Мария Ария: «Мы готовы к любым экспериментам»

Где бы ни появлялся вокальный ансамбль «Ave Maria», его выступление неизменно очаровывает слушателей. Это и неудивительно: часто ли в наши дни можно услышать подобный состав? Не отдельных певцов и не хор, а слаженный камерный коллектив солистов, делающий акцент в своем репертуаре на ансамблевые номера?

Красивые голоса – и красивые люди: сопрано Мария Ария (художественный руководитель ансамбля), Карина Скороходова и Наталья Дубровская, меццо-сопрано Ирина Королёва, Алевтина Сагитуллина и Марина Николаева, баритон Николай Борчев. Николай – солист Венской оперы, и застать его в Москве совсем непросто, но нам повезло. С ним и руководительницей ансамбля Марией Владимировной Арией мы и встретились, чтобы узнать, как протекает жизнь столь необычного музыкального содружества.

– Я знаю, что ансамбль вырос когда-то из детской студии…

Мария Ария:

– Хорошо, что Коля сегодня смог присоединиться к нашей беседе, потому что он и Наташа Дубровская – это те, кто стоял со мной у истоков. У нас был детский театр «Небо». Мы работали с интернатом – с ребятами, у которых не было родителей.

Николай Борчев:

– Чтобы не было недоразумений, сразу скажу, что у меня с родителями было все в порядке, просто это был самый близкий к дому музыкальный кружок.

Мария Ария:

– В театре играли дети в возрасте от 10 до 15 лет. Мы делали спектакли, причем довольно серьезные – «Моцарт и Сальери», например. Я была там певицей и, в основном, брала на себя музыкальную сторону, ребята же что могли – пели, что могли – играли. Это давало постепенное всестороннее развитие их способностей.

Но потом ушел наш режиссер, и настало время расставаться. «Хорошо, – подумала я, – займусь наконец-то своей певческой карьерой». Не тут-то было! Ребята прибежали ко мне, рыдая, и стали спрашивать: «А что будет с нами?». «Ну что же, давайте попробуем сделать ансамбль, – предложила я. – Как режиссер я ничего не умею, но петь научить могу».

– Какой год можно официально считать годом основания ансамбля?

Мария Ария:

– 1997 год – тогда мы сделали первую свою программу и назвали ее «Ave Maria». Вообще-то, это название преследовало нас давно – то ли как подарок судьбы, то ли как наказание? Я все время пыталась от него уйти, потому что понимала, насколько оно серьезное, и столь большую ответственность в то время мы не могли принять. Но оно все равно нас достало. Однажды мне позвонила знакомая и сказала: «Я видела сон, вы должны назвать ансамбль "Ave Maria"». И я решила: хватит отступать, надо начинать работать.

С подростками из театра «Небо» мы и начали. На концертах всегда присутствовало много людей, залы собирались полностью. Единственное, чего я хотела, – чтобы залы всегда были красивыми. И так оно по жизни и получается – мы всегда выступаем в красивых залах. Публика нас очень любит, всегда отмечает у нас какое-то особое внутреннее отношение и друг к другу, и к музыке, и нам очень приятно это слышать. Хотя работать всегда приходится очень много.

– Еще бы вам не чувствовать друг друга, если некоторых участников вы знаете почти 20 лет!

Мария Ария:

– Они уже выросли, но стали мне как родные дети. А один оказался самым «продвинутым» (улыбаясь, кивает в сторону Николая).

Николай Борчев:

– Из первоначального состава нас осталось трое. Ансамбль выкристаллизовывался, люди приходили и уходили, были те, кто не задерживался, оказываясь только случайными попутчиками, были и те, кто пришел позже, но остался, как Карина Скороходова. Никто никого не выбирал – отбор происходил сам собой. И одна из наших уникальных особенностей состоит в том, что все певцы ориентированы на сольную карьеру, но при этом объединены в ансамбль. Из-за чего получается такая гармония в коллективе? Из-за того, что мы – не хоровые голоса, у каждого есть исполнительская индивидуальность, но гибкость, которая развилась у нас с годами, позволяет нам работать вместе. Это часто отмечают у меня и в опере, спрашивая: «Где вы научились так петь в ансамбле?». Что ж – многолетний опыт! Этому не учат ни в училищах, ни в консерваториях, хотя там есть предмет «камерный ансамбль».

– Но вас-то сольные пути увели очень далеко от Москвы. Как сейчас удается совмещать оперу и ансамбль географически и творчески?

Николай Борчев:

– По возможности, конечно. Удается не всегда, но мы стараемся. Например, мы организуем совместные гастроли за рубежом, чтобы не только я приезжал к ансамблю, но и ансамбль приезжал ко мне.

Мария Ария:

– Вы не представляете, какая это радость – когда приезжает кто-то из ребят, работающих за рубежом! Это не только Коля: Вадим Тараканов работает в Италии, Алевтина Сагитуллина в Германии. И когда они приезжают – это такая дополнительная сила, что нас просто переполняет энергия! Собирается единое целое, складывается «Макстар».

– Я слышала ансамбль на рождественском концерте в Римско-католическом соборе, когда выступал женский состав. Как удается соблюдать баланс мужских и женских голосов?

Мария Ария:

– Это непростая ситуация, я тоже все время думаю об этом. Мужчинам сложно в нашем женском коллективе (смеется). Мужчины иногда приходят в ансамбль, но так складывается, что когда мы выезжаем и нам нужен смешанный состав, мы его создаем немного искусственно. Коля – это само собой. Но теноров и басов мы берем дополнительно, и поездкой наше сотрудничество обычно и ограничивается – после гастролей мужчины отпадают. Надо выращивать своих! Так получается, что большинство солистов – это мои ученики. И Коля – один из немногих мужских голосов, «сделанных» мной.

– Среди учеников сейчас больше девочек, чем мальчиков?

Мария Ария:

– Да, и это нормально, в общем-то. Я никогда не считала себя педагогом…

– Что не мешает вам успешно преподавать в Институте современного искусства!

Мария Ария:

– Но, как я сейчас понимаю, для успеха мне нужен целый комплекс составляющих. Если приходит студент, я не просто обучаю его вокалу – это набор навыков. Я считаю, что для того, чтобы стать певцом, надо обладать духовностью, и развитие духовных качеств я выделяю как одну из главных проблем. Просто голая техника – это не интересно людям. Нужно что-то отдавать, что-то нести, что-то говорить своим голосом.

– Что приходится делать, чтобы активизировать внутреннюю жизнь в совсем молодых людях? Или же вам везет, и к вам приходят уже подготовленные в этом плане ученики?

Мария Ария:

– Во-первых, с годами становишься психологом и уже видишь человека: чего ему не достает, куда его повести, что ему сказать – с каждым это индивидуальная работа. С другой стороны, и люди приходят интересные, не пустые. Я всегда говорю, что больше всего на свете я не люблю вокалистов. Вокал предполагает не только любить себя, как раньше нас учили: «Сделайте пустую голову». Я понимаю, что значит «пустая голова», что это не то же самое, что «дурная голова», что и физически резонаторов в голове много. Но при всем этом у певца должен быть большой интеллект. Начинаем развивать: ходить на концерты, обсуждать их. Вместе с учениками мы ходим на мастер-классы, когда приезжают интересные люди – на Миреллу Френи, например. После этого мы обязательно встречаемся и разговариваем.

Николай Борчев:

– Общее развитие – это важно, но есть вещи еще важнее. Всегда поднимается вопрос во время занятия: что ты хочешь сказать, извлекая звук? Если есть твое личное отношение – пусть спорное или даже ошибочное – очень важно его научиться вкладывать в то, что ты делаешь, вдыхать жизнь, не важно, инструмент это или голос. Просто хорошо спеть – это очень мало, это просто отправная точка, это самое начало. Умение на публике открывать в себе какие-то ставни и доверять что-то очень личное – это безумно сложно. И когда это получается – не важно, хорошо ли ты пел технически. Не всегда выходит, конечно. Но ведь не все даже стремятся к этому! Я знаю массу коллег, которые не задумываются об этом, им важно, хорошо ли звук оперт, звенело или не звенело. Ну, какая разница, если это была звенящая пустота? И сложно объяснить, чем это воспитывается.

Мария Ария:

– Напрямую об этом никогда не говорится, мы не учим, что что-то надо наполнять специально... Я бы сказала, что пение учит не только собственно вокалу, но открывает в человеке возможность совершенствования. Я не знаю, как в других специальностях, у инструменталистов – возможно, так же. Но мне кажется, что певец – это счастливая профессия, потому что мы можем себя открыть и совершенствовать свое «я» путем работы с нюансами голоса и нюансами души.

– Вы много выступаете и в России, и за рубежом. Вокальный ансамбль – какова судьба такого состава здесь и там? Вы приезжаете и оказываетесь в среде вокальных ансамблей? Или в других странах это тоже «эксклюзив»?

Николай Борчев:

– Тоже. Очень распространено хоровое пение – как профессиональное, так и любительское, причем на очень высоком уровне. Но аналогов среди ансамблей я не знаю. Ведь наши программы очень разнообразны – от сольных номеров к дуэтам, терцетам и, наконец, номерам, где задействованы мы все. Все гармонично. Программы всегда пользуются успехом, и интерес пробуждает именно синтез сольных моментов с ансамблевыми, потому что сложно сказать, в чем выигрыш самого певца – в том, что он «один в поле воин», или в том, что в ансамбле проявляется его красота во взаимодополнении. Как нас охарактеризовали на радио Deuche Welle, «они новаторы, работающие с давно известным материалом, они взращивают цветы на прокатанном асфальте». У нас я тоже не знаю ансамблей такого плана – есть квартеты или квинтеты, но это другое.

Мария Ария:

– Наш ансамбль умудрялся даже ставить оперу! «Сон в летнюю ночь» на музыку Моцарта – это была полноценная опера. К сожалению, нет продюсеров, которые могли бы ее показать широкому зрителю. Но те, кто видел, были в восторге. Ведь на самом деле удивительно: ансамбль-то ансамбль, но можно и оперу сделать!

– Получается, что форма спектаклей, с которых вы начинали в театре, жива до сих пор?

Мария Ария:

– Нам все время интересно что-то придумывать. Какие-то движения. Минимально, но что-то рассказать. Не только провести через себя музыку, но и что-то изобразить. Нам нравится движение, действие, флексибельность репертуара. Начиная концерт с барокко, мы можем закончить его современной музыкой. А наша любимая сфера – духовная музыка. Рамок нет! Мы готовы к любым экспериментам, нам нравится фонтанировать идеями. Это тоже наша особенность.

– Театральные проекты требуют особых концертных площадок?

Мария Ария:

– Да. И еще нам помогают составлять программы наши друзья-режиссеры. Это Лена Лукьянченко – помощник режиссера в Театре Петра Фоменко, это Марик Жунин и Юля Жунина, которые помогали нам вместе с каналом «ТНТ» делать клипы. Мы настолько любим друг друга, и нам так радостно работать вместе, что все получается на волне какого-то огромного «спасибо».

– Вечная проблема для солистов – инструментальное сопровождение. У вас есть постоянный концертмейстер, или это решается каждый раз по-разному?

Мария Ария:

– У нас есть постоянные концертмейстеры, которые работают с нами практически бесплатно, потому что и мы в России работаем практически бесплатно, из большой любви к искусству. Этим людям интересно сотрудничать с нами, а нам – с ними. У нас есть пианисты, которые помогают нам разучивать репертуар и выступают с нами в концертах. В России это Эдуард Побединский. В Германии нам помогает Маша фон Курбанович.

Всегда с нами органистка Анна Петрова. Недавно мы познакомились с прекрасными ребятами – органисткой Олесей Кравченко и арфисткой Анной Шкуровской, мы много работаем с флейтистом Антоном Паисовым и гобоистом Иваном Паисовым.

Но мы стараемся не дергать людей, если нет возможности оплатить концерт, потому что хочется, чтобы труд оценивался достойно. Это очень серьезная тема для нашей страны. По отношению к людям искусства распространена позиция «Вы получаете удовольствие, так что сами за это платите». Я категорически против такого подхода. Я решила для себя, что мои ансамблисты должны зарабатывать деньги. Бесплатно мы не работаем – хоть небольшую сумму, но они должны получить.

Николай Борчев:

– Какая-то компенсация должна быть обязательно, и сами люди должны чувствовать, что это оплачиваемый труд, что ты не попрошайка: «Послушайте меня, я вам даже заплачу аренду за зал». Но нереально заплатить 40 тысяч за маленький зал, где за счет билетов нельзя собрать даже половину этой суммы. Так может быть только у нас в стране, и это какое-то больное представление о работе музыканта. А может быть наоборот – музыканты у нас столь сильны духом, что им подкидывают новые и новые испытания? У нас уникальный народ, уникальная нация, и многое происходит не с помощью, а вопреки. Это отражается даже в системе обучения. Часто иностранцы удивляются – как можно воспитывать музыканта через «гнобление» и намеренно жесткую школу?

– В Берлинской консерватории почувствовалась разница в стиле обучения?

Николай Борчев:

– Да, безусловно! Я закончил музыкальную школу как пианист, а в училище параллельно работал концертмейстером. Еще с музыкальной школы я был подкован теоретически – аккордовые цепочки, полифонические диктанты… В Германии на первом курсе мне стали рассказывать, что большая нота без палочки – это целая. И толком еще не зная языка, я пытался объяснить им, что тратить время на это мне совсем не хочется. В этом плане обучение у нас намного сложнее. Есть специфические предметы, как, например, исполнение немецких песен – святая святых в Германии. Это абсолютно своя стезя, и мы, конечно, не можем ее изучить досконально, живя здесь. Но в целом наше образование гораздо сильнее, и так всегда было.

– Не знаю, насколько это результат подкованности солистов, но ансамбль совершенно не боится современной музыки – вы исполняете Ираиду Юсупову, например…

Мария Ария:

– Очень часто наши девушки помогают современным российским авторам, с удовольствием поют в Доме композиторов. Я часто присутствую на этих концертах и думаю: очень много хорошей музыки создается сейчас в России. Жалко, что мы не можем слушать ее столь же часто, как слушаем Моцарта, Брамса. Это великие имена, но наши современники заслуживают не меньшего внимания. Их музыка должна звучать не только в Доме композиторов!

Мне очень нравится Ираида Юсупова – мне кажется, в ее музыке слышен Бог. Когда я с ансамблем обращаюсь к ее творчеству, у меня есть ощущение, что мы не можем до конца выразить то, что хотел сказать автор, что мы пока мы еще не достигли тех вершин, которые Ираида заложила в свою музыку. Это как взмах крыльев – божественных крыльев. Исполнить это невозможно! Мы пытаемся, ребята стараются меня понять, но получается лишь иногда. В рамках минимализма, в которых творит Ираида, она делает уникальные вещи. Она берет какие-то, на первый взгляд, примитивные музыкальные структуры, но в них есть наполняемость. Она действительно потрясающий композитор!

– Вы заговорили о Боге в музыке, и я вспомнила поразивший меня случай. Я застала ансамбль в артистической перед выступлением, когда все, держась за руки, вставали в круг, чтобы настроиться. И вы неожиданно сказали: «Помните, что сегодня – праздник, и что мы делаем всё ради любви, прежде всего, любви – к Богу».

Мария Ария:

– Не являясь приверженцем одной какой-то религии, я понимаю, что Бог существует. Бог дает нам голос, дает нам возможность выступать, Бог нас очень любит. Однажды мы пели «Stabat Mater» Перголези, и я вдруг почувствовала, как открывается небо, и на нас смотрят, и небеса радуются нам. В самые тяжелые моменты – когда пропадал голос, когда были проблемы со связками, и я не могла даже говорить, – я чувствовала, как что-то посылается мне свыше, и я смогу петь. И нельзя делать неправильные вещи – тогда эту красоту могут отнять. Поэтому все, что мы делаем, мы делаем из любви к Богу.

Я помню, как возникла традиция делать круг перед выступлением. Почти сразу после образования ансамбля мы были приглашены на концерт в Австрию, в Грац. И с нами был мальчик из Грузии, Гия – тогда ему было лет 11. Мы выступали в знаменитой францисканской церкви, и когда мы в первый раз вошли туда – мы просто ахнули! Пели мы в алтарной части, не на хорах. И Гия ходил, ходил и вдруг сказал: «Мария Владимировна, а давайте возьмемся за руки! Я хочу взять всех за руки!». Мы встали, и вдруг этот мальчик начал говорить: «Я чувствую любовь! И хочу, чтобы ту любовь, которую мы сейчас поймали, мы отдали людям, которые пришли на наш концерт». С тех пор каждый раз, начиная концерт, мы повторяем этот круг.

Я многому учусь у детей, у своих учеников. Если Колю когда-то растила я, то теперь уже он чему-то учит меня. Это удивительный процесс самообразования!

Беседовала Мария Моисеева