший этап. Артистка нашла свой путь в искусстве, путь истины, и говорит в нём своё, художественное слово.
Владимир Шапошников, пианист