Установка — вы проводите эстрадные концерты, а заработанные деньги останутся на классику — принципиально неверная
Директора и руководители почти ста концертных организаций России собрались в Москве на Всероссийский музыкальный форум, проходивший в Концертном зале имени Чайковского. Темой форума стала проблема взаимодействия государства и концертной сферы в России, культурная политика государства и новые, рыночные условия филармонической жизни.
В более откровенной форме этот круг проблем обсуждался за «круглым столом» в «Российской газете», куда на традиционный «деловой завтрак» пришли руководители крупнейших российских филармоний: генеральный директор Московской филармонии Алексей Шалашов, директор Свердловской филармонии Александр Колотурский и его заместитель по экономическим и юридическим вопросам Наталья Штерн, директор Омской филармонии Василий Евстратенко, директор Томской филармонии Ольга Лесина, генеральный директор Тюменской филармонии Михаил Бирман и его заместитель, исполнительный директор Союза концертных организаций России Андрей Чувашов.
Автономия города NРоссийская газета | Сфера культуры в России кардинально изменилась: театр, издательства, филармонии прочно вписались в понятие рынка. Что означает рынок для такого узкого сектора, как академическая, классическая музыка? Какие новые приоритеты появились у филармоний?
Алексей Шалашов | Сегодня деятели концертной сферы России не случайно стремятся к профессиональному объединению и совместному обсуждению проблем. Централизованная система концертной жизни в России развалилась, но потребность обмениваться идеями, информацией, проектами стала более актуальной: наш форум в Москве собрал около ста концертных организаций России. Мы все понимаем, что за последние годы концепция филармонической деятельности радикально изменилась и требует абсолютно новых подходов. Начнем с того, что прежняя, советская модель филармонии строилась на штатных коллективах — оркестре, хоре, солистах, силами которых устраивались концерты в филармонических залах, в селах, на заводах, в школах. В течение сезона в город приезжали 2–3 известных музыканта, и государство выделяло деньги на гастроли: дорогу, суточные, гонорары. Тем не менее жизнь филармоний была сконцентрирована в основном на собственных исполнителях. Это хорошо в том случае, если штатный коллектив отвечает высоким мировым стандартам. А если не отвечает? Тогда получается, что уровень концертной жизни в городе N не высокий.
РГ | А какова тогда роль государства в филармонической и концертной сфере? Что представляет собой перестройка российских филармоний в соответствии с законом об автономизации учреждений культуры?
Шалашов | Сегодня никому не надо доказывать, что бюджетная сфера, находящаяся на сметном финансировании, не имеет экономических стимулов для существования в рыночных условиях. По новому закону об автономизации учреждений культуры предполагается более гибкая политика вложения государственных средств: целевое финансирование конкретных результатов. Необходимо, правда, понимать, что существование филармоний имеет свою специфику, связанную с исполнительским искусством. Скажем, художники, композиторы, писатели могут творить вне зависимости от спроса. А музыкант, играющий на инструменте, не может выступать сам для себя. Задача филармоний в том и состоит, чтобы дать возможность исполнителям реализовать себя в обществе.
Александр Колотурский | Мне кажется, не понимая этого «узкого» аспекта, очень сложно понять, в чем проблема? Союз концертных организаций России был единственной организацией, которая сразу поддержала закон об автономизации учреждений культуры (мы даже написали письмо президенту о том, что у концертного рынка в России без этого закона нет будущего). Но подспудно все понимают, что за этой самостоятельностью идет ответственность, и здесь уже некоторые вещи начинают давить и вызывают сопротивление. Многие боятся, что государство вообще прекратит финансировать филармонии. Конечно, содержать, как прежде, огромные филармонические коллективы сегодня нереально: логичнее финансировать конкретную деятельность, конкретные проекты.
Василий Евстратенко | В конкретном случае — в Омске — вопрос о финансировании вообще не стоит. У нас заключен контракт с губернатором, и деньги выделяются из регионального бюджета: на проекты, на гастроли, на новые коллективы. Мы также переходим на финансирование конкретной деятельности. Но, как и в большей части сибирских филармоний, у нас под одним крылом собраны совершенно разные коллективы: симфонический оркестр, эстрада, народный хор. И не совсем понятно, по каким критериям будут оцениваться эти коллективы: скажем, в кого больше вкладывать — в фольклорный ансамбль или в симфонический оркестр? Кроме того, многое сегодня зависит от региональных властей, от конкретных учредителей. А на этом уровне идет постоянная ротация: сегодня пришел один, завтра — другой, послезавтра — третий. И каждый по-своему понимает: нужна культура или не нужна. Плюс личные вкусы: кто-то любит народный хор, кому-то нравится джаз. Как только удастся исключить в правовом вопросе этот фактор, многие филармонии отбросят сомнения.
Михаил Бирман | Для нашей, Тюменской филармонии вопрос перехода в другую правовую форму вообще не стоит. Мы уже четыре года существуем как автономная некоммерческая организация: живем на то, что зарабатываем сами, а государственная бюджетная часть составляет около 25 процентов общего бюджета филармонии.
Натуральное хозяйство и концертный залРГ | Какая форма существования для филармоний более выгодна: штатная, развивающая собственную исполнительскую базу, или продюсерские проекты, рассчитанные на гастроли звезд?
Шалашов | Здесь должны быть разные подходы. Конечно, филармонии должны иметь базовые коллективы, которые постоянно выступают в своем зале и это, безусловно, экономически оптимально, но с условием, что художественный уровень этих коллективов высокий. Однако же определяющим звеном в филармонической деятельности является концертный зал. Если концертный зал правильно работает, он тонко регулирует исполнительское предложение и спрос, ненавязчиво формирует вкусы слушателей, пропагандирует редкую и новую музыку, работает на расширение аудитории, влияет на культурную политику данного региона. По сути зал является ядром музыкального рынка, вокруг него группируются агенты, организаторы, артисты. И это ответ на вопрос — что лучше: чтобы у тебя было собственное натуральное хозяйство или концертный зал, куда ты можешь приглашать, кого хочешь?
РГ | А как в условиях рынка можно продвигать просветительские и социальные программы, экономически невыгодные, но являющиеся традиционной частью работы филармонии?
Шалашов | Просветительская деятельность, концертный менеджмент, творческие коллективы, агентские функции, концертные залы — все это совершенно разные структуры внутри филармонии, каждая из которых живет и развивается по своим законам. Мы пытаемся объяснить, что принципы их финансирования здесь должны быть разные. Сейчас готовится документ — подзаконный акт к «автономным учреждениям»: «Принципы формирования государственных заданий», и нас не может не беспокоить: а какие это принципы? Скажем, как сделать, чтобы нам было выгодно проводить в зале концерт классической, современной музыки? Установка — вы проводите эстрадные концерты, а заработанные деньги останутся на классику — принципиально неверная. А если в этом зале, филармонии нет эстрады, что, не будет и классики?
Колотурский | Что взять за показатель вообще? Мы опасаемся так называемого показателя востребованности, потому что если будут давать нам деньги по показателям посещаемости, то поп-культура опередит симфонии.
Шалашов | Я думаю, что сопоставлять столь разные жанры нет смысла. Сравнивать можно только художественные явления одного порядка: например симфонические оркестры, или камерные коллективы, или народные коллективы и т. д. Показатель востребованности для филармонической деятельности имеет смысл только в узком жанровом секторе. Поэтому необходимо, чтобы государством были точно определены жанровые границы поддержки, выработаны объективные критерии.
Кто заказывает музыку и кто платитРГ | Как филармонии относятся к госзаказам на создание произведений и какие шаги приходится предпринимать, чтобы продвигать эту музыку на концертном рынке?
Шалашов | Мы все время говорили о необходимости госзаказов, а сейчас столкнулись с тем, что производим художественного продукта много, но продвижение этого продукта не финансируется. Например, заказали детскую оперу, объявили конкурс, написали. Поставили: собралось какое-то количество людей на один-два раза, и все. Но ведь условия рынка требуют, чтобы художественный продукт эффективно продюсировали, чтобы опера была услышана большим количеством людей. Только тогда есть смысл говорить об эффективности госзаказов.
Колотурский | Деньги надо тратить, но нельзя забывать и слушателя. У нас в государстве любят говорить об экономике, о финансировании, но никто не вспоминает, что платит слушатель, следовательно, он тоже является полноправным участником рынка. При этом надо учитывать, что рынок у нас нерегулируемый — в плане гонораров, дорог, затрат. Государство обычно говорит: «Мы даем зарплату». — «Но этого мало, надо же еще продвинуть проект». — «А вы продайте билеты!». Вот и получается, что цена билетов в Екатеринбурге доходит до 10000 рублей.
РГ | Это нереальная цифра для филармонического слушателя!
Колотурский | Представьте, у нас аншлаги: на Владимира Спивакова, например. Средняя цена билетов, безусловно, дешевле — около 2000 рублей. Но вот типичная ситуация: приезжает знаменитый гастролер, ему надо заплатить в десятках тысяч рублей. А где взять? Ни наших, ни спонсорских средств не хватает. Приходится брать с билета. Естественно, такая цена многим людям отрезает возможность попасть на концерт. Что делать?
РГ | Филармонический слушатель традиционно существовал как интеллигентская каста. Какой сегодня контингент в залах филармонии?
Колотурский | Спектр аудитории расширился: если раньше в залы приходили люди, для которых музыка была потребностью, то теперь идут в филармонию из-за престижа. Кроме того, появились люди бизнеса, которые начинают приобщать своих детей к музыкальному образованию. Это интересная ситуация: бизнес-элиту массовая культура уже не интересует. Они считают: раз мы — элитарное общество, значит, нам нужна элитарная музыка.
Мы, например, подходим очень индивидуально к слушателям. У нас есть лига друзей филармонии: 17000 человек в компьютерной базе данных. И если мы хотим информировать о каком-то событии, просто нажимаем кнопку и информация пошла. А слушатели, кроме прочего, знают, что имеют скидки на билеты. Это — не наше изобретение, а нормальные рыночные технологии, которые давным-давно известны в мире.
Звезды без шоуРГ | Среди гостей «Российской газеты» в этом сезоне был Юрий Башмет, который рассказывал о юбилейном турне «Солистов Москвы» по сорока городам России. Одно из его сильнейших впечатлений, какой он увидел российскую провинцию — залы, традиции, людей. А какими видятся звезды, приезжающие из Москвы, руководителям российских филармоний?
Бирман | Скажем, такие исполнители классической музыки, как Башмет или Спиваков, по гонорарам конкурируют с шоу-бизнесом. У них дорогие проекты, и, естественно, люди, которые занимаются формированием маршрута, высылают свои требования: технические рейдеры. Но практика показывает, что, чем выше музыкант как личность, тем меньше хлопот. По крайней мере во время приезда Юрия Башмета требования его были самые обыкновенные.
Красивое слово — филармонияРГ | Как вам кажется, меняется ли в последние годы в стране отношение к музыкальной культуре, к музыкальному образованию?
Колотурский | Ситуация очень сложная: недавно в Екатеринбурге заседал Совет в минкультуры по теме «Как восстановить систему непрерывного музыкального образования в России?» Не секрет, что в музыкальных училищах, в консерваториях сейчас серьезные недоборы. Плюс отъезд музыкантов из страны. Это уже начинает сказываться на состоянии оркестров. И именно в этой сфере без государственных вложений, без поддержки региональных проектов невозможно восстановить систему образования, переломить чудовищную ситуацию с тотальным влиянием шоу и масскультуры на нашего зрителя.
Евстратенко | В первую очередь необходимо вернуть престиж профессиям в сфере культуры. Учителя музыкальных школ сейчас сами говорят: не ходите в эту специальность — что там делать? Старое поколение учителей уходит, а новое не формируется: учить, по сути, некому.
РГ | Московская, Екатеринбургская и ряд других филармоний разрабатывают собственные проекты по привлечению и раскрутке молодых исполнителей. Почему это не может стать целенаправленной практикой государства и всех филармоний?
Шалашов | Конечно, должны быть государственные программы, и они есть. Московская филармония уже четвертый год работает по своей системе с молодыми исполнителями: экспертный совет проводит мониторинг, прослушивания, рекомендует участников для концертных программ. Мы привлекаем к этой программе регионы. Мы постоянно ищем, стараемся схватить таланты как можно раньше: к примеру, с нынешними лауреатами Конкурса Чайковского — с Никитой Борисоглебским и Мирославом Култышевым работали еще до их побед.
Американцы, например, говорят: зачем нам вкладывать в образование? Россия все делает. Так говорят и в других странах. Музыкант — международная профессия, и исполнитель всегда будет работать там, где больше платят. Мы можем сейчас вложить хоть миллионы и отстроить заново музыкальные школы, пригласить теперь уже из Китая или Кореи наших бывших педагогов, но дальше что? Музыканты все равно будут уезжать. Потому что мы до сих пор не создали в России соответствующий мировым стандартам концертный рынок: залы, гонорары, возможности продвижения. А если создадим, тогда все станет на свои места.
Текст: Ирина Муравьева
rg.ru