Тайны музыки

Формирование художественного вкуса подразумевает воспитание любви к человеку.

В нынешнем году исполняется 30-летие творческой деятельности музыковеда, педагога, сценариста, режиссера Рязанской областной филармонии Галины Ганиной. Это тридцатилетие вместило в себя тысячи концертов, которые она провела, многие годы преподавания в учебных заведениях Рязани. И все это для того чтобы раскрыть людям такое удивительное явление, как музыка, поднять планку развития художественного вкуса слушателей. О том, насколько осуществимы эти задачи, в каких условиях, какой ценой, мы и беседовали недавно с Галиной Михайловной.

Р.В. — Последние тридцать лет для нашей страны были разными и сложными. Наверное, то же самое можно отнести и к вашей судьбе?
Г.Г. — У каждого человека есть то, что связано с внешними событиями, и — свой путь. И в какой-то момент бывает важно понять, что для тебя ценнее: идти за внешними обстоятельствами, на волне, со всеми или стоять, как говорится, на своем камне. Человек иногда даже не понимает, откуда взялось оно, это свое, но он его почувствовал, понял и принял.

Так иногда бывает с выбором профессии. Я закончила четвертый рязанский лицей (тогда еще школу), которому невероятно благодарна за хорошее фундаментальное образование, музыкальную школу, музыкальное училище по классу фортепиано, а затем поступила в Московский педагогический институт имени Ленина, на музыкальной факультет, чтобы стать преподавателем музыки в обычной школе. Потом училась в аспирантуре РАО. Там преподавали теорию, историю музыки, знакомили с практикой: вокал, дирижирование… Со всем этим багажом я, вернувшись в 1985 году в Рязань, стала искать себе место в школе, но не нашла. А вот в филармонии работу предложили. Согласилась: устраиваться где-то надо. Представить себе, что останусь здесь, конечно, не могла. Филармония — это сцена, свет юпитеров. А я — девочка из очень простой семьи, несмелая, застенчивая, я еще по музучилищу знала, что перед публикой робею. Первое задание — провести в университете музыкальной культуры концерт, посвященный юбилею Моцарта… Дрожу еще сильней: Моцарт — это же вершина музыки! Лихорадочно готовлюсь, страшно волнуюсь… Но потом все свершилось как бы само собой, помимо меня. После слушатели подходили ко мне, благодарили, обнимали. Собственно, это все и решило. Спустя какое-то время мне даже подумалось, что были и знаки судьбы на этот счет. Вспомнилось: когда было мне лет 15, видела сон, что стою на сцене и рассказываю…

Р.В. — Судьба судьбой, но что помогает тому, что даже люди, далекие от классической музыки, с удовольствием посещают те концерты, которые вы ведете?
Г.Г. — Как в каждом деле, помогает труд. И вот еще что важно: когда я стала работать в филармонии, здесь не оказалось человека, которой подсказывал бы мне: сделай то, сделай другое. Я осваивала все сама, часто наугад, и теперь считаю, что это самое лучшее, что могло со мной случиться. Я до многого дошла самостоятельно. Например, убедилась, что в работе с детьми какой-то теме надо посвятить лекцию, а какую-то они лучше постигают через игру, свое участие в концерте. Сейчас это называется интерактивностью и всем предписывается, я же стала применять раньше многих. Вообще в мире уже все придумано, изобретено, но если ты делаешь собственное открытие, то оно остается в тебе навсегда, и ты твердо уверен, что надо поступать именно так. И когда сегодня, приводя различные термины, например «инновация», тебе советуют: «Это делайте не так, а иначе» — ты можешь очень здраво рассудить, действительно ли стоит принять предлагаемое. Я видела многих людей, которые сломались от того, что пытались сделать так, как им указывали.

Р.В. — То есть надо знать, кого слушать…
Г.Г. — Безусловно. Но мне очень повезло: я в течение 30 лет общалась и общаюсь с людьми уникально талантливыми и честными, чье творчество является высоким образцом мировой музыкальной культуры. Ирина Архипова, Галина Вишневская, Евгений Нестеренко, Зураб Соткилава, Владимир Спиваков, Денис Мацуев… Я видела многих из них еще в студенческие годы, когда, имея 40-рублевую стипендию, по случайным «билетикам», которые часто отдавались мне почти даром, бегала на концерты в консерваторию и Большой театр. Потом вела концентры этих мастеров в Рязани. Знаете, чем представители этой когорты исполнителей отличаются от многих нынешних артистов? В них нет гламура, фальши, желания казаться, а не быть. Иногда мне предоставлялась возможность поговорить с кем-то из них вот так, как с вами. Иногда была лишь минута общения, но она столько высвечивала! Например, однажды я попросила Елену Васильеву Образцову посмотреть, правильно ли перечислила все ее регалии, чтобы зачитать перед концертом. Она взглянула на длинный список и воскликнула: «Да вы с ума сошли!»

Р.В. — Мы говорим о звездах мировой величины, о столичной культуре, а что представляет собой, на ваш взгляд, Рязань?
Г.Г. — Рязань в самом лучшем смысле этого слова город провинциальный, как семья, имеет присущее только ему своеобразие. Это малоэтажные здания с элементами классицизма, неспрямленные улицы, зеленые дворики около домов, создающие вид усадьбы. К сожалению, всего этого осталось мало, есть стремление сгладить, снивелировать неповторимый облик города, а надо ценить и сохранять то, что осталось. И это относится не только к архитектуре. Нужно ценить и всячески лелеять тех людей, которые являются носителями лучших традиций русской культуры. Эти люди, словно невидимые миру слезы: они, как правило, получают мизерную зарплату, не удостаиваются порою элементарных знаков внимания. Но во многом благодаря им сохраняется самое главное. Я, например, всю жизнь благодарна Тамаре Николаевне Цукановой, которая привела меня, еще девочку, в свой «Олимп». Многие такие люди уже ушли из жизни, и понимание того, как к ним относились, было трагическим. Надеюсь написать книгу и рассказать в ней о десятках уникальных рязанцев, с которыми встречалась.

Р.В. — А что можно сказать в целом о музыкальной культуре?
Г.Г. — Музыка — сложнейший вид искусства, и надо на государственном уровне помочь понимать ее как можно более широкому кругу людей. Действительно, если речь идет, например, о живописи, то говорится о понятных, осязаемых вещах: цвет, краски, холст. Но что такое музыка? Это не только звук, это таинство, постигнуть которое очень непросто. И была система Кабалевского, идея которой заключалась в том, чтобы в каждой общеобразовательной школе музыка изучалась фундаментально. Этот композитор и просветитель нашел методы, как о сложных музыкальных — по сути философских — понятиях просто и доступно рассказывать детям. Со своей стороны деятели искусства тоже стремились, чтобы музыка стала ближе каждому. Помню, когда я пришла в филармонию, в ней работали замечательные артисты-подвижники: Тамара Иванишко, Сергей Мартынов, Николай Белый, Татьяна Соколова, Ольга Мельникова, Светлана Трач, Петр и Любовь Ячменниковы, Марина Чернышова, Евгений Антипов, квартет «Парафраз». Мы выступали всюду: в колхозах, в заводских цехах. Сейчас это может показаться наивным. Кто-то скажет: мол, для «галочки» делалось, формально. Но это многое давало даже нам самим. Мы видели реакцию на музыку людей, которые зачастую с «живыми» артистами встречались впервые: они не оставались равнодушными. И вообще за долгие годы работы, сколько бы я ни общалось со зрителями, почти все говорят одно и то же: «Мы шли сюда со своими тяготами, заботами, а после концерта у нас появились какие-то силы, что-то к лучшему повернулось в душе». И это никогда не уйдет из русского искусства, не должно уйти. Потому что все великие наши композиторы и, прежде всего, Чайковский, считали главным, чтобы музыка нравственно влияла на людей.

Р.В. — Нынешний год проходит под знаком 175-летия со дня рождения Чайковского. Как эту дату отметила филармония?
Г.Г. — Чайковский был представлен полно и широко. Были исполнены все шесть его симфоний, поставлены два балета, прозвучала в концертном исполнении опера «Пиковая дама», были концерты камерной музыки и другое. И все разные музыкальные жанры звучали в хорошем исполнении. Сегодня — и это большой «плюс» нашему времени — постоянно приезжают музыканты, которые в мире являются звездами первой величины, и мы имеем возможность слышать их тогда, когда они в расцвете сил.

Р.В. — Не так давно снова вернулось название «Рязанская областная филармония» вместо «Рязанское гастрольно-концертное объединение»…
Г.Г. — Хорошо, что вернулось, потому что прежнее предполагало что-то вроде фабрики по производству концертов. Филармония — это понятие значимое, просветительское, к которому Россия долго шла, начиная от братьев Рубинштейн и того же Чайковского, когда они основывали Русское музыкальное общество, благотворительные объединения, бесплатные концерты. Это была огромная работа гениев, которые стремились к тому, чтобы разные по состоянию и положению люди России имели доступ к тому чуду, тайне, которая зовется музыкой. Но хочу подчеркнуть: любые цели, которые есть, в том числе воспитание вкуса, должны подразумевать, что на первом месте — любовь к человеку. Если этого нет, то все остальное теряет смысл.

Татьяна Банникова «Рязанские ведомости», № 118/2015