«В глазах музыкантов Госоркестра стало меньше страха»

Владимир Юровский — о Светлановском оркестре после Горенштейна, пыльных партитурах и дирижерском кокетстве

Государственный академический симфонический оркестр России им. Е.Ф. Светланова (ГАСО) начинает 2014 год событием, похожим на постмодернистскую акцию: дирижер-интеллектуал и музыкальный гурман Владимир Юровский посвятит целый филармонический вечер мюзиклу «Обыкновенное чудо» Геннадия Гладкова. О своей методике разыскивания шедевров и о самолюбовании за пультом худрук Госоркестра рассказал корреспонденту «Известий».

— Как вы выходите на редкую и необычную музыку?

— Природное любопытство. Люблю слушать музыку и разглядывать партитуры. Сейчас, когда я об этом задумался, то понял: к раскапыванию неизвестных сочинений меня привела страсть к коллекционированию нот и записей. Частично я унаследовал ее от отца, частично от Геннадия Рождественского. Со студенческих лет я всегда тратил все свои деньги на покупку нот и записей. Ты смотришь лежащие в пыли партитуры, которые никто не берет, и порой находишь настоящие сокровища. И с ранних лет, еще до того как стать профессиональным дирижером, я представлял себе, с чем, в каких комбинациях можно «подать» те или иные сочинения.

— Прошло два года с тех пор, как вы возглавили ГАСО. Что изменилось в оркестре?

— Многое. И в игре, и в отношении к делу. Изменилось самое главное: люди свободнее задышали. В глазах стало меньше страха. Его уже почти нет. Постепенно вырабатывается личное чувство ответственности за то, что мы делаем. Оно было всегда, но оставалось загнанным в какие-то страшные подвалы. Когда я первый раз пришел, люди просто боялись, на их лицах больше ничего не было. Я не знал, как с таким коллективом работать. А сейчас ток идет, причем в обоих направлениях. Я не только донор, я от них очень многое получаю. Я счастлив, что нам удается в такой короткий срок производить метаморфозы.

— Вы будете показывать Светлановский оркестр миру?

— Да. В следующем году у нас будут гастроли в Германии, по-моему, с заездом в Бельгию, Голландию. Нас приглашают и в Америку, и на Дальний Восток, и в Англию. По России, даст бог, тоже поездим: запланированы концерты в Перми, Челябинске, других городах. Проблема, как обычно, с цейтнотом. Я же работаю еще и с Лондонским филармоническим оркестром, а там все туры расписаны на годы вперед. Надо будет находить баланс между двумя коллективами.

— Вы руководили Глайндборнским фестивалем 13 лет. Это был специальный долгосрочный контракт или вы просто им нравитесь?

— Контракт был бессрочный — нужно было только предупредить о расставании за определенный срок. Там работают семейственно и полюбовно. Всё складывалось так хорошо, что ни у них, ни у меня не возникало желания что-то менять. А потом я почувствовал, что наступает опасный период: десять лет миновало, взаимоотношения могут не то что зайти в тупик, но превратиться во что-то рутинное. Дабы этого не произошло, я решил принять поворотное решение и уйти после сезона-2012/13. Думаю, что это хорошо и для меня, и для Глайндборна.

— Теперь возьметесь за что-то еще?

— Нет, никаких дополнительных планов нет. С Лондонским филармоническим контракт у меня подписан до 2017 года.

— Вы почти всегда дирижируете с партитурой. А как относитесь к тем, кто предпочитает не ставить ноты на пульт? Это дирижерское кокетство?

— Дирижирование без нот — действительно форма кокетства, хотя есть люди, обладающие невероятной фотографической памятью. Например, Клаудио Аббадо запоминает партитуру визуально, страница за страницей. Но мы ведь, когда дирижируем, не сольное представление даем. Мы руководим коллективом, а он-то играет по нотам. Не вижу причин, по которым ноты не должны лежать и перед дирижером. Партитуру надо знать, но не стоит всем это показывать. Традиция дирижирования наизусть пошла от Тосканини, но он работал без нот из-за того, что был чудовищно близорук. Когда у Отто Клемперера спросили: «Почему некоторые ваши коллеги дирижируют по памяти, а вы по партитуре?», тот саркастически ответил: «Потому что я умею читать партитуру».

Когда дирижируешь наизусть, у музыкантов сразу появляется опасение: вдруг он что-то забудет? И они начинают пялиться в ноты. Если у тебя есть ноты, они больше доверяют жесту. Исполняя Шестую симфонию Чайковского или некоторые оперы, я кладу перед собой ноты, но не открываю их.

— Когда вы дирижируете, вы обращаете внимание на то, как это выглядит?

— Видите ли, я ведь дирижирую уже столько лет, что у меня накопился довольно обширный арсенал выразительных средств. И пользуюсь я ими на бессознательном уровне. Это техника, и всякий мой жест имеет цель. Поэтому сейчас я уже не слежу за тем, какие пассы произвожу. Когда учился, безусловно, следил.

Вообще жест должен идеально соответствовать музыке. Если музыка должна звучать красиво, жест должен быть эстетически законченным. Если звучание должно быть угловатым или уродливым, таким же должен быть жест. Это не самоцель, не балет. Никому не придет в голову смотреть запись дирижера с выключенным звуком. Ну, может, кому-то и придет, но, с моей точки зрения, это уже извращение.

— С одной стороны, все дирижеры в один голос говорят: не важно, какой жест, пусть хоть тряпкой машет, лишь бы оркестр понимал. С другой стороны, все лучшие дирижеры за пультом так или иначе выглядят красиво. На них действительно интересно смотреть, порой как на балет.

— Всё, что законченно по форме и наполнено глубоким содержанием, красиво. Жест Мравинского крайне скуп, тем не менее процесс его дирижирования завораживает. Если посмотреть на мастеров совсем старого поколения — Фрица Райнера, Эриха Клайбера, то это вообще дирижирование одной правой рукой, идущее от Рихарда Штрауса. Но тоже завораживает! Не какой-то особой красотой, а осмысленностью.

Но есть вещи, которые вызывают скорее улыбку. Серджиу Челибидаке в поздние годы вообще практически не двигал руками: не потому, что был таким старым, а потому, что ему это было не нужно. А есть записи молодого Челибидаке: там он взбивает руками такие сливки в воздухе! Результат тем не менее не могу сказать, что аховый. Там как раз было очень много самолюбования. Он нашел себя намного позже. А Тосканини, который дирижировал, как будто ножом резал, — более примитивное дирижирование представить себе невозможно! Но энергетика, исходящая от него, опять-таки завораживает.

— Вам свойственно самолюбование?

— Стараюсь этого не допускать, хотя моменты такие бывают. Я был очень успокоен, когда нашел в письмах Карлоса Клайбера следующую мысль. «Иногда, когда я дирижирую, я начинаю следить за красотой жеста, который сам же произвожу. Но в этот момент я перестаю слышать». Вот и я всегда стараюсь слышать, что выходит из-под моих рук. Тогда опасности самолюбования нет. Потому что ты занят делом.