«Жизнь только разговор перед лицом молчанья». Интервью с Владимиром Спиваковым

Владимир Спиваков, один из самых знаменитых музыкантов мира, выдающийся скрипач, дирижер, руководитель камерного оркестра «Виртуозы Москвы» и художественный руководитель Национального филармонического оркестра России, организатор международных музыкальных фестивалей, основатель благотворительного фонда. Он — президент Московского международного Дома музыки, являющегося крупным центром культуры, сохраняющего традиции великого искусства и приумножающего его славу. Время Спивакова расписано по минутам, а жизнь его напоминает пьесу с ярким сценарием. Работа этого музыканта сродни пожизненному заключению. Его трудовой день никогда не заканчивается. У него нет праздников. Порой он не знает, какой сегодня или завтра день недели. Он живет по собственному календарю. И его жизнь полностью подчинена расписанию его выступлений.

За дирижерским пультом

Слава Спивакова бесспорна и во многом уникальна. Она давно перешагнула границы обыкновенной популярности академического музыканта. Интернет на словосочетание «Владимир Спиваков» откликается десятками тысяч страниц. Его искусство сделало классическую музыку любимейшим видом искусства, ибо оно всегда настроено на волну человеческих сердец. Музыканта любят все те, для кого он выступает. Как говорит маэстро, классическая музыка — язык понятный человечеству без перевода. Словом, Владимир Спиваков — явление исключительное.

В среду, 26 апреля, на сцене Дворца международных форумов «Узбекистан» состоится концерт маэстро и Национального филармонического оркестра России. В одной программе встретятся солисты ведущих оперных театров Москвы Анна Аглатова и Василий Ладюк, а также народный артист Узбекистана Рамиз Усманов. Очередной Вечер классической музыки организован Министерством культуры Республики Узбекистан и благотворительным фондом Алишера Усманова «Искусство, наука и спорт».

В эксклюзивном интервью порталу «Новости Узбекистана» выдающийся музыкант рассказал о человеке, благодаря которому состоится его приезд с коллективом в Ташкент, признался в любви к гостеприимному Узбекистану, а также поделился мыслями о музыке.

Интервью с маэстро. Ташкент, 2003.

— Владимир Теодорович, наконец-то, долгожданный приезд вашего второго детища, о котором вы в течение нескольких лет мечтали, на днях состоится.

— И я безгранично этому рад. Немаловажную роль в нашем приезде сыграл Алишер Бурханович Усманов — известный предприниматель и управленец, один из самых щедрых благотворителей. У меня вызывает глубокое уважение этот неравнодушный человек, который делает много добрых дел. То он выкупает у американской компании FBJ права на огромную коллекцию советских мультфильмов и передает детскому каналу «Бибигон», то помогает пушкинскому музею приобрести картину «Евангелист Марк» голландского художника Франса Хальса, то покупает скрипку (французского мастера Страдивари-Вильома) вашему земляку Надиру Хашимову, то выкупает золотую медаль нобелевского лауреата за миллионы долларов, чтобы вернуть ее обладателю — американскому ученому-биологу Джеймсу Уотсону в знак почтения к его достижениям. Он помогает и двум моим коллективам — Национальному филармоническому оркестру России и «Виртуозам Москвы», и появлению хороших и нужных книг, и спорту. Деятельность его необъятна. Отрадно, что Алишер Бурханович понимает, что нужно создавать общество, в котором люди будут взаимодействовать друг с другом, а не воевать. Вот он и старается сделать мир лучше не только для себя, но и для людей.

— Вы всегда с радостью едете в Узбекистан. Чем же он вас так покорил?

— Меня всегда удивляет и поражает Узбекистан, на земле которого необыкновенный духовный потенциал. И человечество, то есть люди, передают друг другу не только генетическую информацию, но и огромную часть духовного наследия. А в Средней Азии был огромный духовный мир — это и литература, и поэзия, и математика, и химия. Словом, было огромное движение вперед. И сейчас, думаю, наступило время, чтобы история вновь повернулась лицом к этому наследию. Пришла пора, когда нужно создавать элиту в каждом государстве. И для этого в вашей республике есть люди — молодые, грамотные, с широким образованием, с пониманием того, что происходит в мире и с ощущением любви к своей земле. Я уверен, Узбекистан станет крепким, сильным, могучим и высококультурным государством.

— Владимир Теодорович, поговорим немного о творчестве, присутствующим в вашей жизни. Концерты, гастроли, перелеты, смена часовых поясов… В таком режиме вам еще удается ежедневно работать по пять-шесть часов. Как вас на все хватает?

— Когда у человека мало времени, у него меньше возможностей совершать грехи. Я не привык отдыхать и поэтому практически не имею свободного времени. Мой график расписан на несколько лет вперед.

— Очевидно, трудно жить с «опережением»?

— Творческий человек все время должен быть в напряжении, в форме. Я устаю только от однообразия. А вот перемена амплуа дает возможность отдыхать.

— Выдающийся дирижер Лорин Маазель назвал вас «неописуемым гением скрипки», однако, с годами дирижерская палочка начала вытеснять из вашей жизни смычок скрипача. Когда вы почувствовали себя дирижером?

— Это произошло на гастролях «Виртуозов Москвы» в Китае. Меня пригласили на встречу с симфоническим оркестром одного большого города, на которую я пришел исключительно из вежливости. Коллектив в сто двадцать китайских музыкантов под управлением пожилого дирижера сыграл мне первую часть Четвертой симфонии Чайковского. И, несмотря на то, что по смене акцентов, по темпам, по многим нюансам я слышал, что этого русского композитора играет китайский оркестр, а не русский, я все-таки из приличия похлопал и похвалил исполнителей. Неожиданно ко мне подошел этот дирижер, протянул дирижерскую палочку и просил продирижировать Чайковским, чтобы понять разницу между китайцем и русским. Я поначалу отказывался, но все сто двадцать китайских музыкантов встали, и стали настойчиво стучать смычками по пульту, и я понял, что отступать некуда.

Кроме слова «шиши», что означает «спасибо», я не знаю ничего по-китайски. Тем не менее, встал за пульт и начал дирижировать эту первую часть Четвертой симфонии Чайковского.

Я дирижировал, и перед глазами вставали картины давно ушедших лет, ведь для меня музыка всегда полна образов. Вот молодые кадеты — огонь! — в первый раз пришли на бал. Они отчаянно смелы и приглашают на танец девушек, которые тоже впервые на балу. Эти юные нимфы робеют в ожидании первой кадрили — они грезили этим балом, как Наташа Ростова. Для них старательно шили настоящее взрослое платье, и они тайком подушили себя за еще детским нежным ушком мамиными французскими духами…

И представьте себе: китайцы, которые ничего не знают о кадетах, ни о Наташе Ростовой, вдруг начали играть в точности так, как я хотел, — прямо со звуком шпор и шорохом бальных платьев! Вот тогда-то я и понял, что стал настоящим дирижером.

— А скрипка? Что она делала?

— Плакала и страдала. Она только с виду покорная, а в действительности я не хозяин ее, а слуга. Скрипка же подобна живому существу: ревнует, обижается на невнимание — тогда она скрипит, расстраивается, переживает, кряхтит, болеет, у нее начинается насморк, у нее лопаются струны. Скрипка может умереть. И я стараюсь каждый день хотя бы вырвать минут двадцать времени и поиграть на ней. Это потребность. Иначе начинаю скучать, чувствовать дискомфорт. Скрипка поднимает настроение.

— Еще Давид Федорович Ойстрах говорил: «Нужно играть, чтобы скрипка не забыла вас».

— Совершенно верно. Моя скрипка — это моя прекрасная дама со всеми достоинствами и слабостями. Так что я не перестаю раскрывать футляр и играть — для себя, а точнее, для нас обоих. И куда бы ни вела меня судьба, со мной всегда моя скрипка.

— Вы бережете свою скрипку пуще зеницы ока. А что хранится в ее футляре?

— Я не люблю броских вещей и не люблю фальшивых нот — ни в оркестре, ни на скрипке, ни в жизни. Самое дорогое, что храню в футляре скрипки, — это письма моих родителей, фотографии жены, детей, папы и мамы, Леонарда Бернстайна. И три молитвы: во-первых, молитва отца Александра Меня, во-вторых, последняя молитва великого русского философа Ивана Ильина, исчерпывающе простая: «Соблюди мою свободу в жизни и в творчестве, ибо свобода моя — свершение воли Твоей».
И еще, самая, наверное, главная, — молитва матери Терезы «Я спросила», которая стала для меня путеводной нитью в жизни.

— Когда вы создали свой первый оркестр «Виртуозы Москвы», скрипка вас неоднократно выручала, не так ли?

— Конечно. Случалось, что мои музыканты мне говорили: ты что-то несусветное придумал, ведь это сыграть нельзя. Я, как правило, не спорил — доставал скрипку из футляра и показывал им, как это можно сделать. Причем тут же, с листа. Таким образом, мы и сглаживали шероховатости творческой притирки. Кстати, скрипка как дирижерский аргумент до сих пор меня выручает… И потом я часто сам расставляю штрихи и аппликатуру для струнной группы оркестра. Ведь многие композиторы, даже такие гении, как Чайковский и Рахманинов, не играли на скрипке и порой писали для оркестра крайне неудобно, практически неисполнимо. Вот я и сижу часами с инструментом в руках, пытаясь расшифровать авторский замысел, найти верное исполнительское решение. Зато какая радость, когда все получается!

— Однажды Леонард Бернстайн сказал вам по поводу дирижирования, что трудно будет только с середняками и их надо остерегаться. А вот с большими артистами трудно не будет — у них горизонт дальше…

— И я с ним солидарен. В свое время я многому научился у Якова Флиера, у которого жил в семье. Удивляли его рассказы о своей молодости, когда он учился у Игумнова, и тот посылал его, студента, играть Баха к Файнбергу, Бетховена играть — к Гольденвейзеру. Это пример, как человек поднимался выше собственного эгоизма и учил этому других. И научившись, делал то же со своими учениками. Мы, к сожалению, на каждом шагу сталкиваемся с обратным.

— С первым составом «Виртуозов» вы коллекционировали щепки от разбитых дверей в филармонических залах. Ваш коллектив уже тогда стал народным — к нему пришла слава, ведь публика в ажиотаже штурмом брала залы, в которых вы играли. Вы до сих пор коллекционируете щепки?

— Нет, мы закончили на сорок первой по счету сломанной двери, которую разнесли у вас, в Узбекистане, в ташкентском концертном зале «Бахор». Кстати, это был замечательно звучащий, чудный зал! На нем мы остановились, потому что щепок стало слишком много и, как все избыточное, они утратили ценность в наших глазах.

- Вы считаете себя счастливым человеком. А в чем этот подлинный смысл счастья заключается?

— Это любовь. Любовь ко всему. К людям. К тому, чем ты занимаешься. К природе. К новому дню. К восходу солнца, к спящей заводи.

— Владимир Теодорович, знаю не понаслышке, что вы — человек слова. Легко ли оставаться в ладу с самим собой, если дали обещание кому-то?

— Очень тяжело. Ведь слово, как известно, не воробей. Его действительно не поймаешь. Для меня слово — это продукт мысли, поэтому человек должен вначале подумать, а потом сказать. И если уж он сказал, то должен отвечать за свои слова перед людьми, перед своей совестью, перед самим собой. Правда бывает, что возникают побочные обстоятельства, которые мешают выполнить обещанное. Но из этой неприятной ситуации надо выйти так, чтобы быть верным своему слову.

— А что для вас наиболее важно в жизни?

— Чистая совесть. Перед тем как выйти на сцену, я должен знать, что достаточно репетировал и сделал все, что мог. А остальное, как говорится, от Бога и от публики. Потому что она тоже обладает определенной энергетикой и влияет на исполнение. То есть происходит слияние, сотворчество, работа.

С Ирэной Гульзаровой и Стефано Ровером после мастер-класса. Цюрих, 2005.

— Вы и ваш благотворительный фонд свыше 20 лет поддерживаете юных музыкантов, в числе которых немало и наших земляков, получивших «боевое крещение» как в благотворительных акциях вашей организации, так и на фестивале «Москва встречает друзей».

— Сцена — лучший учитель и экзаменатор: она позволяет юному дарованию в полной мере продемонстрировать свой творческий потенциал, по-настоящему раскрыться таланту. И потом работа моего фонда не ограничивается только Москвой и Московской областью. Она охватывает все пространство бывшего Союза. И я не хочу, чтобы исчезло это культурное поле. Поэтому я искренне рад, что юные музыканты из Узбекистана, (а их уже около ста!) принимают активное участие в акциях моего фонда. У вас очень много талантливых детей, здесь большая тяга к искусству, здесь преданные служители своему делу. Я очень хочу, чтобы этот огонь не погас. Мы живем в очень трудное время. Я думаю, что каждый нормальный человек должен со своей стороны делать что-то хорошее для других людей. Это как Божий призыв в данный момент. Между фондом и Узбекистаном существует тесная связь. Я поддерживал, и буду поддерживать ваших юных музыкантов.

- А что, на ваш взгляд, необходимо для формирования музыканта высокого класса?

— В первую очередь, нужны три фактора. Во-первых, это наличие таланта, способностей; во-вторых, высокие примеры, с которыми люди сравнивают себя, и, наконец, серьезные препятствия на пути к достижению цели. Без них жить вообще невозможно.

— Чем бы вам хотелось закончить нашу беседу?

— Словами Иосифа Бродского: «Жизнь только разговор перед лицом молчанья».

Беседовала Инесса Гульзарова, музыковед.
Фото из архива автора.
nuz.uz/intervy…html