Юлия Лежнева: «Я впервые увидела толпу из 200−300 поклонников после выступления»

Сопрано Юлия Лежнева 18 февраля 2014 года выступит в Московской консерватории с камерным оркестром Musica Viva под управлением Александра Рудина. Концерт «От барокко до Моцарта» даст старт Первому международному фестивалю «Опера Априори», который продлится в течение четырех месяцев.

Перед выступлением корреспондент InterMedia встретилась с одаренной 24-летней певицей, чтобы поговорить о вокальной дружбе, сказке Чечилии Бартоли и европейских гастролях.
— Совсем скоро пройдет ваш сольный концерт. Каких барочных друзей вы бы на него позвали, если бы такая возможность возникла?

— Я мечтаю о совместных программах со множеством певцов: не только с теми, кто исполняет музыку барокко. Мне бы хотелось привезти полный состав вокалистов и оркестр, как мы собираем в европейских турне. Я мечтаю представить одну из опер, которые часто исполняю за рубежом. Особенно Генделя — его я пою больше всего в последние два года.

— Правда, что исполнители барочной музыки радушнее обычных вокалистов, или все врут?

— Барочный мир дружелюбен — это правда. В целом — трудно сказать: у меня еще мало опыта.

— Чем барочный мир отличается от просто вокального?

— Мир барокко настолько мал, что люди быстро узнают новые таланты, стараются быстрее посоветовать и рекомендовать друг друга. Он еще не так освоен, как вокальный, поэтому барочные коллективы дорожат тем, что теперь они являются полноправными гостями фестивалей, концертных залов и оперных театров. Этот мир очень сплочен, но это не значит, что остальной менее дружелюбен — просто он более разрознен из-за своей масштабности.

— С кем вы раньше сдружились: с Максом Эмануэлем Ценчичем или Филиппом Жарусски?

— С обоими примерно в одно время — где-то в 2009/10 годах. Филипп знал меня по записям в Youtube. Макс, если не ошибаюсь, — тоже. Потом Макс пригласил меня записать «Алессандро» Генделя, а Филипп с продюсером Аланом Лансероном из EMI — «Stabat Mater» Перголези.

— Как впечатления?

— Филипп и Макс — потрясающие люди, хотя в чем-то соперники. Сейчас они оба находятся на самом пике карьеры и, пожалуй, являются самыми известными контртенорами в Европе. При этом оба — верные друзья и поют разный репертуар. Филипп — более высокий и даже, если альтовый, то как сопранист — он поразительно музыкален. А Макс — пониже и в оперной манере: его голос трудно отличить от первоклассного меццо-сопрано, у него огромный диапазон, но при этом ровное и очень нежное звучание.

— Трудно шли записи?

— Невероятно легко, потому что у нас было много времени для репетиций и самих записей. Когда мы с Максом работали над «Алессандро» в сентябре 2011 года, стояла невероятная жара. Мы записывались в Малом зале первоклассной площадки Афин — центра Мегарон. Макс построил расписание так, что каждый солист писал не более одной? двух арий в день. Очень удобно, я бы сказала, что условия были абсолютно привелигированными.

То же, в смысле времени, произошло при записи «Stabat Mater» c Филиппом. Частично мы работали в студии Лугано, частично — в церкви соседнего города Беллинцоне в марте 2012 года.

— После той знаменитой поездки в Цюрих к Чечилии Бартоли вы пересекались на концертах?

— Нет. Однажды Чечилия пригласила меня поучаствовать в концертном исполнении «Семелы» Генделя, но я была занята в другом проекте и не смогла приехать. Я видела «Юлия Цезаря» Генделя и «Норму Беллини» с ней в Зальцбурге — они имели ошеломительный успех. Пока нам не удалось выступить на одной сцене. Я надеюсь, что это случится в будущем.

— Помнится, Марк Минковский хотел вас свести в оратории Генделя «Триумф времени и правды».

— У Марка действительно была такая мысль. Но постановка давно состоялась — кажется, в январе 2012 года, и там не оказалось ни меня, ни Чечилии. Когда я слышала эту ораторию, там был подобран роскошный исполнительский состав. Я бы мечтала ее спеть вместе с Бартоли — наши голоса очень подходят для партий Белецци и Пьячере.

— Вы по-прежнему следите за творчеством Чечилии?

— Да, но теперь свободного времени стало меньше и я слушаю больше фортепианную и барочную ораториальную музыку. Например, записи Гленна Гульда или Григория Соколова у меня звучат почти всегда. Бывает, что я просто медитирую под музыку Баха в исполнении обоих.

— Диск Бартоли «Viva Vivaldi» лежит на почетном месте или в стопке многих других?

— Он стал самым сильным впечатлением детства, поэтому на почетном месте, как и другие ее записи.

— Что вы думаете о программе «Героини Генделя», которую Чечилия Бартоли представила в прошлом году?

— На том концерте меня не было, поэтому я не могу о ней судить. Мне кажется, Бартоли подходит ко всем проектам с огромным знанием дела, начиная от подбора репертуара до выбора солистов, оркестра, дирижера.

— Многие говорят о повороте в ее карьере.

— Я думаю, что она продолжит открывать барочную и более раннюю музыку. Сейчас очень многие исполнители записывает диски с мировыми премьерами: только что Ценчич выпустил новый альбом «Рококо» с музыкой Иоганна Хассе, в прошлом году была поставлена опера Леонардо да Винчи «Артаксеркс», в которой приняли участие исключительно контртенора и один тенор.

— Как прошел ваше январский тур по европейским городам?

— Царило волшебное состояние одухотворенности и трепета. Мы стали одной семьей: подолгу общались с Филиппом Жарусски, Диего Фазолисом и музыкантами оркестра «I Barrochisti». Они — удивительные музыканты.

— Вы ощутили воочию обожание Жарусски в Европе?

— Все залы были переполнены. В Консертгебау поставили 300 дополнительных стульев на сцене и получилось 2100 человек. Я впервые увидела толпу из 200–300 поклонников после выступления, ждущих автографа и фотографий с Жарусски. Такие сессии длились от двух часов и более после концертов в Эссене, Баден-Бадене, Амстердаме.

— В Люцерне вы оба дебютировали.

— Поэтому там было спокойнее. Самым незабываемым вышел последний концерт. За день до этого умер Клаудио Аббадо, который последние годы жил в Люцерне и руководил фестивалем, который был им основан. В люцернском Концертном зале мы выступили первыми после его кончины и подготовленную программу посвятили ему. Я видела, как люди плакали. Надеюсь, что тот вечер мог стать хоть какой-то отдушиной в связи с великой утратой Клаудио.

— Вы без колебаний согласились заменить заболевшую сопрано между выступлениями гастрольного тура?

— Это решение далось мне сложно, но все прошло хорошо. Я приехала в Дортмунд днем, а вечером уже было запланировано выступление. Андреа Маркон мне показался очень добрым. Мы впервые порепетировали за несколько часов до концерта — с ним было очень легко петь. Я никогда не исполняла эти арии Кальдара — выучила за 2–3 дня, когда меня попросили приехать и спасти ситуацию. С Андреа прошло наше первое совместное выступление — я была счастлива с ним работать.

— Трудна нагрузка?

— Безусловно — я вряд ли смогу повторить такой опыт потом. Трехдневные концерты с переездами позволили мне понять возможности организма и его выдержку, а также сделать соответствующие выводы — чего нужно избегать в дальнейшем.

Анна Ефанова, InterMedia
Фото: Маркус Насс