Французский контратенор и немецкий романтизм (Филипп Жарусски поёт Шуберта)

Фото: Simon Fowler (c)

P. Jaroussky, J. Ducros: Lieder von Franz Schubert
Kölner Philharmonie 30.01.2020
Филипп Жарусски, Жером Дюкро: Песни Франца Шуберта.
Кёльнская филармония, 30.01.2020

Характерной чертой карьеры звезды мировой вокальной сцены Филиппа Жарусски является постоянное стремление к экспериментам. Начав свой путь в музыке как скрипач и пианист, в 18 лет он решает стать певцом и никем иным как контратенором — для конца 1990-х годов еще достаточно экзотическим голосом. Отучившись на кафедре старинной музыки Парижской консерватории и успешно дебютировав в оратории Скарлатти, он с упоением погружается в мир барочной музыки, создавая впечатляющие проекты с композициями Вивальди, Генделя, Монтеверди и других авторов XVII — XVIII веков, как более, так и менее известных. В самом разгаре своей деятельности в области исторически информированного исполнительства Жарусски неожиданно для многих записывает альбом французских mélodies XIX века «Opium» (2009) и повторяет свое обращение к французской поэзии и музыке этого периода в 2015 году (альбом «Green»). Эпатажный на первый взгляд замысел в реализации Жарусски и его соратника-аккомпаниатора, пианиста Жерома Дюкро, оказался художественно убедительным и очень гармоничным. Затем Жарусски возвращается к барокко (хотя проторенной эту стезю сложно назвать, ведь он записывает мало тиражируемую музыку Иоганна Кристиана Баха, Легренци, Кавалли, Кальдары, Росси, Санчеса). И вот, отпраздновав двадцатилетие своей карьеры, став офицером Ордена искусств и литературы II степени, удостоившись статуи, занявшей заслуженное место в Музее Гревен рядом с фигурой Чечилии Бартоли, Филипп Жарусски (снова вместе с Жеромом Дюкро) отправляется в концертный тур с песнями Франца Шуберта. Французский контратенор, как настоящий «le chevalier sans peur et sans reproche», везет шубертовские Lieds в Германию и Австрию: в Берлин, Кельн, Дортмунд, Грац, Вену; ход, скажем прямо, довольно смелый.

Я отправилась на концерт в Кёльн не без внутреннего трепета. Как, наверное, многие поклонники Шуберта, я открыла мир его песен благодаря интерпретации Фишера-Дискау и Джеральда Мура и, несмотря на интерес к новым, достаточно многочисленным исполнительским трактовкам, долгое время сохраняла это видение практически «законсервированным». Беглый обзор рецензий, сопровождавших шубертовский тур Жарусски (особенно немецких), свидетельствовал о преобладании той же консервативной позиции; главными проблемами, отраженными в них, были рассуждения о том, насколько тембр контратенорового голоса подходит к этому «традиционно» баритоновому репертуару и насколько точно передается певцом специфика немецкой поэтической речи.

Однако указанные проблемы перестали меня волновать уже к третьей песне концерта, потому что происходящее на сцене оказалось глобальнее, чем изменение тесситуры или трудности вокализации немецкого языка. Колористическая картина, характерность тембра, игра регистров — все это находилось где-то на периферии поистине гениальной интерпретации шубертовской Вселенной, которую «разворачивали» Жарусски и Дюкро. Обычно я стараюсь избегать пафосных выражений, но в данном случае никакое другое определение не подходит для этой совершенно космической трактовки.

«Die Götter Griechenlands» («Греческие боги»), исполненные негромко, без пафоса, но с необычайной глубиной, стали своеобразным эпиграфом к этому новому (и одновременно вневременному) прочтению Шуберта. Эту линию погружения в философские глубины немецкого романтизма, размышляющего о вечных ценностях и насущных социальных проблемах, о жажде познания и безрассудных мечтаниях, о тайнах смерти, продолжили «Gruppe aus dem Tartarus» («Путники в Аду»), «Erster Verlust» («Первая потеря»), «Abendstern» («Вечерняя звезда») и «Nachtstück» («Ноктюрн»). Исполнение этих произведений завораживало своей внутренней силой, благородством и эмоциональной уравновешенностью, практически медитативностью.

Напротив, песни, связанные с лирической образностью, раскрыли перед слушателями богатейший спектр чувств и душевных состояний, музыкальным выражением которых великолепно владеет Жарусски. Порывы тоскующей и мятущейся души в «Herbst» («Осень»), с ее трепещущими и обрывающимися, словно паутинка на ветру, фразами. Переливающиеся всплески надежды в «Auf dem Wasser zu singen» («Песня над водой»). Светящиеся изнутри длинные выдержанные ноты в «Nacht und Träume» («Ночь и мечты»), бескрайние и свободные, как сами мечты. Воодушевляющие звонкие «проблески» лёгкого стаккато в «Die Sterne» («Звездах»). Игривая нежность и скерцозность в «An Silvia» («К Сильвии») и «An die Laute» («К лютне»). Необычайная проникновенность в «Du bist die Ruh» («Ты мой покой») и «An die Musik» («К музыке»), воплощающих характерное романтическое благоговение перед лицом Прекрасного.

Несомненным шедевром явилось исполнение «Литании на праздник всех душ» («Am Tage aller Seelen»), в которой голос становится проводником в вечность, в бесконечность времени и пространства, передавая затем эту роль фортепиано, которое продолжает этот путь звучанием Экспромта Ges-Dur op. 90 № 3 в исполнении Жерома Дюкро. Дюкро, бесспорно, предстает тонким музыкантом и идеальным ансамблевым партнером Жарусски, неизменно проявляющим удивительную тембровую и артикуляционную чувствительность в аккомпанементе, а также солидарную и равновесную художественную восприимчивость. Его фортепианные «интермеццо» (в первом отделении в этом качестве им был сыгран Клавирштюк Es-dur D 946, во втором — упомянутый Экспромт) идеально вписались в общую концепцию и дополнили ее образное содержание.

Не подлежит сомнению, что музыка Шуберта — насущный хлеб любого вокалиста — требует длительного размышления, обдумывания, «вчувствования». Филипп Жарусски давно стремился к шубертовскому вокальному миру, но в интервью 2016 года отмечал, что еще не готов погрузиться в него, что ему нужно лет десять, чтобы «постичь аромат и утончённость этих текстов», «дорасти, дозреть» до способности «передать дух этих песен». Время, к счастью, настало гораздо раньше. Точность и острота эмоций изобличает тщательную работу над поэтической образностью, символикой и ритмикой стиха. Но очевидно и то, что обладая природным музыкальным чутьем, Жарусски ведет свои поиски, прежде всего, в сфере чисто музыкальной выразительности — ведь композитор уже перевёл эту символику и рифмы в другое сенситивное и философское пространство. И здесь проявляются сильные стороны таланта французского контратенора — эмоциональная открытость в пении, естественная голосовая выразительность, чувствительность и элегантная артистичность, тончайшая нюансировка — именно в этом репертуаре играющие важнейшую роль. Но мне думается, что и многолетняя кропотливая работа над «зашифрованной» образностью музыкального барокко позволяет Жарусски масштабно охватить всю многослойность шубертовской музыки, встраивая ее в широкий общекультурный контекст. «Музыка Шуберта — это Эверест для большинства музыкантов», — говорит Жарусски. И дает нам возможность подняться вместе с ним и Дюкро на вершину этого Эвереста и увидеть беспредельное пространство, где от магической энергии голоса и чуткого фортепианного туше распускаются ароматные цветы романтической Lied.

Фото из личного архива и с официальной страницы Philippe Jaroussky — Page officielle