Тимур Халиуллин — о карильоне, роликах и привидениях в филармонии

Тимур родился в Удмуртии, выучился на органиста в Петербурге и приехал работать в Белгород. 26-летний музыкант рассказал о своём отношении к Белгороду, о привидениях, которые живут в органном зале, и о травмах, полученных им на роликах.

- Событий настолько много, что попробую начать с самых главных, - начинает рассказ Тимур. - Этим летом получил третье высшее образование, диплом карильониста. Теперь я могу официально выступать как исполнитель на карильоне. Его специально изготовили для нашей филармонии, и на самом большом его колоколе написано "Россия. Белгород-2012". Вот это событие я назову самым главным после открытия органа в Белгороде.

- Тимур, чем уникален этот инструмент

- В России более двухсот органов и всего три карильона. Пришёл он к нам из европейской культуры. Карильон - инструмент открытого воздуха и звучит прежде всего на площадях. Каждое воскресенье и на разных городских праздниках его можно услышать на соборной площади Белгорода, куда его привозят на специальном карильон-мобиле.

- Игра на карильоне принципиально отличается от игры на органе?

- Клавиатура карильона в несколько раз больше органной, клавиши представляют собой деревянные рукоятки, по которым нужно ударять кулаками, а не пальцами. К каждой такой рукоятке привязана тяга, которая идёт к языку колокола и заставляет его звучать. Нужно с силой ударять, чтобы нажать на клавишу. Но наш инструмент современный, это сплав механики и электроники, поэтому историческая клавиатура сохранена, но играть на ней намного удобнее, она не такая тугая. А вот, к примеру, от игры на петербургском карильоне кулаки иногда разбиваются в кровь.

- То есть вовсе не обязательно быть драчуном или мастером единоборств, чтобы применять кулаки по назначению?

- Да, абсолютно верно (смеётся).

- Видимо роликами и велосипедом ты увлекаешься тоже не просто так, а чтобы развивать мышцы ног для игры на органе и карильоне?

- В том числе! Но не только для этого, конечно. Роллеры - это для меня вторая семья после музыкальной. Здесь в Белгороде я даже с удовольствием участвовал в соревнованиях на лыжероллерной трассе. Очень сдружился и с велосипедистами. Объездил весь город и его окрестности.

- Ты единственный в Белгороде музыкант, играющий на карильоне?

- Да, меня специально брали в штат филармонии в расчёте на то, что вскоре в городе появится карильон. Филармония оплачивала моё обучение и командировки в Петербург. На защиту магистерской диссертации я потратил последние силы и долго восстанавливался после тяжёлой сессии. А в июле впервые на юг съездил, ни разу до этого на тёплом море не бывал, только на Балтийском и на Северном в Голландии. А теперь побывал в Крыму - дикарём, с рюкзаком, без определённого места жительства.

- Как думаешь, с чего вдруг в Белгороде, вообще в России, сформировался такой интерес к органной и карильонной музыке? Сказался долгий её дефицит?

- Так и есть. То, что раньше было забыто, сейчас возрождается. Проснулся и интерес к церковной культуре.

- Тебя приглашают на гастроли?

- Да, Белгород уже заявил себя на органной арене. Я был в Кемерово, Красноярске, Барнауле, Иркутске, Сумах, Харькове, Витебске... Выступление в Большом зале Санкт-Петербургской академической филармонии имени Д. Шостаковича - на одной из самых престижных концертных площадок - было настолько волнующим, что перекрыло многие другие, даже очень яркие впечатления.

- Ты и сейчас живёшь в гостинице при филармонии?

- Да, я до сих пор живу здесь, в гостинице. Вопрос обеспечения жильём стараюсь не форсировать. Думаю, это всё разрулится вскоре

- Скорее всего, вряд ли захотят тебя потерять и отпустить в другое место!

- Мне очень понравился Белгород, и я хотел бы здесь остаться навсегда. Если всё так сложится, буду рад. Мне показалось, что Белгород открыт ко всему новому. К новым людям. Встречают всегда с распахнутой душой. Можно совершенно спокойно поговорить с кем-то на улице.

- Наверное, просто ты сам притягиваешь подобных себе людей - открытых, увлечённых.

- Я с ровестниками и теми, кто помладше, очень много контактирую. Кстати, большинство детей меня всегда внимательно слушают, с удовольствием задают вопросы.

- А твои музыкальные вкусы в последнее время не претерпели никакой трансформации?

- Пока что джаз и рок остались в стороне от меня. Но недавно я соприкоснулся с неофольклорной волной. В апреле в Белгороде состоялся уникальный по подбору исполнителей концерт - "Народный образ органа". Орган впервые в истории выступил вместе с испанской волынкой, армянским дудуком, украинской сопилкой, китайской флейтой. В этой программе орган не только соперничал с национальными инструментами, но и проявлял в себе их черты. Сам орган-то вышел из народа, из флейты Пана, волынки, дудочек. Волынка - прообраз органа. И на концерте всё это предстало в таком необычном калейдоскопическом потоке, что даже балалайка с органом, оказалось, звучит, как гимн русской душе. Неофольклорная волна в чём-то сродни рок-музыке или джазу. Волынка, кстати, стала популярной. Я даже познакомился с белгородским волынщиком Никитой Кобзарем, который играл в парке Ленина.

- Насколько важна для тебя реакция публики на концерте? Как ты её видишь?

- Я её не вижу, я чувствую. Любой исполнитель меня поймёт. В каждой паузе слышишь дыхание отдельного человека, концентрацию внимания нескольких сотен человек.. Это ни с чем нельзя перепутать. Бывают концерты, когда этот контакт не устанавливается, у публики рассеивается внимание, и у тебя в ответ тоже. Если кто-нибудь начинает громко кашлять и не может остановиться или кто-то входит-выходит - всё это выводит исполнителя из образа. Кроме того у меня на органе есть зеркало, в котором я могу воочию наблюдать, что происходит у меня за спиной. Часто люди медитируют, закрыв глаза. Может, уснули? Но понимаешь, что нет - они кайфуют.

- Тимур, ты до сих пор играешь на органе по ночам? Об этом ходят легенды, а ещё о том, что ты устраиваешь поздние концерты для ночных сторожей филармонии.

- Таков уж мой режим. Обычно я сплю до 12, потому что ложусь не раньше шести утра. Заниматься начинаю в полночь - это самое спокойное время, никто не отвлекает. А до этого репетирую с солистами, или бегаю по адиминистративно-хозяйственным делам, которые висят на мне: приглашения, организация мероприятий... Следить нужно за всем - вплоть до проблем вентиляции и гарантийного ремонта органа. Есть чем заняться днём, а на ночь оставляю самое святое.

- Ты так трепетно относишься к своей работе и инструменту...

- Не только к инструменту, я и к залу трепетно отношусь: каждый недочёт фиксирую и о нём докладываю - замучил нашу дирекцию и хозяйственников. Потому что каждая щель в дверях, которая свистит, - это проблема. Скоро будем менять вентиляцию в органном зале - нужно не только исключить лишние звуки, но и оптимизировать уровень влажности. Здесь хорошая система климат-контроля, но и она не всегда справляется, а любая мелочь может навредить органу. Даже насекомые.

- И такое случается?

- С нашим органом пока нет, но казусы всякие возможны. Сверху на орган может попасть всё, что угодно: штукатурка осыпется или пыль осядет. Если муха попадёт в трубу, она засоряет сопла. Случаев, когда орган страдал из-за насекомых, очень много. Пример тому - Петербургская филармония, где во время реставрации органа было обнаружено много мёртвых мух. Кстати, в здании нашей филармонии водятся приведения...

- Вот как? Расскажи о них.

- Иногда глубокой ночью я слышу как звенит огромная люстра в холле... Порой в эти моменты свет в зале включается сам собой. Да я уверен, что это приведение (смеётся). Мне очень нравится, когда звенит эта люстра. В эти моменты я чувствую себя таким Гарри Поттером...

Автор Мария Литвинова
Фото Светлана Лукина, Екатерина Шаронова
Журнал "Он о Нас" №2, Октябрь 2013