Елена Ростропович рассказала Сергею Панкратову о своем отце и фестивале его имени

Фото: Наталья Логинова

Фестиваль памяти Мстислава Ростроповича, ушедшего из жизни 10 лет назад, собрал в берлинском Konzerthaus лучших виолончелистов мира, а также учеников и продолжателей традиций маэстро.

Событие стало заметным еще и потому, что сегодня на Западе концерты и фестивали, посвященные творчеству выдающихся россиян, стали редкостью. «Огонек» поговорил с Еленой Ростропович о ее отце.

— Берлинский фестиваль включает в себя не только концерты, фильмы и воспоминания учеников. Организаторы постарались уйти от канона — «выдающийся виолончелист, дирижер, художник» — и представили вашего отца еще и как яркую личность — светского льва, любителя застолий, потрясающего рассказчика анекдотов. Скажите, Елена Мстиславовна, это все тоже о нем?

— Конечно, о нем! Мстислав Леопольдович был всегда душой компании, он очень ценил человеческое общение, дружеские застолья. Обладал потрясающим чувством юмора и был великолепным рассказчиком. А уж какие розыгрыши устраивал! В Национальном симфоническом оркестре Вашингтона, где он 17 лет был главным дирижером, до сих пор бытует «фольклор от Ростроповича».

— Но как же «душа компании» все успевал? С одной стороны, общения с друзьями, с другой — изматывающие репетиции, жесткий гастрольный график, многочасовые перелеты и непрерывный калейдоскоп из стран и часовых поясов…

— Для него было в порядке вещей сегодня играть или дирижировать в Мадриде, улететь на два дня на концерт в Америку, а уже на третий — выступать в Вене. Однажды журналисты задали ему вопрос: «Как вы в вашем возрасте переносите смену часовых поясов?» Он ответил: «Без проблем, я просто не знаю, от какой страны мне надо вести отсчет».

«Музыки XXI века просто нет»

От такого образа жизни у него появилась необычная привычка — он сразу же засыпал в самолете или в такси по дороге в аэропорт. Он и спал-то, как правило, всего по три часа в сутки. Время, потраченное на сон более трех часов, считал потерянным.

Кстати, то, что он так много концертировал, сыграло заметную роль в создании феномена Ростроповича. На его концертах побывало невероятное количество слушателей. Для многих он был не какой-то далекой звездой классической музыки, а виртуозным виолончелистом, которого они слышали лично. Ведь одно дело — запись, и совсем другое — живое исполнение величайшего мастера, когда ощущаешь его магнетизм. Отсюда и сотни тысяч его поклонников в разных частях света.

— Это и сейчас заметно в Берлине. Во всяком случае, такого аншлага, как в дни фестиваля памяти Ростроповича, берлинский Konzerthaus не видел давно. Поздравляю!

— Спасибо, но поздравлять в первую очередь нужно директора Konzerthaus Себастьяна Нордманна, который придумал идею этого фестиваля и блестяще ее воплотил.

Удачно совпали две вещи: желание берлинской публики отдать дань уважения великому музыканту, которого многое связывало с этим городом (он часто выступал с Берлинским симфоническим оркестром, записал здесь много произведений с выдающимся дирижером Гербертом фон Караяном), и желание лучших виолончелистов принять участие в фестивале памяти Ростроповича. Себастьян Нордманн рассказывал мне, с какой готовностью известные музыканты откликнулись на приглашение. А ведь виолончелисты такого уровня очень занятые люди, с напряженным гастрольным графиком. Знаю, что некоторые прилетали в Берлин буквально на вечер — только чтобы выступить на фестивале.

— А чем вы объясните еще один феномен Ростроповича — неугасающий интерес к его творчеству?

— Возможно, сегодня, когда многие понятия нивелируются, а слово «маэстро» стало применимо даже к исполнителям средней руки, определение «один из величайших музыкантов XX века» звучит не столь впечатляюще. Но ведь это так на самом деле и есть! Мстислав Леопольдович внес заметный вклад в классическую музыку, расширив диапазон виолончели до невероятного уровня. Он владел этим инструментом с такой виртуозностью, что самые выдающиеся композиторы того времени стали писать произведения, которые мог исполнить только он. Для него писали Прокофьев, Шостакович, Шнитке, Бернстайн, Пендерецкий и многие другие. По этому поводу сам Ростропович как-то в шутку посетовал, что не жил во времена Моцарта — обязательно заставил бы его написать виолончельный концерт.

Всего Ростроповичу было посвящено 140 произведений разной формы, которые были написаны специально для него. Люди, имеющие даже минимальное представление о музыке, могут понять, что значит эта цифра!

— Про работоспособность Ростроповича ходили легенды. Дирижер Юрий Темирканов говорил, что «в нем бурлила энергия десятерых»: по его воспоминаниям, иногда после концерта они с Ростроповичем сидели до четырех утра в ресторане, ужинали. А потом Слава мог встать в шесть и приступить к репетиции.

— В этом весь Ростропович! Каким бы приятным ни был ужин с друзьями, каким бы тяжелым ни оказался перелет, все, что должно быть сделано к сегодняшнему дню, будет сделано обязательно. Даже если придется репетировать ночью.

— Мстислав Леопольдович славился смелыми, даже рискованными поступками: пригласил жить на даче опального Солженицына, приехал во время путча в Москву на защиту Белого дома. Риск — это было свойство его натуры?

— Думаю, что нет. Просто в какие-то сложные моменты он говорил: «Я не могу поступить по-другому». И делал так, как считал нужным.

Кстати, история, когда он улетел в Москву и отправился к Белому дому, стоила стольких нервов! Когда начались события, мы жили в Париже. Весь вечер смотрели прямые репортажи CNN. И вдруг он говорит: «Я должен быть там». Как я его уговаривала: «Зачем? Там опасно!» Вроде бы уговорила. На другой день вдруг засобирался в банк. «Скоро вернусь» И через несколько часов уже был в Москве. Мы с мамой сильно переживали за него. Галина Павловна даже расплакалась, что бывало с ней крайне редко.

Через несколько дней, когда ехала встречать его в аэропорт, буквально кипела: ну сейчас выскажу все! Но увидев его счастливое лицо, с такой милой и одновременно хитрой улыбочкой, с авоськой в руках, в которой лежал противогаз, фляжка и бутылка недопитой водки, я только и сказала: «Ты мой герой!»…

— То есть, «делай что должно»…

— Был еще случай, не очень известный — в первые, самые трудные постперестроечные годы. Мстислав Леопольдович решил передать в дар московским больницам несколько самых современных машин скорой помощи. Первую, прибывшую по морю из Вашингтона, он встречал сам в Петербурге. С гордостью показал ее Анатолию Собчаку.

— Сейчас, — говорит отец, — буду перегонять в Москву.

— За рулем, до Москвы? — удивился Собчак.

— А что? Моя идея, я и доведу ее до конца.

Собчак забеспокоился:

— Мстислав Леопольдович, у нас путешествие из Петербурга в Москву — дело достаточно опасное. На дорогах не спокойно.

Но Ростропович уже принял решение, и отговорить его было невозможно.

— Хорошо, — согласился мэр Петербурга, — но если вы не возражаете, я дам вам в попутчики своего помощника. Очень толковый молодой человек.

Молодой человек действительно оказался очень вежливым, приятным. И они с Ростроповичем без особых приключений перегнали карету скорой помощи в Москву. Но самое интересное, что у этой истории было неожиданное продолжение. Как-то на очень важном приеме Мстислава Леопольдовича представили Владимиру Путину.

Ростропович пожимает руку президенту и говорит:

— Очень рад с вами познакомиться!

А Путин отвечает:

— Так мы уже с вами знакомы.

— Как, когда? — удивился Мстислав Леопольдович.

— А помните перегон скорой помощи в Москву?..

Вот такая была необычная история их знакомства.

— Ростропович быстро принимал решения в сложных ситуациях?

— Были сложные моменты в жизни, когда он принимал решения после долгих размышлений, колебаний. Это было заметно, когда встал вопрос об отъезде из России на Запад.

Уже сейчас, оглядываясь в прошлое, я понимаю, что, если бы не мамина твердость, Мстислав Леопольдович так бы и не решился покинуть Россию. Здесь были все его друзья, еще был жив Шостакович, ученики, его публика. Но мама за отца боялась. Боялась, что-либо затравят, либо он сам сопьется от невостребованности. Ведь ему не давали выступать даже на периферии. Писали, что он плохой музыкант.

Кстати, твердость характера Галины Павловны помогла и в первые два года жизни на Западе. Мало кто знает, что они были для нас достаточно сложными.

— Сложными? Но я помню снимки из западных газет того времени — Ростроповича принимали как триумфатора…

— Да, принимали хорошо. Но были еще и повседневные заботы, которые оставались с нами. Мы ведь приехали буквально с двумя чемоданами на всю семью. Что могло нам принести заработок? Только концертная деятельность. Играли везде, где предлагали, за любой гонорар, зачастую не очень большой. Играли и вовсе бесплатно, чтобы нас лучше узнали. Я аккомпанировала отцу как пианист я только что окончила Центральную музыкальную школу в Москве, мне было достаточно трудно выходить на сцену с таким исполнителем, как Ростропович. Этот период я вспоминаю как время колоссального нервного напряжения… Мы с сестрой были еще молодыми девушками, нам хотелось купить какие-то модные вещи. Но мы знали, что семейный бюджет этого не выдержит.

— Извините, не понимаю. Мстислав Леопольдович был уже достаточно известен как музыкант. А приехав на Запад, получил мощное паблисити как противник советского режима.

— Это так, но поймите: в искусстве свой производственный процесс. Календарь всех приличных концертных залов расписан на несколько лет вперед. Напечатаны афиши, программки, буклеты. И никто не будет отменять запланированные концерты только потому, что из России приехал Ростропович.

Но постепенно, года через два, все вошло в свою колею. И Ростропович, и Вишневская вошли в нормальный гастрольный график. Пришло полное признание, а вместе с ним и предложение Мстиславу Леопольдовичу возглавить Национальный симфонический оркестр в Вашингтоне. Он был просто счастлив: теперь это был его оркестр, его лаборатория, где он мог творить. Семнадцать сезонов он был бессменным дирижером и художественным руководителем этого коллектива, который под его руководством вошел в число лучших оркестров Америки.

— Если в Национальном симфоническом оркестре Вашингтона до сих пор в ходу «фольклор от Ростроповича» — это тоже можно считать признанием…

— В оркестре его очень любили не только как музыканта, но и как человека с потрясающим чувством юмора.

— О том, что Мстислав Леопольдович большой шутник, знали не только музыканты оркестра. После его «балетного номера» об этом говорила вся Америка. Вы помните этот экспромт?

— Конечно, помню. Это было в Сан-Франциско, праздновали юбилей знаменитого американского скрипача, большого друга отца — Исаака Стерна. Публика собралась чопорная, идет прямой эфир на всю страну, концерт в самом разгаре, и когда уже ведущий Грегори Пек собирался объявить следующий номер, на сцене вдруг появился до неузнаваемости загримированный Ростропович в балетной пачке. Такая слегка сутулая, грузная балерина с ярко намалеванными губами. Смачно канифолит пуанты и начинает по-балетному «выплывать» на сцену, плавными взмахами рук комично подражая балеринам.

Зал в недоумении! Одни думают, что это какой-то ненормальный прорвался на сцену. Другие понимают, что это шутка, но не понимают, кто это и чем эта шутка закончится. И когда вдруг балерина выхватывает у концертмейстера виолончелистов его виолончель и начинает играть «Умирающего лебедя», по залу пронеслось: «Ростропович!» И зрители взорвались овацией!

Вообще, чувство юмора и простота в общении было самым сильным «оружием» Мстислава Леопольдовича. Он никогда не пытался подавить музыкантов своего оркестра. Он «брал» их улыбкой, остроумной шуткой. У него на репетиции царила такая непринужденная, жизнерадостная атмосфера!

— Это оттуда пошло прозвище Подсолнух?

— Да нет, это совсем из ранней юности. Из-за его лучезарной улыбки и благостного отношения к окружающему миру. А вообще дома Мстислава Леопольдовича знаете, как звали? Буратино!

— И вам с сестрой это позволялось?

— Ну что вы, нет, конечно. Это позволяла себе только мама.

— Как вы себя ощущали среди знаменитых родителей?

— Этот вопрос мне задают часто, и я не хочу повторяться. Скажу только, что я безумно любила родителей, и мне их очень не хватает. Но это уже другая история — семейная.

— Кстати, о делах семейных. Вы и ваша старшая сестра Ольга продолжаете заниматься благотворительной деятельностью, которой занимались ваши родители?

— Да, конечно. Ольга руководит благотворительным фондом Мстислава Ростроповича, который работает с одаренными молодыми музыкантами. Я возглавляю международный медицинский фонд Ростроповича и Вишневской, который занимается вакцинацией детей по всему миру.

— У вашей сестры — двое детей, у вас — четверо. Кто-то из внуков Ростроповича и Вишневской унаследовал их музыкальные таланты?

— Мстислав Леопольдович считал, что мой младший сын Александр может сделать большую музыкальную карьеру. Но я крайне осторожно отношусь к его таланту. Хочу, чтобы от музыки он получал радость, а не стресс.

— Сможет ли публика еще когда-нибудь услышать уникальную виолончель Мстислава Ростроповича, которая была частью его души?

— После ухода Мстислава Ростроповича к его виолончели — а это «Дюпор» Антонио Страдивари, названная так по имени виолончелиста XVIII века Жан-Луи Дюпора, — еще никто не прикасался. Какое бы решение мы с сестрой ни приняли по этому уникальному инструменту, оно будет для нас эмоционально очень сложным. Давайте подождем, время покажет.

Беседовал Сергей Панкратов, Берлин

Источник: www.kommersant.ru