Пара слов о банджо и Борисе Ивановиче Ершове

Дорогие посетители самого музыкального сайта России Музыкальная карта!

С Новым 2018-м Годом!

Недавно по ВГТРК Санкт-Петербург прошла очередная программа Соучредителя Всемирного Клуба Петербуржцев и настоящего меломана Георгия Сергеевича Васюточкина «Петербургский Автограф», посвящённая традиционному джазу Ленинграда и яркому представителю этого стиля ансамблю Ленинградский диксиленд. Прослушав, её я кое-что вспомнил, чем и попытаюсь позабавить Вас в дни всеми нами любимых праздников.
Когда-то во второй половине 60-х Борис Иванович Ершов на одной из вечеринок показал мне начальные аккорды для уникального ритм-банджо. Старый инструмент 1938 года выпуска Ленинградской фабрики музыкальных инструментов, который странным образом и в ужасном состоянии попал ко мне от институтской подруги, когда-то принадлежал погибшему во время войны незнакомому музыканту. Наташе, так звали эту девушку, инструмент был передан пожилой женщиной с просьбой отдать его человеку, который захочет восстановить его и станет на нём играть.

Полгода я искал мастера, чтобы отдать обработать и подтянуть на барабане бычью кожу, найти оригинальные калки и удалить ржавчину на сохранившихся барабанных креплениях. В найденной в подвале на Социалистической улице мастерской меня встретил пожилой человек в нарукавниках и похожих на пенсне очках на длинных шнурках. Несмотря на ходатайство жены Евгения Александровича Мравинского, при предъявлении из тряпицы инструмента на меня обрушился такой поток нецензурной, явно дореволюционной брани, что на красной моей физиономии и потных очках возникло испарение. Эта реакция смягчила гнев старика, считавшего, что это я довёл банджо до такого плачевного состояния.

Через неделю я приехал в мастерскую. Дед показал приделанные калки от семиструнной гитары (нет оригинальных), а на барабане сверкали новые гэдээровские крепления с неузнаваемой после чистки белой бычьей кожей.

— Где взял ты эту рухлядь, — бережно поглаживая гриф, спросил Мастер. — Небось, на продажу отдашь?

Я всё ему рассказал. Деньги брать он категорически не хотел! Я исчез без инструмента и пришёл с парой рижского и бутылкой Московской с бескозыркой… Когда дело было улажено, дед сказал:

— Это мёртвый инструмент. Я не извлёк из него ни одного приличного звука. Дело за тобой. Играй на нём по часу-два в день, может быть, он оживёт, но только если ты этого захочешь.

 — Как же играть, да и нот нигде нет, я не смогу!

— Сможешь. На будущей неделе будет сходка по этому адресу. Придёшь с бутылкой, инструмент только не бери, выгонят. Спросишь Борю, скажешь, мол, от меня. Дай ему эту записку…

Борис Иванович Ершов

До этой истории я сольно бренчал на гитаре на слух «Вечер трудного дня», «Помоги», «Битлз на продажу» и проч., и любил аккомпанировать и даже петь (!) клячкинский и кукинский репертуар, впрочем, как все. Благодаря короткой беседе с Борисом, я разучил кантри-ритм с перебором на пяти-шести аккордах, даже был ободрен, мол, надо же, ухватил!

Но инструмент напрочь отказывался извлекать потребные звуки. В хрущобе, где я тогда жил, соседи жаловались маме, что им просто уже хочется куда-то уезжать и поздно возвращаться, чтобы немного поспать. Но с зимы и до лета я был непреклонен. Летом я уезжал в лес на Карельском у пос. Ильичёво, в котором в гидрологическом институте работали друзья, отнесшиеся с пониманием к этой странной идее. Я забирался подальше в сосняк и играл, играл… Подпевал и нёс прочий звуковой бред.

Однажды осенью приятель, отцу которого, мастеру на заводе ДСК-3, я годом раньше подарил свой баян, сказал, что папа хочет послушать моё банджо.

На встрече я просто обалдел! Мой инструмент запел! Это был и прям-таки ритм-бой — Нью-Орлеан какой-то, но это был и мандалиновый чистой воды звук, да какой!

Просто обалдел! Отец приятеля куда-то вышел и вынес мне в подарок сурдинку от трубы, на которой он играл до ВОВ. Это было уже запредельно. Может быть, я зря категорически отказался от той сурдинки. Да и потом он, человек, с которым мы несколько раз уходили далеко в море в Капорье половить рыбку на фарватере, долго со мной не разговаривал. Этот подарок я и сегодня бы принять не смог.

Вся длинная история закончилась весьма печально. После Нового года мне позвонила Наташа, с которой я давно не виделся, и сказала, что хозяйка инструмента слёзно просит вернуть ей её банджо в память о сыне. Вы даже не представляете…

Потом появились немецкие банджо с силиконовыми барабанами, которые были в свободной продаже на Кузнецком мосту в Москве.

В общем, с тех пор я совершенно забыл шестиструнный гитарный строй, настраиваю гитару на пятом ладу и пытаюсь перебирать на ней струны так, как этому меня научило одно знакомое банджо и Борис Ершов.

С Новым Годом!