В филармонии исполнили «Реквием» Моцарта
Фото: ВЯЧЕСЛАВ СТАРОСТЕНКО
Этого ждали долго, и «Реквием» стал одним из главных событий фестиваля «Музыкальная осень в Твери», который проходит в академической филармонии. Каждый год форум преподносит слушателям сюрпризы превосходного качества, исполнение ключевого произведения Моцарта только подтвердило магистральную линию развития фестивального репертуара.За последнее время филармонией был осуществлен ряд масштабных проектов, которые позволили меломанам услышать такие произведения, как «Страсти по Иоанну» Баха, «Реквием» Верди и многие другие. В них слушателей привлекает сама форма: создания гениев оживают по мановению дирижерской палочки, превращаясь, как и задумывали композиторы, в монументальное полотно.
«Реквием» Моцарта в ряду подобных сочинений стоит особняком. Такое положение его связано с почти мистическими обстоятельствами создания заупокойной мессы, обусловлено биографией композитора, в последних годах жизни которого многие исследователи видят немало загадочного, труднообъяснимого. В июле 1791 года Моцарт, прославленный музыкант, член Болонской академии и кавалер ордена Золотой шпоры, автор многочисленных симфоний, опер «Свадьба Фигаро» и «Дон Жуан», напряженно работал над «Волшебной флейтой». Чувствовал же он себя при этом очень плохо: его мучили непонятные боли, слабость. Внезапность смерти Моцарта, таинственность,
которой оказалась окружена история, связанная с началом работы над скорбным и величественным «Реквиемом», захоронение в общей могиле, по третьему разряду, дали обильную пищу для слухов и легенд о том, что композитор был отравлен. Они, правда, не получили никакого подтверждения, но этой версии придерживаются вслед за Пушкиным и некоторые современные авторы, пишущие о Моцарте.
Действительно, незнакомец в сером, который заказал венскому классику «Реквием», до сих пор воспринимается как фигура таинственная и странная, даже несмотря на то, что теперь установлено: анонимным заказчиком был граф Вальзаг-Штуппах, любивший выдавать чужие сочинения за свои. Так он намеревался поступить и с «Реквиемом», который был заказан им в память об умершей жене. Моцарт, мучимый непонятной болезнью, страдающий от безденежья, не знал, конечно, всех этих подробностей и в процессе работы не мог избавиться от мысли, что заупокойную мессу он пишет для себя. «В моей голове хаос, лишь с трудом собираюсь с мыслями, — писал он в сентябре 1971 года. — Образ незнакомца не хочет исчезнуть с глаз моих. Я беспрерывно вижу его. Он просит, он настаивает и требует работы от меня. Я продолжаю писать, ибо сочинение музыки утомляет меня меньше, нежели бездействие. Больше мне нечего бояться. Чувствую — мое состояние подсказывает мне это — мой час пробил. Я должен умереть. Я чувствую это с такой уверенностью, что мне не требуется доказательств. Я перестаю радоваться своему таланту. А как прекрасна была жизнь! Ее начало сулило великолепные перспективы. Но никому не дано изменить предначертанного судьбой. Надо послушно склониться перед волей Провидения».
Это письмо не единственный пример, свидетельствующий о душевном состоянии композитора. Некоторая часть его эпистолярного наследия стала важной частью тверского исполнения «Реквиема», которое было представлено в жанре музыкально-литературной композиции «Прощание гения». Письма к отцу и жене читал лауреат премии Москвы, автор литературной концепции программы Константин Корольков. «Никто не может измерить собственные дни, нужно смириться. Вот моя погребальная песнь, я не должен оставить ее несовершенной», — признавался Моцарт в одном из писем к жене. И эти слова так соотносятся с музыкой, возвышенной, печальной, торжественной!
Именно так представляли ее дирижер Андрей Кружков, губернаторские камерный оркестр «Российская камерата» и камерный хор «Русский партес». Особым чувством оказались пронизаны сольные партии лауреатов международных конкурсов Анны Половинкиной (сопрано), Людмилы Борисовой (меццо-сопрано), солиста Большого театра России Сергея Радченко (тенор), лауреата Всероссийского конкурса Даниила Честнокова (бас). Неповторимую глубину звучанию придавал Константин Волостнов, исполнивший партию органа. Музыка, тонко прочувствованная, с необыкновенным тактом преподнесенная, казалось, обретала еще больший драматизм. Возвышенный ее характер в некоторых номерах (их в «Реквиеме» 14) не исключал известной трогательности, горестные интонации в знаменитой «Lacrimosa» («Слезный этот день настанет…») порой превращались в печальные вздохи — ровно такие же были слышны и в письмах, отрывки из которых читал Константин Корольков. Словесный ряд таким образом расширял и без того безграничные содержательные возможности музыки. Вообще можно, пожалуй, сказать о том, что он в какой-то степени позволял почувствовать то, что чувствовал сам композитор, который, к сожалению, так и не успел завершить «Реквием», наполненный мольбами о покое и спасении души.
Евгений ПАНТЕЛЕЕВwww.tverlife.ru