Гусли: ХХI век

В концертном зале петербургского дома композиторов всегда особая атмосфера. Тем более, когда на сцене — хор гусляров.

15 апреля здесь состоялся концерт «Гусли: ХХI век», в программе которого прозвучали сочинения композитора Елизаветы Панченко для звончатых гуслей соло и в ансамблях. После концерта мы решили задать Елизавете несколько вопросов. О гуслях, о современной музыке, о творчестве и жизни.

Г. Н.: Кого ты считаешь своими учителями?

Е.П.: В Консерватории моими учителями были Александр Дереникович Мнацаканян и Сергей Михайлович Слонимский, по классу оркестровки — Владимир Иванович Цытович. Это большие художники, профессионалы высочайшего уровня, каждый из них воспитал немало композиторов, представляющих сегодня современную культуру России в нашей стране и за рубежом. Для меня во все годы обучение в Консерватории было интересным, познавательным процессом, вдохновляющим к творчеству. Особенно плодотворными оказались годы аспирантуры в классе Сергея Михайловича Слонимского, тогда была написана моя первая опера, два инструментальных концерта с оркестром, и фреска для большого симфонического оркестра. В его школе гармонично сочетаются широкий взгляд на творческие возможности, дисциплина в работе со своей музыкой и в изучении партитур разных авторов, и большая внимательность к деталям письма, к отличительным чертам метода каждого автора, молодого или зрелого.

В известной степени я учусь у композиторов эпохи барокко — и форме, и развитию материала, и эстетике отношения к звуку. А искреннему выражению своих чувств и мыслей посредством языка русской фольклорной традиции я учусь, безусловно, у Гаврилина и Свиридова.

Г: Какими музыкальным инструментам ты владеешь? Планируешь ли осваивать новые?

Е: Мои инструменты — орган, клавесин и фортепиано. Иногда играю на бубне и кастаньетах (смеётся). Старинная и современная музыка зачастую ставит творческие задачи, для решения которых нужно забыть о том, что чего-то не умеешь делать, и тут же учиться делать это. В будущем надеюсь освоить гусли.

Г: Как ты считаешь, можно ли наши русские народные инструменты сделать популярными и актуальными среди широкой публики?

Е: Да, безусловно. Я уверена, что хорошая живая игра на балалайке, домре, гуслях, баяне и аккордеоне имеет большие возможности для развития. Кроме молодых неординарных проектов, таких как Квинтет Четырёх (folkcore), или сольный проект Ольги Глазовой (голос и гусли, future-folk), есть пример коллектива, с огромным успехом выступающего по всему миру и в России уже более 30 лет: это знаменитый Терем-квартет. Мне посчастливилось начать сотрудничество с этими удивительными музыкантами весной нынешнего года, и, взглянув на кроссовер, основное направление Терем-квартета, как бы «изнутри», я осознала, насколько богатым смыслом обладают русские народные инструменты, задействованные в составе квартета. Эти инструменты дают большой простор для всех оттенков музыкальной речи, и в виртуозных руках посредством инструментов и ансамблевого диалога зрителям сообщается колоссальная позитивная энергия. Это сочетание виртуозной игры, своего рода музыкальной философии и жизнеутверждающей энергии обеспечивает музыкантам большую популярность и любовь зрителей по всему миру.

Г: Видишь ли ты пути воплощения этой цели?

Е: Лучшие пути для этого — создание интересного продукта в концертной практике, новых треках, продающихся в интернет-ресурсах, и мультимедийные проекты.

Г: Что для тебя значат гусли, как ты воспринимаешь этот инструмент, почему такой акцент именно на нем?

Е: Первая встреча с живым звуком гуслей сообщила мне, что гусли — это родной душе перезвон, тембр волшебной красоты. Недаром один из петербургских фестивалей так и называется — «Гуслей серебристый перезвон». Гусли для меня — это воплощение красоты и гармонии. Я работаю с живым материалом, в котором жизнь и музыка неразрывно сплетены, и гусли в моём понимании — это реальный инструмент воздействия на реальность, с помощью которого мир становится лучше, светлее.

Г: Есть ли у музыки национальность? Русские инструменты — обязательно ли это русская музыка?

Е: Вопрос интересный. Конечно, если мы слышим волынку, то можем сразу представить шотландца, играющего на ней, а звуки многострунного китайского инструмента гуцинь напомнят о культуре и философии Поднебесной. Также и простой наигрыш на шестиструнных крыловидных гуслях — часть русской музыкальной культуры, одно из её начал. И в композиторской музыке мы порой услышать идеи, темы, жанры, характеры, которые говорят нам: эта музыка немецкая, или французская, или испанская, или русская. Однако здесь проходит грань субъективного восприятия, результат которого зависит от культурного кода слушателя. А если мы говорим об инструментах, называемых сегодня академическими, то среди скрипок, клавесинов, контрабасов и многих других есть свои «итальянцы», «французы», «немцы», et cetera. Детали конструкции различаются в соответствии с доминирующими техническими и эстетическими требованиями внутри каждой традиции мастеров.

Наверное, у музыки в некотором смысле есть национальность. Гусли — в первую очередь символ русской культуры, как символ финской — кантеле. Однако гусли легко могут играть музыку разных стилей, от барокко до восточных тем и переложений некоторых пьес Дебюсси для дуэта гуслей и фортепиано: несколько таких переложений фортепианных прелюдий сделала Ольга Шишкина, замечательный исполнитель на гуслях и кантеле.

У известного московского композитора, Виктора Малярова, много и плодотворно сотрудничающего с гуслярами, есть прекрасные пьесы на темы сиртаки, евреских мелодий, в стиле кантри. И от этого диалога русского инструмента с немецкой, итальянской, французской, ближневосточной или средиземноморской культурой гусли, на мой взгляд, не перестают быть русским инструментом, с самобытной природой. Я бы сравнила гусли в современном репертуаром многообразии с человеком-полиглотом, который может знать двенадцать языков, и при этом помнить и любить свои корни. Для меня гусли — это средство подпитки «от корней», я чувствую гусли чем-то родным для своей души, потому всегда с радостью обращаюсь к ним.

Г: Культуры ассимилируются, можно сказать, мир становится единым. Как в этой глобализации сохранить русскость?

В какой степени традиционная гусельная гудьба и русская инструментальная музыка вообще сочетается в твоем творчестве с современными музыкальными направлениями?

Е: Русская культура формировалась столетиями во взаимообогащающем диалоге с традициями народов, в разное время становившихся частью Руси. И сегодня гусли как символ русской культуры вступают в диалог с современными средствами музыкального языка. Несмотря на ограниченные, на первый взгляд, возможности инструмента — всего 15 или 17 струн, — на самом деле, звук очень богатый обертонами, есть множество оригинальных приёмов, возможно создать оригинальный строй струн на каждую конкретную пьесу. К слову о гудьбе: характерное гудение струн, присущее любому многострунному инструменту без грифа, является одной из отличительных черт гусельного звучания, и зачастую очень приятно для слуха. Тембр гуслей органично вписывается и в разные инструментальные составы, и в разные стилевые направления. Мой проект «Гусли в космосе» объединил гусли и орган в экстравагантный дуэт, в репертуаре которого музыка от барокко до наших дней.

Г: Взаимодействие гуслей и органа это уже весьма необычно. Не говоря о названии проекта — Гусли в космосе. Расскажи подробнее о концепции такого дуэта.

Е: Мы с Анастасией Фоминой, солирующей на гуслях в нашем проекте, играем вместе с 2011 года, исполнили премьеры нескольких моих сочинений. В 2016 году мы начали делать программы дуэтом гуслей и органа. Это неожиданное сочетание инструментов создаёт красивое и необычное, завораживающее звучание. Мы увлеклись старинным репертуаром, который окрашивает хорошо известную музыку Вивальди и Телемана в совершенно новые «цвета» тембра, звукоизвлечения, того самого гудения струн, которое может быть весьма изящным. И, конечно, основа нашей деятельности — это современная музыка. Оркестровые партитуры прекрасно звучат на органе, потому в репертуар дуэта вошли концерты и пьесы для гуслей с оркестром. Переложения сочинений Бориса Кравченко, Вадима Бибергана и Константина Шаханова мы делаем сами, Вадим Давыдович и Константин Адольфович поддерживают наши эксперименты. Уверена, что если бы Борис Петрович Кравченко был жив сегодня (а его не стало в 1979 году), то он бы с интересом отнёсся к переложению партитуры своего концерта для гуслей с оркестром «Гусли в космосе» для дуэта органа и гуслей. Именно этот концерт дал нам название, удивительным образом созвучное инструментальной идее: орган олицетворяет собою космос, некое упорядоченное многосферное музыкальное пространство. Гусли вписываются в это пространство, привнося новый голос и живую вибрацию струн.

Наша главная задача — пропаганда современного искусства, доступного и интересного широкому кругу слушателей.

Г: Мне кажется, что гусли, как и другие традиционные инструменты — инструмент обиходно-бытовой, сопровождающий человека в определенных жизненных ситуациях. Насколько близко существует профессиональное исполнительство, академическая музыка и любительская, бытовая?

Е: Наши «академические» гусли чуть дальше от бытового музицирования, чем небольшие традиционные инструменты с более слабым натяжением струн. Оба варианта гуслей, этнографический и академический, занимают свою нишу. Оба возможны и для любительской, и для профессиональной игры. У академического инструмента больше возможностей играть с оркестром, а у близкого этнографическому — чудесные возможности для сопровождения песен, баллад, духовных стихов. Я считаю, что оба направления заслуживают внимания, у всякого музыканта найдётся свой слушатель!

Г: Всегда ли ты создаешь музыку, учитывая определенный тембр, звучание конкретного инструмента? Сочиняешь ли музыку в голове и сразу записываешь, или работаешь за инструментом? Есть ли место импровизации в твоем творчестве?

Е: О, импровизация есть, конечно! Однако всегда в партитуре прописываю опорные точки, на которых держится форма. Тембр не является основой, это скорее приятный бонус: правило таково, что музыка должна читаться в любом случае, даже если сыграна не оригинальным составом. Пишу я в основном «из головы», чтоб не зависеть от возможностей рук. Воображение, простор внутреннего слуха даёт гораздо более интересные результаты, чем возможности рук. По крайней мере моих! Предпочитаю потом выучить свою пьесу, если в ней есть партия клавишного инструмента или ударных. Иногда бывают и неожиданности: открываешь ноты и думаешь — «и кто так написал»…

Г: Ходишь ли ты на концерты? Если да, на какие?

Е: Да, хожу, конечно! В студенчестве было на это прекрасное дело больше времени, однако сейчас больше понимания, куда же именно хочется по-настоящему прийти для души. Прекрасно, когда это совпадает с дружбой с музыкантами и профессиональными задачами, встречать исполнителей-единомышленников композитору и аранжировщику жизненно необходимо для творческого роста. Люблю хоровые программы, органные, и симфонические. И народные, конечно! Хотя, мне кажется, для активно работающего музыканта самый большой праздник — это поход в театр. Были семьёй в Александринском театре, восторг! Звучание живых инструментов очень украшает спектакль.

Г: Об электроинструментах: есть ли в твоей музыке место для новых технологий и экспериментов с обработкой звука? Е: Эксперименты с электроинструментами ещё впереди. Пока дальше звукоснимателей не идёт, может, уже пора перейти к следующему шагу (смеётся). Моя «реформа» в том, что я смотрю на традиционный инструмент с иной точки зрения, чем любой исполнитель на этом инструменте. Потому мои пьесы сначала кажутся исполнителям странными, но интересными, потом всё менее трудными, возможности инструмента и исполнителя расширяются, и сочинение входит в репертуар.

Г: То есть ты, в некотором смысле, реформатор гусельной музыки. Какая за этими изменениями, нововведениями цель?

Е: Цель — расширение круга образов и смыслов, присущих русским традиционным академическим гуслям. Интеграция этого красивого виртуозного инструмента в концертную практику в разных формах, в современном оригинальном репертуаре для гуслей соло, с ансамблем и оркестром, в переложениях старинной музыки, в создании нового звукового и смыслового пространства. Моя «реформа» в том, что я смотрю на традиционный инструмент с иной точки зрения, чем любой исполнитель на этом инструменте. Потому мои пьесы сначала кажутся исполнителям странными, но интересными, потом всё менее трудными, возможности инструмента и исполнителя расширяются, и сочинение входит в репертуар.

Г: Расскажи немного о том, как ты работаешь, есть ли у тебя какие нибудь профессиональные привычки, способы вызвать вдохновение и/или ритуалы?

Е: У замечательного композитора, преподавателя кафедры композиции СПбГК Николая Мажары в одноактной опере о Россини партия композитора начинается с такой переведённой с итальянского строки самого Россини: «Ничто так не возбуждает вдохновенье, как необходимость, как сроки, как заказ». Это действительно так! Вдохновение едва оставляет время на небольшой сон, когда по-настоящему осознаёшь идею, которую выражаешь в новом сочинении. Тогда и в любой дороге работать будешь, и поесть не успеть можно — главное, чтоб близкие и коллеги относились к этим периодам с пониманием!

Г: Если бы мир был на пороге катастрофы и надо было бы выбрать один инструмент, который бы человечество сохранило для потомков, что бы это было? Е: Это сложный выбор. Орган спасти трудно ввиду больших размеров, клавесин бывает чрезвычайно хрупкой вещью… Останется взять гусельки и идти строить новый мир!

Г: Есть ли у тебя творческое/жизненное кредо?

Е: Да. Ищу направление пути, когда нахожу, внимательно смотрю вокруг — какие возможности есть? И часто мир отвечает взаимностью! Мне кажется, если человек выбирает верные для себя направления движения, то мир раскрывается навстречу и помогает.

Г: Для чего ты живёшь?

Е: Я живу, чтоб выстроить свой мир. Мы ведь созданы творцами, по образу и подобию главного Творца. В душе, в поиске смыслов, в отношениях, даже в быту, когда удаётся — везде нужны гармония и порядок, это влияет на мир человека в целом.

Г: Что ты хочешь выразить посредством своего творчества? Какие идеи несёшь слушателям?

Е: В первую очередь, я делюсь счастьем, всегда, когда это получается. И это может быть счастье момента, душевного переживания, или осознания, или выхода из круга испытаний. В любом случае, когда делишься в музыке своего рода «энергией выздоравливающего», может получиться хороший позитивный результат. Для меня важно дать исполнителю и слушателю энергию через музыку. Конечно, лучше позитивную — художник может быть гармоничной личностью и созидать мир!

Беседу вёл Георгий Нефёдов.