Выступление Бориса Гильтбурга на конкурсе Чайковского

В век технического прогресса часто задумываешься о том, как все-таки хорошо, что существуют телевидение, интернет и прочие средства связи, и как же люди обходились без них раньше. Например, поделили конкурс Чайковского между Петербургом и Москвой — зато обеспечили онлайн-трансляцию превосходного качества, так что желающие послушать конкурсантов могли следить за их выступлениями, не выходя из дома. Вот и меня следившие за новостями конкурса родители позвали к компьютеру, когда на сайте появились видео с отборочного тура. По небольшим фрагментам было слышно, что участники хорошо подготовлены, но один из них, израильский пианист Борис Гильтбург, особенно привлек внимание. Его исполнение резко отличалось от других: музыка заговорила, игра на фортепиано превратилась в речь и стала обращением артиста к слушателю. После первого тура это мнение если и изменилось, то только в лучшую сторону.

Замечательно прозвучала чакона Баха (тр. Бузони). Пианисту труднее, чем другим инструменталистам в отношении стиля Баха: его произведения не рассчитаны на современный рояль, минимально количество авторских указаний. При интерпретации клавирных произведений чаще всего опираются на принцип, описанный у Швейцера, т. е. стремятся к «выявлению естественной, монументальной линии, которая должна сама во всей своей пластичности предстать перед слушателем», без «пестрой и остроумной смены динамических оттенков», т.е. ориентируются на форму. «Надо найти это построение пьесы, чтобы правильно передать ее. Иначе вносится произвольное понимание, невольно искажающее замысел композитора». У Гильтбурга разделы формы обозначены не просто сменой динамики, а сменой состояния (так, например, психологически достоверно, тонко произошла перемена при возвращении в минор после мажорного эпизода в чаконе). Но, вместе с тем, сколько было передано разных тембров и нюансов внутри раздела! Недаром Бах клавесину предпочитал клавикорд: клавикорд дает возможность такой нюансировки. А орган, любимый инструмент Баха, по своей природе инструмент огромного динамического и тембрового диапазонов. Быть может, такое исполнение имел ввиду Швейцер, когда писал: «Баховская музыка — готика. Подобно тому, как общий план вырастает из простого мотива, развивается же не в окоченелых линиях, но в богатстве деталей, и только тогда это производит впечатление, когда действительно оживают все мельчайшие элементы, и так и баховская пьеса воздействует на слушателя, если исполнитель передал одинаково ясно и живо главные линии и детали».

Изумительно был исполнен Чайковский, само звучание передавало характер пьес; «Красная шапочка» слушалась на одном дыхании, прорывалось родство с гопаком Мусоргского (из «Песен и плясок смерти») в возрастающем напряжении, выраженном через жанровый элемент. Форма, звук, жанр — здесь все направлено на ясность изложения идеи от начала до конца.

Вспоминаются слова Корто:«Самое важное — давать волю воображению, вновь сотворяя сочинение. Это и есть интерпретация». Произведения, которые играл Гильтбург, мы слышали в исполнении многих пианистов, но убедительная интерпретация - это не «как правильно» и не «для того, чтобы отличиться», а так, как есть. В его исполнении сочинения звучат такими, какие они есть, не искаженные в «своем понимании». Как следствие, идеальное попадание в темп Allegretto moderato в финале «Авроры», вариантов которого столько же, сколько исполнений. Выбранный Гильтбургом темп естественен, это не просто темп, указанный в начале части сонаты, а тот, которого требует ее музыка, в котором будут звучать все подробности, и ясно просматриваться от начала до конца сюжетная линия. Было интересно слушать исполнение с нотами в руках, потому что следование авторским указаниям сочеталось с их свежим восприятием. «Вновь сотворяя сочинение», пианист находит для него новые краски. Это именно интерпретация, а не воспроизведение текста с компьютерной точностью.

Борис Гильтбург отличается не только от других конкурсантов. Музыка здесь говорит, дышит — словом, живет. Ловишь себя на мысли, что не следишь за блестяще выполненным пассажем, а понимаешь, о чем играет пианист. Слушаешь, как рассказ. Таких пианистов не было давно. Шопен некоторым своим ученикам в нотах ставил знаки пунктуации, показывая, что музыкальная речь является языком, который нужно слышать и понимать.

...В век технического прогресса часто слышишь, что история фортепиано подходит к концу с появлением новых инструментов. На это можно сказать одно: пока существуют такие пианисты, будет жить искусство фортепианной игры.

Автор: Светлана Фищук