Елена Образцова: «Хулиганства во мне — хоть отбавляй!»

Примадонна, мировая оперная звезда, «золотой голос» Большого театра — все это о Елене Образцовой, в эти дни принимающей поздравления по случаю полувекового сценического юбилея. Народная артистка СССР, Герой Социалистического труда, Лауреат Ленинской премии… Не перечислить ее триумфов на сценах России и мира, не назвать имен всех великих певцов, с которыми Образцова выходила на сцену.

Юбилей Елена Васильевна отмечает в Москве и Петербурге. 26 декабря ее чествует Большой театр. Но открылись торжества в городе на Неве. С ним певицу роднит прошлое: рождение, годы блокады, первое публичное выступление в составе детского хора Дворца пионеров, учеба в консерватории, где на выпускном экзамене ей поставили «пять с плюсом». Настоящее: Михайловский театр, Культурный центр Елены Образцовой, Международный конкурс молодых оперных певцов ее имени. Будущее: на территории Санкт-Петербургского Большого Гостиного двора кипят реставрационные работы, в канун 2015-го здесь откроется Международная академия музыки Елены Образцовой.

«Будешь петь в кино перед сеансами»

культура: Вечера в Вашу честь воспринимаются как прекрасные новогодние сюрпризы…
Образцова: Полвека назад, в декабре 1963 года, состоялся мой дебют в Большом театре. Спела Марину Мнишек в «Борисе Годунове», и меня, еще студентку, без обязательства пройти стажерскую группу, сразу взяли в театр. Я была на седьмом небе от счастья.

культура: Создание Международной академии музыки в Петербурге — одна из целей Вашего пребывания в городе на Неве. Какая задача у академии?
Образцова: Найти и поддержать оперные голоса. Я езжу по всему миру, даю мастер-классы в разных странах, и обидно, что нет возможности помочь отечественным певцам. В России много потрясающих голосов. Но выучены они неправильно. Хочется открыть молодым секреты техники, чтобы они узнали, как строить фразы, где брать дыхание. Их надо поправить, привить вкус к исполнению музыки разных стилей, и я тороплюсь это сделать. Даже Владимиру Владимировичу Путину говорила: «Давайте скорее, пока мы все еще живы». Преподавать будут выдающиеся певцы, мы должны успеть отдать то, что досталось нам от великих вокалистов, дирижеров, режиссеров. Пока имен педагогов не назову, разговор преждевременный — Академия откроется через год.

культура: Мы все родом из детства, Ваше детство — блокадное. Любовь к музыке живет в Вас с той военной поры?
Образцова: Мне было пять лет, когда я посмотрела фильм «Большой вальс» с красоткой Милицей Корьюс, он и заставил меня стать певицей. Тогда я сказала, что буду петь. В школе меня все звали «Ленка-артистка». Еще в доме хранился альбом с пластинками, который папа в конце 30-х годов привез из Италии. Под голоса Беньямино Джильи, Энрико Карузо, Тито Скипа я делала уроки, чем доводила до истерик соседей по квартире.

культура: Вы предвосхитили мой вопрос: как в семье технической интеллигенции появляются оперные дивы?
Образцова: У папы и его брата были фантастические баритоны. Если бы они пели профессионально, то стали бы великими певцами. Папка всегда пел «Очи черные», а дядя — «О, дайте, дайте мне свободу» из «Князя Игоря». Мамочка любила напевать, а бабушка пела в церковном хоре, так что, можно сказать, семья была певческая.

культура: Отец сожалел, что не сделал пение профессией?
Образцова: Нет, и меня не пускал. Он говорил: «Опозоришь нашу семью, в лучшем случае будешь петь в кино перед сеансами». А я — хочу, и все. И втайне от папы поступила в консерваторию.

культура: Обиделся за непослушание?
Образцова: Да, он год со мной не разговаривал. Такой был характер.

культура: Кстати, о характере. Одни говорят, что Вы — человек простой, умеющий сочувствовать и жалеть. Но, с другой стороны, кое-кто отговаривал меня от интервью, утверждая, что Вы — строптивая, не любите журналистов, и попади к Вам под горячую руку, очухаешься не скоро. Вы с этим согласны?
Образцова: Согласна. Взрывной характер — тоже от папы. Он был добрый человек, заботился о людях, и они его за это любили. Вдруг накричит, даже наорет, смотришь — через пять минут уже успокоился. А мамочка на его крик обижалась и с ним подолгу не разговаривала. Если такая ссора случалась летом, то папа собирал ромашки, васильки, иван-чай и приносил маме шикарные полевые букеты.

культура: Два главных города в Вашей судьбе — Ленинград и Москва, а между ними Таганрог…
Образцова: А после Таганрога был Ростов-на-Дону. Папа многие годы работал на Ленинградском заводе имени Ленина, был конструктором. В 50-е годы получил приглашение из министерства на работу в Москве, и отказался. Его за непослушание «сослали» в Таганрог восстанавливать завод. А через пару лет мы переехали в Ростов — папу отправили создавать совнархозы, хотя никто толком не знал, что это такое. В Ростове я поступила в музыкальное училище. Папа молчал, видимо, думал, что все это несерьезно.

культура: Вы — кто: петербурженка или москвичка?
Образцова: Сейчас москвичка, наверное. Ленинградцев-то уже не осталось. Все приезжие. Но все-таки иногда вижу старушку, и точно знаю, что она — ленинградка.

культура: Как определяете?
Образцова: Что-то особое в глазах, в походке, в движениях. Чувствуются достоинство и гордость за город, с которым вместе выжили. С другой стороны, в них изящество и изысканность — от красоты, которая вокруг. Я так думаю, что и меня воспитали архитектура Петербурга и его музеи.

культура: Город прекрасный, но, не обижайтесь — все-таки немножко депрессивный.
Образцова: Не обижаюсь. Депрессивный, потому что все время черное небо над головой, темная вода в Неве, и на болоте построен…

культура: Да и на костях…
Образцова: И на костях — все это передается. Я читала, как строили на телах людей Петропавловскую крепость, а это мое самое любимое место в городе и самое страшное, как оказалось. С подобным же столкнулась в Магадане. Только отъехали от города, как увидела вереницу стоящих машин и подумала, что-то случилось. Из каждой вынимают скатерть, расстилают на капоте, водочку достают. Мне объяснили, что прежде, чем ехать по костям человеческим, принято поминать и просить прощения. Мой дедушка тоже в Магадане погиб. Рабочих, что падали замертво на строительстве Колымской трассы, на месте и закапывали, тело — это хороший строительный материал. И тоже самое было с Петропавловкой — страшно…

«Убийцы оперы» не дремлют

культура: Что скажете о современной оперной режиссуре?
Образцова: Она ужасающая.

культура: Режиссеры любили с Вами работать, сам Дзеффирелли говорил, что Вы для него потрясение и он знал только трех великих актрис: Каллас, Маньяни и Образцову.
Образцова: Это в прошлом. А сейчас происходит планомерное убийство оперы. Может, есть какая-то ассоциация «Убийцы оперы», куда входят режиссеры, коверкающие классику? Они все делают для того, чтобы зритель один раз посмотрел спектакль и никогда больше в оперу не ходил. Это такое же преступление, как если бы к классическому живописному портрету пририсовали усы или бороду, а даме на картине поменяли прическу или наряд. Самый верный способ погубить шедевр.

культура: У Вас же был опыт оперной режиссуры?
Образцова: Да, я поставила «Вертера» в Большом театре, и мы работали с удовольствием, прислушивались к советам певцов. Спектакль получился хороший и жил долго. Декорации были дивные, но они не сохранились — у нас же сейчас все сжигается. Уничтожили и замечательные декорации Федоровского к «Хованщине». Варварство какое-то. Сейчас в связи с 50-летием моей творческой деятельности стали искать костюмы, чтобы выставить в Бетховенском зале, и не смогли найти. Видимо, их просто выбросили.

культура: «Убийцы оперы» не унимаются?
Образцова: Наверное. Опера Большого театра пережила страшный период. Огромные деньги тратились на приглашение артистов из-за границы, хотя никакими музыкальными ценностями те не обладали. Свои же певцы пропадали без работы: если певец не поет, он теряет профессию, как спортсмен без соревнований. Думаю, что с приходом Владимира Урина и уходом Михаила Фихтенгольца ситуация изменится в лучшую сторону.

культура: Расскажите о своем театральном романе с Романом Виктюком.
Образцова: Мы нашли друг друга, потому что оба хулиганы. Он меня покорил тем, что хорошо знает музыку. Лучше, чем я. Еще — фантастически ориентируется и в новой музыке, и в музыке барокко, в опере знает всех режиссеров и певцов. Виктюк создал себе немножко дурацкий имидж, в чем я вижу его защиту от внешнего мира. На самом деле он иной. На репетициях взрывной и требовательный, а потом дает свободу, отпускает. Мы начинаем импровизировать, но вся подоплека спектакля уже в нашем сердце и нашем разуме.

Когда репетировали в Театре Сатиры «Реквием по Радамесу», и мы с Олей Аросевой и Верочкой Васильевой говорили, что будем делать, а чего не хотим, Виктюк нас обрывал: «Не слушаетесь? Тогда создайте себе кружок самодеятельности». Смешной он, и я его очень люблю.

культура: Пространство драматического театра — иное?
Образцова: Виктюк такой умный, что приглашает меня в музыкальные спектакли, где звучат фрагменты опер. Мне это помогает, я спокойна на сцене, потому что знаю: опера и музыка помогут.

культура: Есть ли любимая оперная партия?
Образцова: Из русского репертуара, конечно, Марфа в «Хованщине». И опера гениальная, и Марфа — потрясающая, сильная натура: она и женщина-политик, и гадалка, ей известно, что такое любовь. Ради веры и чувства она заканчивает жизнь в огне. Каждый раз после спектакля я шла из театра, как из церкви — чистая, как после причастия. Любила своих героинь в «Аиде», «Трубадуре», «Вертере» и, конечно, Сантуццу в «Сельской чести».

культура: Вы подчиняли свою жизнь голосу?
Образцова: Единственно, что я делала, так это все время сидела на диетах, потому что бабушка и мама были полные, да и меня разносило. Диеты были вынужденной мерой. Спорт пришлось забросить, когда серьезно начала заниматься пением — боялась простудиться, а ведь была подающей надежды лыжницей. Боялась есть острое, пить холодное — в этом смысле я зависела от голоса. Но не лежала как барыня на вате, многое видела и многое испытала. Если не жить, не путешествовать, не знать горя, беречь себя от трагедий, если не радоваться и не веселиться, никогда артистом не станешь.

культура: Продюсеры шоу-бизнеса говорят, что могут любого певца раскрутить. В опере это невозможно?
Образцова: И в опере раскручивают. Они умеют. Это тоже деятели той самой организации, которой мы дали с Вами название.

культура: Вы работали с Солом Юроком. Изменился ли стиль продюсерского искусства в наше время?
Образцова: Сейчас и артисты, и организаторы хотят только денег. Вот меня спрашивали: «Когда Вы учились, полагали, что будете петь в «Ла Скала?» Нет, и слова «карьера» не знала. Мы хотели научиться петь, чтобы выразить свою душу. О деньгах не думали, у нас их не было — мы их отдавали государству. Я была счастлива: Господь дал мне бесплатно талант, я бесплатно пою, да еще государству помогаю. Клянусь, так и думала: не продаю свой талант, а пою в благодарность Господу Богу. Сол Юрок знал, что все мы голодранцы, и помогал: подкармливал, одежду покупал. Он был потрясающий дядька и все понимал. Решал, какой репертуар нам петь, чтобы сразу не было большой нагрузки на голос. Такими и должны быть менеджеры и импресарио. Сейчас об этом не думают. Все звезды, а петь некому — через два-три года уже все больные.

Дама с собачкой

культура: Часто сильные, свободные, состоявшиеся в профессии женщины в душе нежные и хрупкие, мечтают о сильном мужском плече. Так можно сказать о Вас?
Образцова: Обо мне и абсолютно точно. Такими же были Мария Каллас и Ренаточка Тебальди, с которой я дружила.

культура: А плечо нашлось?
Образцова: Мой второй муж, которого я очень любила — Альгис Жюрайтис. Мы прожили 17 лет. 17 лет счастья. Он был мужчина настоящий.

культура: И такой тонкий балетный дирижер…
Образцова: Но я его перетащила в оперу.

культура: Когда у человека за городом своя часовня, сад с кустиками-цветочками и большой дом, то кажется, что там все время должна бурлить жизнь…
Образцова: Так и есть. Моя помощница Аня говорила: «Ой, людей у Вас, как у Китае…» Я всегда хотела иметь большую семью — этого не получилось из-за моего пения. Сейчас семью составляют дочка, ее муж и дети и, конечно, друзья, которые ко мне приезжают. Я всех усаживаю за стол и радуюсь.

культура: Что-то готовите?
Образцова: Готовлю хорошо, но редко. Началось все с солянки. Как-то давно к нам неожиданно приехала большая компания гостей. «Мама дорогая, чем же их кормить?» — с ужасом подумала я. Взяла огромную кастрюлю и все, что нашла в холодильнике, туда накрошила. Получилась потрясающая солянка. С тех пор я стала готовить.

культура: Кто составляет сейчас круг Ваших друзей?
Образцова: У меня две любимые подружки, удивительные певицы, с которыми мы прошли всю жизнь: Тамарочка Синявская и Маквала Касрашвили. Мы каждый день созваниваемся, ходим друг к другу в гости или в ресторанчик. Они и на дачу ко мне приезжают, как и все те, с кем свела судьба.

культура: Чем занимается Ваша дочь Елена?
Образцова: Воспитывает свою малышку, — ей три годика, и она уже говорит на трех языках — вундеркинд растет. Мама говорит с ней по-русски и по-испански, Лена жила в Испании. Зять — каталонец, они переехали в Москву.

Я счастлива, что дочь выросла очень доброй. Она всегда подбирала несчастных кошек. Сейчас все довольные, толстые и не поверишь, что были больными заморышами. Недавно взяла еще одного котенка, который упал на голову ее мужу с дерева. Так и живут в маленькой квартирке Лена, муж, сын, дочь и пять спасенных кошек.

культура: Лена — кошатница, а Вы — собачница. Почему у Вас только пудели?
Образцова: Много лет назад приятельница подарила мне Тотошку — шикарного пуделя голубых кровей. Через полтора года, накануне моего отъезда в Америку, он умер — съел что-то на улице. Я страшно переживала. На приеме у американского миллионера увидела пуделька и разрыдалась. Хозяин испугался, пришлось рассказать, что три дня назад умер мой Тотошка… Я улетела петь в Метрополитен, в Нью-Йорке жила у знакомой, что была родом из Одессы. И однажды во время ужина принесли посылку. Часа через полтора мне показалось, что в коробке что-то шевелится. Открываем, а там серенький пудель — подарок от миллионера. Запуганный, грязный, приседающий от каждого звука — в темной коробке летел шесть часов с Юга Америки, потом сидел в аэропорту, затем ждал, пока мы ужинали. Я легла в ванну и положила дрожащее существо себе на живот, потом он съел за секунду две баночки корма, и началась такая любовь немыслимая… Назвала я его Антошкой. Мы не расставались. Входя в Метрополитен, я его прятала. Рассказывали, что в гримерке он стоял на задних лапах перед репродуктором и внимательно слушал мой голос. Он прожил у нас очень долго, и все время рычал на Альгиса. Такая мужская ревность была.

культура: В «Пиковой даме» Вы выступали с Антошкой?
Образцова: «Пиковая дама» с собачкой — это гораздо позже. Была еще большая рыжая пуделиха Дашка, которую мне подарили в корзине с цветами на концерте в Новосибирске, когда уже объявили номер. Я решила спеть с цветами в руках, и вдруг на высокой ноте из букета раздался писк, я чуть не уронила корзинку от страха. Дашку мы с Альгисом очень любили. Через год после смерти Альгиса мальчишки из театра Виктюка подарили мне черненькую Карму. Я сразу переделала ее в Кармен, и она объездила со мной весь свет. В Мадриде произошел смешной случай. В театр Real меня с собакой не пускали — запрещено. Начала объяснять, что мы не расстаемся, что мне некуда ее деть и так далее. Вахтерша ни в какую. Тогда я отрезала: «Передайте, что Образцова уехала и разрывает контракт». Вахтерша испугалась и пустила меня на репетицию. Режиссер, удивленный поведением Кармен — та молча пролежала все четыре часа — расспросил меня, не залает ли моя подружка на сцене? Я гарантировала. Так моя Графиня стала выходить в Летний сад с собачкой. А на служебном входе появились два пропуска: Елена Образцова и Кармен Образцова, артистка.

культура: Графиню еще будете петь?
Образцова: Я все время пою Графиню в разных городах. Это единственный спектакль, который у меня остался. В Большом театре тоже пою, но не люблю эту постановку — «Сцена Графини» наверху, на втором этаже, одна голова торчит. Я так ругалась с режиссером, но тщетно. Сейчас собираются вернуть в Большой «Пиковую даму» Бориса Покровского — и там буду петь обязательно. В операх петь могу, но не буду, чтобы не провоцировать сравнение себя нынешней с той, какой была раньше. Графиню же еще могу петь на уровне.

Без ссор нет и радости

культура: Знаю, что Ваше сердце охватывает заботой детей-сирот. Надо ли брать их в семьи или стоит побояться неблагополучных генов?
Образцова: Сирот в семьи надо брать обязательно. Какая бы клетка ни была, все равно это клетка. За ребятишек в детских домах все время сердце болит. Я бы сейчас взяла сироту, но мне не дадут — старенькая уже. У меня бы получилось, дети ко мне тянутся.

культура: Среди лауреатов Ваших конкурсов есть совсем маленькие музыканты, и видно, как они Вас любят. Вы поддерживаете отношения с участниками и победителями?
Образцова: Да, следим и за взрослыми, и за малышами. Делаем совместные концерты, так что все время вместе.

культура: Почему Вы ушли с должности руководителя оперной труппы Михайловского театра?
Образцова: Продержалась год, взяла много хороших певцов в труппу, строила планы. А потом мы разошлись с Владимиром Кехманом, и он мне предложил роль советника директора по художественным вопросам. Он-то умница, за всеми премьерами следит, сделал театр, болеет за дело.

культура: Так почему все-таки Вы разошлись?
Образцова: Потому что оба слишком сильные люди: я хотела сделать так, а он по-своему. Мы крепко спорили, я ходила в театр только с валерьянкой. Подумала — ну сколько можно? Интересно, что в тот памятный день, когда я шла сказать Кехману, что не буду больше работать, он, оказывается, сам хотел просить меня об этом. Так совпали наши желания. Когда я стала советником, он ко мне начал прислушиваться, и на расстоянии мы очень полюбили друг друга. Сейчас дружим.

культура: Вы чего-нибудь боитесь?
Образцова: Нет, ничего не боюсь, потому что я человек верующий — чего бояться, если Господь смотрит, видит и знает, что делает?

культура: Часто сейчас выходите на сцену?
Образцова: Совсем недавно, с перерывом в один день были два концерта. Знаете, петь я не устаю, а стоять целый концерт уже тяжеловато. На одном из концертов в Твери даже поставила себе высокий стул, как у контрабасов, извинившись перед публикой: «Мне пришлось отменить концерт в вашем городе из-за воспаления легких. Сейчас я еще не окрепла, но все-таки приехала отдать вам долги. Чтобы мне не попасть в Книгу рекордов Гиннесса как «артистка, которая в изнеможении упала на сцене», прошу разрешения петь сидя». Так и спела огромный концерт. Потом поехала на открытие двух новых театров — во Владивостоке и Астане — в обоих изумительная акустика, опять простудилась и вновь попала в больницу. Только вышла.

культура: Есть ли среди наград самая памятная? Или когда их такое множество, то радость стирается?
Образцова: Самая большая радость — аншлаги и любовь публики. Награда же всегда приятна — те, кто говорит, что это ерунда, лукавят. Подчас коллеги жалуются: «Из дома не могу выйти, все узнают». А мне это приятно. Сегодня в Пассаж зашла купить теплые сапожки, и через каждый шаг слышала добрые приветствия. Значит, люди меня любят.

С недоверием отношусь и к таким словам: «Мы так прекрасно живем, никогда не ссоримся и даже не повышаем голос». Не верю — даже при самой большой любви все дома ругаются, обижают и обижаются. Если ссор нет, то и жизни нет, и радости примирения нет. Так у всех людей. Зачем придумывать?

культура: Как встречаете Новый год?
Образцова: Люблю встречать Новый год дома. Я надевала вечернее платье, Альгис — фрак, и мы такие красивые сидели за столом, и все, что у нас было красивого в доме, было на столе. Когда он ушел из жизни, я очень страдала. Как только приближались праздники, плакала. Такая же реакция была и у Тамарочки Синявской, когда не стало Муслима Магомаева. 2014-й впервые будем встречать вместе с ней. Так я предполагаю. С нами будут дочка с мужем и мои внуки.

23.12.2013

Елена ФЕДОРЕНКО

http://portal-kultura.ru