Скрипач Лукас Хаген: «Все больше рождается музыкантов и все меньше оркестров вокруг»

Виртуозный музыкант рассказал о семье, волшебной тишине и жутких перспективах…

Лукас Хаген вырос в среде камерного музицирования.

Лукас Хаген? Это упрямый и одновременно авантюрный аромат музыки, терпкий вкус Зальцбурга (родины Моцарта), это «Хаген-квартет» — самый знаменитый (причем семейный!) камерный коллектив во всем мире, это марка, традиция, почерк. И вот глава ансамбля — Лукас, которого мы застаем на скрипичном уроке в Моцартеуме, в окружении азиатских студентов… Мягкий, но и брутальный, умеющий открыть ларчик с вековыми секретами музицирования (вооружившись скрипочкой Страдивари 1724 года). Его игра — не просто качество, но ощущение легкости и вкуса, где вкус — не правило и догма, но вдохновение.

«Раз семья не собирается вместе по вечерам, откуда возьмется музыка?»

— Однажды наши музыканты из квартета Бородина заметили, что им все равно, какая публика в зале — русская провинциальная или нью-йоркская, потому что качество ее неизменно высокое, это элита. Лукас, на ваши концерты тоже ходит элита? Это слово режет слух…

— Объясню. Камерная музыка рождается из тишины. Вот вслушайтесь сначала в тишину. Настройтесь. И затем осторожно пошла скрипочка… Не ждите грохота как на концерте огромного оркестра, за который можно спрятаться. Здесь от вас требуется дисциплина восприятия. Элитная музыка порождает элитную публику, где элита — синоним возвышенности, вы погружаетесь в очень интимную обстановку. Умеете это делать. Умеете обнажаться.

— Но каково социальное лицо вашей публики, кто она?

— В большинстве это люди, которые в свое время прилично учились музыке. Да, все-таки так. Не как профессионалы, но в качестве хобби. После концерта они нередко подходят и задают такие вопросы, что искренне удивляешься: откуда вообще это могут знать? Они слушали по 15–20 записей каждого произведения, сравнивают — короче говоря, с музыкой «на ты». И тебя как исполнителя не раздражает это, а напротив, поддерживает.

— Я сам был свидетелем, когда многие после концерта пытаются выяснить, на инструментах какого мастера играли музыканты, в какой город они отправляются дальше… Живой интерес! Но камерная музыка родилась из салонного музицирования — сейчас в Австрии кто-то играет дома?

— Когда я был маленьким, в Зальцбурге было много семей, которые устраивали концерты на пять-шесть детей, музицирующих вместе. Такие концерты пользовались невероятным успехом. Это был звук Зальцбурга. Сейчас салонность сходит на нет: во-первых, нет такого количества детей в семьях; во-вторых, если раньше по вечерам вся семья обязательно собиралась вместе и что-то сообща делала (ужинала, книги читала, играла), то теперь все очень разрознены. И это самое дикое: мы постоянно отвлекаемся на всякую ерунду, вместо того, чтобы собраться большой семьею. Утрачены какие-то нити…

— А если нет семьи…

— …то нет и музыки, нет радости ее совместного восприятия. Почва выбивается из-под ног.

— Сегодня вообще мало моментов, людей объединяющих.

— Что ж, мир сильно изменился. Зайдите в любой ресторан в Зальцбурге: парень с девушкой сидят напротив друг друга, но каждый уткнулся носом в свой смартфон. Они не разговаривают, но пишут друг другу сообщения. К тому же дети очень рано теперь уходят из дома, не живут с родителями. И если твой друг не интересуется музыкой, ты сразу как бы чувствуешь себя аутсайдером. Все заняты совсем другим… Так что никаких домашних концертов уже не существует.

— А что взамен?

— Спасибо, что при университетах стало возможным обучаться именно камерной традиции, чего раньше не было и в помине. Вот вы хотели раньше освоить искусство квартета — в Европе всего была пара заведений. А сейчас этому учат повсеместно.

— Почему?

— Пришло наконец понимание, что классный камерный музыкант универсален — он и в оркестр сядет, и в солисты выбьется при желании. А если ты учишься только на солиста — это будет улица с односторонним движением. Либо достигнешь успеха, либо… Кстати, говоря о салонности: пока еще существуют детские и юношеские оркестры именно любительские, добровольные. Много врачей, дипломатов, которые играют между собой. Тяга к музыке есть, но это перестало быть массовым явлением.

Бессменный состав «Хаген-квартета». Фото: пресс-служба «Хаген-квартета».

«После авангарда сладко возвращаться в классику»

— Любой наш камерный коллектив будет вам долго рассказывать о «преемственности традиций», что они тянут историю от сотворения мира и т. д. «Хаген-квартет» исторически на кого-то опирается? Где ваши три кита?

— Слушайте, ну когда ты учился у такого мастера, как Шандор Вег (Sandor Vegh, скончался в 1997-м), то, конечно, всю жизнь потом будешь это всем рассказывать. Но… я у него не учился, хотя понятно, что Зальцбург сам по себе буквально пропитан множеством традиций. Для нас стало знаковым знакомство с Арнонкуром (умерший недавно знаменитый представитель аутентичного исполнительства). Он научил свободе, настоящему проникновению в нотный текст.

— А что есть свобода?

— А это когда ты сам учишься понимать, что имел в виду автор. Виртуозная не игра, но прежде — виртуозное понимание. Знание и дает свободу.

— Русская музыка хоть какое-то влияние оказала?

— О-о… Я обожаю квартеты Шостаковича. В первую очередь. Это особая эмоция. Русская музыка имеет такую глубину и эмоциональность, которым нам еще учиться и учиться. Это не совсем наше, но хочется в это погружаться постоянно…

— Что значит — не совсем ваше?

— Венская классика (Шуберт, Бетховен, Гайдн), конечно, тоже очень эмоциональная, но всегда у композиторов присутствует некая дистанция со слушателем; с приходом романтиков, понятно, погружение в чувственную сферу идет еще глубже, но только русская музыка предлагает по-настоящему полное растворение в музыкальной ткани. И музыканту, и зрителю требуется здесь полная самоотдача.

— Господин Хаген, как вы относитесь к неоднократным попыткам оркестровать классические камерные сочинения?

— Я слышал много оркестровок — скажем, квартет Грига или квартет Верди. И я недавно попробовал оркестровать квартет Гайдна — и, к моему удивлению, оркестровка хорошо работает; компромиссы здесь не столь огромные, как казалось. Кое-что теряется в произведении, но общий заряд остается. Не сказал бы, что это надо превращать в тренд, но это возможно.

— Что-то в России я вообще не припоминаю семейных квартетов… Отсюда вопрос: играть с родственниками просто? Все должны быть одинаково талантливы.

— Вот наш квартет как раз полностью вышел из домашнего музицирования. То есть нам с Клеменсом (виолончель) изначально куда больше нравилось играть вместе, чем играть соло. Так что наша история очень натуральная. Почему я и говорил о важности семьи, некой общности внутри Зальцбурга. Ты камерности не учишься, она исходит из тебя естественным порядком.

— А почему не было желания сделать трио из вас, Клеменса и Вероники, у вас же четвертым немецкий скрипач Райнер Шмидт?

— Потому что сначала детей было как раз четверо. Но старшая сестра Ангелика (вторая скрипка) в 1989-м перестала заниматься музыкой, избрав другую профессию. Вот и взяли Шмидта. С тех пор и живем. Довольно долго, как видите.

— Но квартет качественно меняется?

— В начале у нас не было ни отпусков, ни отдыха, 24 часа в сутки только музыка. Важно было нарастить репертуар. Сейчас мы уже сами выбираем — куда едем, куда не едем, где играем, а где не играем. Скажем, меньше стали играть современной музыки, чем раньше…

— С чем это связано?

— Времени мало. Чтобы выучить Второй квартет Лигети, надо потратить 3–4 месяца. Прежде мы на это шли, было время и желание, сейчас нет такой возможности, но все равно по одной премьере в год выдаем. Регулярно нам кто-то из ныне живущих авторов дарит квартет — Георг Фридрих Хаас, например…

— Сколь вообще важно нести авангардную музыку людям?

— По-музыкантски это очень важно: нельзя все время оставаться в лоне классической традиции, не приходя к другим границам — звуковым, ритмическим. Но самый главный секрет: после авангарда так сладко возвращаться в классику!

— Начинаешь понимать ее истинную ценность?

— Не то чтобы… Просто когда ты ешь одно и то же — становится скучно. А попробовав что-то совершенно другое, ты с большой ответственностью распознаешь истинные ценности. Со стороны. Ну и, ясное дело, осваиваешь новые исполнительские техники, чем современная музыка и прекрасна. Раздвигает горизонты. Более скажу: современная музыка имеет право на то, чтобы ее исполняли. Потому что она только родилась, еще теплая, новорожденная… Это ли не сказка?

фото: Ян Смирницкий
Одна из великих столиц европейской музыки.

«Не дави на слабые места»

— А сколь вообще важно, чтобы солист видел композитора? Как Рихтер видел Прокофьева и так далее…

— Конечно, было бы классно потусоваться с Шубертом или Моцартом. Но у нас есть выбор только из живых, а среди них — очень разные люди. Есть такие композиторы, которые своей музыки вообще не знают.

— Как так?

— А вот так. Пишут не от сердца, чисто теоретически. Был случай, когда у нас не хватало совсем времени выучить, и мы играли что-то «рядом с нотами». Пришел автор такой счастливый, ничего даже не понял… С другой стороны, Лигети, услышав однажды аккорд, воскликнул: «Нет-нет, здесь что-то не то!» Оказалось, что флажолет у виолончели на октаву ниже сыгран. И когда у композитора такое слышание — появляется стимул учить.

фото: Ян Смирницкий
Моцарт в Зальцбурге смотрит со всех поверхностей.

— Что дает «Хаген-квартету» свежую энергию? В других квартетах солисты уходят-приходят, поступает новая кровь… у вас же состав стабильный.

— Самое главное внутри — взаимоуважение. Разумеется, мы все знаем слабые места каждого. Но если все время давить на эти слабые места, все быстро придет в упадок. И люди разойдутся, не смогут вместе существовать. Важно не зацикливаться на ошибках…

— Лукас, вот вы являетесь профессором знаменитого Моцартеума (где мы, собственно, и сидим). Так что, с музыкальными кадрами в целом все нормально?

— Нормально-то нормально, но очень сложно стало найти себе работу. Уж очень много хороших музыкантов, а потому нужно вытащить счастливый билет, чтобы получить достойное место. Это одна из причин, почему люди обращаются к преподавательской деятельности — она дает дополнительные возможности и ощущение стабильности. Вы же видите, что творится — все больше рождается музыкантов и все меньше оркестров вокруг: они просто разоряются, денег никто не дает.

— Но ведь развивается все волнами — или это уже непоправимо?

— Нет-нет, это никакие не волны. Это именно тренд, к сожалению. Когда-нибудь кривая музыкальной жизни, может, и поползет вверх, но пока надежд для оптимизма мало. Мы даже дна еще не достигли. Но я как занимался от рождения камерной музыкой, так ею и занимаюсь, мне повезло. Мой путь — путь зальцбургского музыканта.

P. S. Благодарю за помощь в переводе с немецкого замечательного пианиста, основателя Трио им. Рахманинова Виктора Ямпольского.

МЕЖДУ ТЕМ

Лукас Хаген — известный австрийский скрипач, один из основателей (наряду со своим братом Клеменсом и сестрой Вероникой) брендового «Хаген-квартета» (1981 год); «Хаген-квартет» специалисты позиционируют в числе лучших камерных коллективов Европы, отдавая дань «долгоживучести» коллектива, его уникальной сыгранности, а также высокой вкусовой планке. Квартет постоянно участвует во всевозможных фестивалях, получив за 35 лет существования рекордное число призов. Сам Лукас и вне квартета является авторитетным идеологом музыки, одним из символов культурной жизни современного Зальцбурга, профессором в Моцартеуме.

Зальцбург.
Ян Смирницкий
www.mk.ru