muzkarta.ru | музкарта.рф «Музыкальная карта»: академическая музыка Поддержать проект
Выберите регион, страну
Предстоящие мероприятия
Читайте на эту же тему
17 мая 2018
Александр Рамм: "Мои milestone и lifetime project еще грядут"
Добавлено 15 мая 2018 волонтер
Российский виолончелист Александр Рамм отметил свой 30-летний юбилей Автор: Елена Алексеева
Александр Рамм — российский виолончелист с литовскими корнями, обладатель серебряной медали Международного конкурса имени П. И. Чайковского, победитель I Всероссийского музыкального конкурса, лауреат Beijing International Competition и Paulo Cello Competition в Хельсинки. Один из самых одаренных и востребованных виолончелистов своего поколения, участник проекта «Звезды XXI века», как в Москве, так и в регионах России, участник программ Московского Пасхального фестиваля, организованного Валерием Гергиевым, гастролирует во многих городах России, Литвы, Швеции, Австрии, Финляндии, ЮАР, Японии, Франции, Болгарии, Германии, Великобритании и т. д.
Виолончелист сотрудничает с известными дирижерами, среди которых Валерий Гергиев, Михаил Юровский, Владимир Юровский, Станислав Кочановский, Владимир Спиваков, Александр Сладковский, Александр Лазарев, Валентин Урюпин и другие. 9 мая Александр Рамм отметил свое 30-летие. Музыкант согласился дать интервью, в котором размышлял о себе и профессии.
Александр Рамм родился 9 мая 1988 года во Владивостоке. Музыкальное образование получил сначала в ДМШ им. Глиэра в Калининграде (класс Светланы Ивановой), затем в Московском государственном училище музыкального исполнительства им. Ф. Шопена (класс Марии Журавлевой), в 2012 году закончил Московскую Консерваторию им. Чайковского, а затем и аспирантуру (класс профессора, народной артистки СССР Наталии Шаховской).
С чего все началось
Для меня ничего не может быть лучше виолончели. Началось это в Калининграде. Заинтересовался музыкой я в 6 -летнем возрасте, услышав живое выступление небольшого ансамбля из детской музыкальной школы. Меня, детсадовца, пленил яркий и гордый образ скрипача. Целыми днями перед зеркалом я стал изображать скрипача. В итоге мама, вздохнув, отвела меня в музыкальную
школу имени Глиера. Но на вступительных испытаниях сказали, что для обучения на скрипке поздновато. Я расстроился. Подошла молодая улыбчивая женщина и что-то сказала про большую скрипку. Почему бы не попробовать… И я навсегда влюбился в звук этого инструмента. Действительно, виолончель имеет специфику именно пения на инструменте. Виртуозничать мы тоже, конечно, умеем. Некоторые виолончелисты даже очень любят это делать, выучивая скрипичный репертуар. С небольшими оговорками я тоже могу играть скрипичную музыку. Соната Франка, на мой взгляд, не такая уж и «скрипичная», на виолончели тоже звучит очень-очень интересно. Но вот играть Каприсы Паганини на виолончели смысла не вижу. У нас есть свои виртуозные виолончельные каприсы. Благодаря нашему величайшему из величайших гениев Мстиславу Ростроповичу в XX веке было создано столько гениальнейшей музыки для виолончели, диву даешься, больше чем во все предыдущие столетия.
Шаховская и Ростропович
Наталья Николаевна, ученица Ростроповича, старалась научить быть честным перед музыкой и перед самим собой. Моя мама тоже меня учила — сговориться с собой невозможно. Я всегда сам знаю, как я играл. Восторги ничего не меняют, как и критика. В любом, даже неконструктивном выпаде, я постараюсь найти рациональное зерно. Если не найду, это не будет на меня никак влиять. Так сказать, оброс уже бронёй. Действительно, надо быть честным перед самим собой, музыкой и оставаться реалистом, всегда анализировать, что можно улучшить. Наталья Николаевна могла быть очень строгой, но после выступления на концерте, где я сам слышал все свои недостатки, она могла сказать очень по-доброму: «Ничего, ничего, Лапуль, ну, есть пара моментов…». Когда играешь на сцене, очень непросто контролировать, что ты делаешь, и слушать себя. Наталья Николаевна всегда говорила — слушать себя, дослушивать, досказывать и быть артистом. Это три ее главных завета.
Став студентом консерватории класса Шаховской в июле 2007 году, я не успел быть представленным в качестве ее ученика Ростроповичу, который ушел из жизни в марте 2007. В этом смысле мне не повезло. Но, к счастью, у нас с ним состоялась встреча в самом начале моей музыкантской жизни. Эта встреча и ее последствия очень сильно повлияли на меня.
Может быть, даже подтвердили выбор жизненного пути. Дело было так. В 1997 меня, 8-летнего, мама из Калининграда повезла в Вильнюс в оперный театр на балет «Ромео и Джульетта» Прокофьева в постановке Владимира Васильева. Дирижировал сам Мстислав Леопольдович. Я мало что понимал на тот момент, но кто такой Ростропович прекрасно знал. Спектакль запомнился гибелью Меркуцио и хихиканьем зрителей в ложе после моего шепота: «Почему лучшие гибнут первыми?» И был эффектный финал балета, когда маэстро спустился с подиума (оркестр был расположен на сцене) и соединил руки умерших главных героев. А после нам удалось пройти к Маэстро в артистическую, минуя кучу народа. Он сидел в кресле уставший, но, не смотря на это, как всегда, активный. После пары слов я вручил ему собственноручно сделанный и подписанный конверт с письмом, в котором задал ему свои наивные, детские, нормальные для ребенка вопросы. Через три месяца… я получаю конверт по почте. На печатной машинке за его подписью текст ответа мне из Парижа, ну, просто как дорогому другу! В этом весь Ростропович. Для него не существовало важных и неважных людей. Для него все были одинаково важны. Ответить на все вопросы случайно встреченному на две минуты мальчику! Шутливо советовал мне заниматься три часа, дескать, я сам в твоем возрасте занимался два, а ты занимайся по три часа в день. Эта реликвия, конечно, у меня хранится под стеклом. Считаю это важным знаком судьбы. Мне удалось пересечься с такой личностью, для меня это очень ценно.
«Ревизор.ru» публикует письмо Мстислава Ростроповича к Александру Рамму:
«Дорогой Саша, я получил твоё письмо и очень рад, что ты любишь виолончель. Когда мне было 9 лет, я уже учился в музыкальной школе два года и занимался в среднем по два часа в день, но тебе советую заниматься по три. В школе я переходил из класса в класс с похвальными грамотами. Это очень важно, так как музыкант должен быть образованным человеком. Любимых книг у меня очень много. Готовить не люблю, хотя прекрасно делаю яичницу. Желаю тебе много-много радости и больших успехов. Париж, 3 августа 1997 г.»
Виолончельная технология
Инструмент должен быть продолжением моих рук, моего тела. Все закладывается в детстве. В Калининграде мой первый педагог Светлана Валентиновна Иванова поставила мои руки очень хорошо и правильно. У меня ничего не зажимается и мне удобно играть. Как бы это странно ни звучало, человеку в принципе неудобно играть на музыкальном инструменте. Виолончель очень трудна для освоения, и главное в этом процессе поставить руки. «Крепость» пальцев пришла с годами тренировок и наставлениями Натальи Николаевны.
Ее девиз — крепкие пальчики. Я езжу по стране с концертами, и меня иногда просят послушать маленьких учеников. Мне приходится с ними заниматься именно руками, часто абсолютно неправильно поставленными, а это приведет к дальнейшим проблемам.
Конкурсы
Конкурсы — это необходимое зло. К современным конкурсам у Шаховской было не очень позитивное отношение. Но на втором курсе в 2009 она сказала мне, что пора вылезать куда-нибудь и предложила поехать в Претторию (Южная Африка), где она когда-то сидела членом жюри. Это был мой первый большой конкурс, где получил четвертую премию. Дальше в 2010 был Всероссийский конкурс, который в силу своих условий растянут во времени. Первые два тура в сентябре, а финал в ноябре. Между этими двумя этапами я съездил на Международный конкурс виолончелистов в Пекин. Опыт серьезный. Первую премию не присудили никому. Вторую поделили между мной и 15-летним колумбийцем Сантъяго Каньон-Валенсиа, который теперь спустя восемь лет достаточно известен (в 2017 он получил одну из премий конкурса королевы Елизаветы в Брюсселе, впервые проводившийся для виолончели). Затем финал уже Всероссийского конкурса закончился для меня победой. Потом еще парочка конкурсов в Хорватии и Финляндии. И самый главный для меня конкурс Чайковского. На нем я выступал трижды. В 2007, в 2011 я не прошел в финал и в 2015, наконец, что-то получилось. После второй попытки в 2011 было тяжело, обидно, грустно. Но довольно быстро я стал думать над тем, что было не так, нашел и старался над этим работать. Еще сыграл роль дополнительный фактор — поступление параллельно с московской консерваторией в аспирантуру Берлинской высшей школы музыки им. Эйслера к всемирно известному профессору Франсу Хельмерсону. Он мне очень близок по философии и, вообще, по всем параметрам. Я провел с ним два замечательных года. Он мне во многом помог. Все равно считаю, что мне есть к чему стремиться. Над всеми недостатками, которые выявил и продолжаю выявлять у себя, я работаю.
Я, наверно, чего-то особенного не скажу, но для меня конкурсы были, в первую очередь, возможностью поднять свой профессиональный уровень. Когда идет настоящая подготовка, без дураков (в 2009 году занимался по 6−7 часов), то очень растет профессиональный уровень. И не важно, едешь или не едешь дальше на конкурс, не важно, даже какую премию получаешь. Другое — не все выдерживают конкурсный марафон, игру в экстремальных условиях, когда конкурсная атмосфера мешает раскрыться полностью, когда жюри оценивает каждый твой звук, каждое твое движение. И самый критичный — первый тур, ведь жюри не важны твои предыдущие заслуги. Важно только здесь и сейчас. А еще на нем играются Каприсы и Бах. Страшное дело! Но рядом на сцене была моя жена — пианистка Анна Одинцова. Она чувствует мое настроение, понимает с малейшего моего жеста. И я горжусь, что Аня получила диплом лучшего концертмейстера виолончельной части всего конкурса Чайковского. В финальных турах конкурса Чайковского у меня наступил момент, редкий для конкурса — появилось ощущение счастья, что я нахожусь на сцене и исполняю любимую музыку. Во втором туре я играл концерт Гайдна с Камерным оркестром Мариинского театра под руководством маэстро Алексея Богорада. В финале — с маэстро Николаем Алексеевым и Заслуженным коллективом России Академическим симфоническим оркестром Санкт-Петербургской филармонии. Сложно оценить словами их профессиональную и человеческую поддержку. Спасибо каналу «Культура» и Medici TV за то, что зафиксировали эти часы моего счастья. Добавьте еще залы Санкт-Петербурга и невероятных слушателей, и типичного конкурсного страха как не бывало. Это очень сильно помогло. Тем более, что я играл мое самое любимое сочинение — Симфонию-Концерт Прокофьева. Это масштаб, лирика, гротеск, это, вообще, обо всем. Правда, это еще и одно большое трудное место, в отличие, например, от концерта Дворжака, где всего несколько трудных мест. Здесь же — с первой до последней ноты. Но играя Прокофьева, понимаешь, что ты проживаешь целую жизнь.
Главное — индивидуальность
Симбиоз советско-российской и европейской школ, надеюсь, повлиял на мое дальнейшее развитие. Хотя давным давно все перемешалось, и не существует строго советско-российской и строго
европейской школы. Шаховская преподавала за границей, а тамошние профессора приезжают часто к нам. Плюс возможность по интернету видеть и слышать все. Самое главное, что отличает хорошего виолончелиста от плохого — это индивидуальность. Если играет замечательно, не важно, китаец он или немец, слышишь хорошего музыканта. На мой взгляд, уже давно нет такого — вот русская игра, вот немецкая, вот китайская.
Эпоха Ренессанса
Мне кажется, сейчас наступила эпоха Ренессанса любви к виолончели. Куча энтузиастов по всему миру делают виолончельные фестивали, как наш Борис Андрианов и его «VIVACELLO» и «VIVARTE». Я тоже думал о подобном дополнении своей жизни, но считаю себя организатором никаким. Поэтому пока для меня лучше и интересней только играть.
В Европе и мире сейчас очень большой интерес к виолончельному искусству. Порой кажется, ну, куда столько виолончелистов. И все играют замечательно, и научены замечательно. Последний Брюссельский конкурс показал невероятный подъем виолончелистов в среднем уровне, их владение инструментом и исполнением музыки. Там не было явных аутсайдеров. И виолончельная секция нашего 2015 конкурса Чайковского тоже показала россыпь очень сильных исполнителей. Даже были разговоры, что это самый сильный конкурсный состав по среднему уровню участников после 1962 года. Тогда впервые виолончелисты состязались в конкурсе Чайковского, где первой стала Шаховская, а третьей, аж! третьей — Наталья Гутман. В финал не прошли впоследствии известные виолончелисты. Очень сильный был состав.
О моем инструменте
После конкурса в 2009 в ЮАР встал вопрос о замене виолончели, поиске новой. Тогда я играл на своем предыдущем инструменте, которому не доставало силы звука. И Госколлекция предоставила мне инструмент миланского мастера Пьетро Мантегацца. Года полтора я играл на нем. Взять его было на тот момент не так трудно, но довольно проблематично для вывоза за границу. Этот инструмент был более богатым по звуку. Он помог мне на двух конкурсах, Пекинском и Всероссийском, но мощности и ему не хватало. Перед самым конкурсом Чайковского 2011, за месяц, мне позвонили из Госколлекции и предложили Страдивари. Нас было двое участников из России, и таким образом, они решили поддержать своих. От такого предложения не отказываются.
Но, положа руку на сердце, считаю, что играть надо на своей виолончели, потому что за три недели инструмент узнать невозможно, особенно такой замечательный. Требуется несколько лет, как минимум. А на конкурсе нужно показать свой максимум. Поэтому следующий раз в 2015 я играл уже на своем инструменте, на котором к тому моменту играл 4 года. В 2011 году осенью купил современный инструмент мастера, которого я уже знал, знал его инструменты, и они мне очень нравились. Сам инструмент сделан в Кремоне, на родине музыкальных инструментов. Габриэль Жебран Якуб, наполовину сириец, наполовину русский, уроженец Петербурга, сейчас базируется в Берлине. Мы стали большими друзьями. И я не могу нарадоваться на инструмент. Его всегда слышно, с любыми оркестрами, в любых залах, в любой музыке. И он становится все лучше и лучше. Инструмент сделан в 2009 году, до меня на нем играл Александр Бузлов. В 2011 Саша приобрел более свежий инструмент 2011 года, того же мастера. А я перехватил этот. Свой инструмент — это очень-очень-очень важно. Сложность построения отношений со старинными инструментами заключается в том, что на них играли лучшие из лучших. И по сорок лет впитывать одну личность, а потом эту виолончель берет какой-то малолетний виолончелист, то слышно, что играл кто-то другой. Инструмент, как живой организм, будет долго сопротивляться новому. А современный — чистый холст, делай с ним, что хочешь. Играю нашим российским смычком мастера Гончаренко из Ростова. Знаю, что бывают смычки по 200−300 тыс. евро, но мой удобный и подходит к моей виолончели.
И все же, инструмент без исполнителя не звучит. Знаменитая история про Яшу Хейфеца. В ответ на восторги «Как звучит ваш инструмент» он поднес скрипку к уху и сказал: «Что-то я ничего не слышу».
Самое главное в музыканте — это уши. Интонация — это уши, а не пальцы. Если палец «поехал» не туда, то это ухо услышало не туда. А вибрато — это зеркало души, ему невозможно научить.
О Бриттене
Барокко играю не очень часто. Играю классицизм, романтизм, заканчивая сегодняшним днем. Последнее время меня будоражит музыка Бриттена. Конкретно, результат творчества Бриттена и опять же Ростроповича — три сюиты для виолончели соло. Каждая в отдельности — это целый мир, объединенный в общее и целое всех трех циклов. Совершенно не тривиальные задачи ставит Бриттен перед исполнителем, что музыкальные, что технические. Первая сюита самая яркая и трудная в техническом отношении, но исполняемая чаще других. Вторую и, особенно, третью мало кто играет. У Бриттена интересна и форма, и содержание. В каждой сюите присутствует фуга. Третья сюита содержит вариации на четыре русские темы, последняя тема не что иное, как «Со святыми упокой». Ростропович никогда не записывал эту сюиту, всегда играл ее в живую и не мог сдержать слез, исполняя уже после смерти композитора. Я играю часто первую сюиту. Каждый раз боюсь, как будут воспринимать эту музыку неискушенные нестоличные слушатели, но всегда хорошо, даже лучше, чем более привычную музыку. Благодарят за возможность послушать Бриттена. Это меня вдохновляет.
О фестивале Musica Integral
Не первый раз с удовольствием принимаю участие в проекте прекрасной пианистки и моего друга Екатерины Мечетиной. Она поставила перед собой правильную цель — вернуть в музыку тех, кто получили музыкальное образование, но избрали в итоге другие профессии. Мне нравится проект еще и потому, что он служит популяризации классической музыки. Сегодня среди продвинутой молодежи классика находится на приличном уровне интереса. Во время концертов я вижу молодые лица в зале и не только в Москве. Это замечательное дело. Я выступал с парнем-вгиковцем, играющим все наизусть, и не почувствовал разницы в уровне. Считаю этот проект социально и общественно значимым. Мир становится чуточку лучше.
О времени и семье
Время всегда можно найти. В сутках 24 часа. Распорядок дня у меня не жесткий. Но после достижения моим двухлетним сыном определенного возраста появился режим, связанный с его графиком. Рано встать с ним, отвезти в садик, пока он там, успеть позаниматься. Когда он дома, естественно, я не могу проводить по-другому время, кроме как с ним. Не хочу показаться восторженным родителем, но он с самого младенчества поет, водит смычком по струнам, сидя у меня на колене. Тянется к роялю. Посмотрим… Правда, мама моя недовольна этим и говорит, чтобы я не обольщался, мол, если бы был кузнецом, Даниил хотел бы гнуть подковы (смеется). Но музыка, действительно, как священство, это призвание. Например, мой старший брат Мартин мог стать отличным трубачом, но, сказав, что хватит семье и одного музыканта, выбрал дорогу программиста. Он счастлив в своем виртуальном мире. И, когда понадобилось, стал моим первым спонсором…
О юбилее
Сама по себе дата, когда двойка меняется на тройку, размениваешь четвертый десяток, начинаешь задумываться. Мне сейчас трудно подобрать слова, потому что я пока сам с этим не разобрался. Лучше будет не обращать на это внимание, тридцать и тридцать. Все мои milestone и lifetime project еще грядут.
О планах
22 мая в Московской филармонии состоится концерт, где я буду играть Двойной концерт Брамса со скрипачем Сергеем Догадиным. В «Интерлюдиях и вариациях на темы от Монтеверди до Баха» американского композитора Марги Рихтер к нам присоединится пианист Филипп Копачевский. Это масштабное сочинение длится около пятидесяти минут. В равной мере представлены фортепиано, скрипка и виолончель. Для каждого инструмента выписана каденция. Дирижер Даниэль Райскин. С Копачевским мы несколько лет играем вместе, в том числе в разных проектах Московской филармонии, которая очень много делает для развития академической музыки в стране. Нас с Филиппом связывают теплые дружеские отношения. Вдвойне приятно и играть, и общаться, хотя это не так часто удается — разные и насыщенные гастрольные маршруты. Но вот в ближайшие дни у нас с ним состоится концерт в Кургане.
Об оптимизме
Недавно мне выпал шанс проверить, насколько я оптимист или пессимист. 23 февраля, выходя из машины, поскользнулся и впервые в своей жизни… сломал руку. Март и апрель обещали быть насыщенными, но одна доля секунды определила мои дальнейшие полтора месяца. Когда ночью мне объявили о переломе и прочили три месяца восстановления, я очень сильно поник, впал в ступор. Но на следующий день, сразу после операции мне довольно быстро пришло принятие этого факта, осознание, что это было дано для чего-то. Не за что-то, а для чего-то. Надеюсь, я воспользовался этим временем и уроком. Пока трудно судить. Возможно, я отдохнул от инструмента. Конечно, я предпочел бы не отдыхать. В марте были запланированы важные, долгожданные концерты. Теперь я люблю повторять, мне в целом не повезло, но в частностях мне повезло. Врачи отделения травматологии были ко мне очень внимательны, многие коллеги и друзья поддерживали сообщениями и звонками. Да и перелом в итоге оказался не столь страшный, не влияющий на игру. Самое трудное было психологически справиться с этим, помимо послеоперационной реабилитации. Уже 14 апреля я сыграл 2-ой концерт Шостаковича в Иркутске. К счастью, все прошло нормально. И физически я тоже не чувствовал никаких ограничений в движениях. Пока приходится только отложить свежекупленный смокинг. Не могу еще в плотной одежде играть, потому что корректирующие спицы в локте могут внезапно поцарапать мягкие ткани изнутри. Их снимут в августе. Приходится играть в свободной рубашке, чего не люблю. Уже привык играть в пиджаках, смокингах и даже в бабочке. Раньше за мной этого не наблюдалось.
О главном
Важно высказаться и увлечь слушателя. Если вместе с этим получилось зацепить не ту ноту, да и Господь с ним. Но Наталья Николаевна учила меня так, что я долгое время себя всегда корил за каждую фальшивую ноту. Однако, не буду оригинальным, если скажу, что халтуры на сцене не простил бы себе.
Источник: www.rewizor.ru
Александр Рамм — российский виолончелист с литовскими корнями, обладатель серебряной медали Международного конкурса имени П. И. Чайковского, победитель I Всероссийского музыкального конкурса, лауреат Beijing International Competition и Paulo Cello Competition в Хельсинки. Один из самых одаренных и востребованных виолончелистов своего поколения, участник проекта «Звезды XXI века», как в Москве, так и в регионах России, участник программ Московского Пасхального фестиваля, организованного Валерием Гергиевым, гастролирует во многих городах России, Литвы, Швеции, Австрии, Финляндии, ЮАР, Японии, Франции, Болгарии, Германии, Великобритании и т. д.
Виолончелист сотрудничает с известными дирижерами, среди которых Валерий Гергиев, Михаил Юровский, Владимир Юровский, Станислав Кочановский, Владимир Спиваков, Александр Сладковский, Александр Лазарев, Валентин Урюпин и другие. 9 мая Александр Рамм отметил свое 30-летие. Музыкант согласился дать интервью, в котором размышлял о себе и профессии.
Александр Рамм родился 9 мая 1988 года во Владивостоке. Музыкальное образование получил сначала в ДМШ им. Глиэра в Калининграде (класс Светланы Ивановой), затем в Московском государственном училище музыкального исполнительства им. Ф. Шопена (класс Марии Журавлевой), в 2012 году закончил Московскую Консерваторию им. Чайковского, а затем и аспирантуру (класс профессора, народной артистки СССР Наталии Шаховской).
С чего все началось
Для меня ничего не может быть лучше виолончели. Началось это в Калининграде. Заинтересовался музыкой я в 6 -летнем возрасте, услышав живое выступление небольшого ансамбля из детской музыкальной школы. Меня, детсадовца, пленил яркий и гордый образ скрипача. Целыми днями перед зеркалом я стал изображать скрипача. В итоге мама, вздохнув, отвела меня в музыкальную
школу имени Глиера. Но на вступительных испытаниях сказали, что для обучения на скрипке поздновато. Я расстроился. Подошла молодая улыбчивая женщина и что-то сказала про большую скрипку. Почему бы не попробовать… И я навсегда влюбился в звук этого инструмента. Действительно, виолончель имеет специфику именно пения на инструменте. Виртуозничать мы тоже, конечно, умеем. Некоторые виолончелисты даже очень любят это делать, выучивая скрипичный репертуар. С небольшими оговорками я тоже могу играть скрипичную музыку. Соната Франка, на мой взгляд, не такая уж и «скрипичная», на виолончели тоже звучит очень-очень интересно. Но вот играть Каприсы Паганини на виолончели смысла не вижу. У нас есть свои виртуозные виолончельные каприсы. Благодаря нашему величайшему из величайших гениев Мстиславу Ростроповичу в XX веке было создано столько гениальнейшей музыки для виолончели, диву даешься, больше чем во все предыдущие столетия.
Шаховская и Ростропович
Наталья Николаевна, ученица Ростроповича, старалась научить быть честным перед музыкой и перед самим собой. Моя мама тоже меня учила — сговориться с собой невозможно. Я всегда сам знаю, как я играл. Восторги ничего не меняют, как и критика. В любом, даже неконструктивном выпаде, я постараюсь найти рациональное зерно. Если не найду, это не будет на меня никак влиять. Так сказать, оброс уже бронёй. Действительно, надо быть честным перед самим собой, музыкой и оставаться реалистом, всегда анализировать, что можно улучшить. Наталья Николаевна могла быть очень строгой, но после выступления на концерте, где я сам слышал все свои недостатки, она могла сказать очень по-доброму: «Ничего, ничего, Лапуль, ну, есть пара моментов…». Когда играешь на сцене, очень непросто контролировать, что ты делаешь, и слушать себя. Наталья Николаевна всегда говорила — слушать себя, дослушивать, досказывать и быть артистом. Это три ее главных завета.
Став студентом консерватории класса Шаховской в июле 2007 году, я не успел быть представленным в качестве ее ученика Ростроповичу, который ушел из жизни в марте 2007. В этом смысле мне не повезло. Но, к счастью, у нас с ним состоялась встреча в самом начале моей музыкантской жизни. Эта встреча и ее последствия очень сильно повлияли на меня.
Может быть, даже подтвердили выбор жизненного пути. Дело было так. В 1997 меня, 8-летнего, мама из Калининграда повезла в Вильнюс в оперный театр на балет «Ромео и Джульетта» Прокофьева в постановке Владимира Васильева. Дирижировал сам Мстислав Леопольдович. Я мало что понимал на тот момент, но кто такой Ростропович прекрасно знал. Спектакль запомнился гибелью Меркуцио и хихиканьем зрителей в ложе после моего шепота: «Почему лучшие гибнут первыми?» И был эффектный финал балета, когда маэстро спустился с подиума (оркестр был расположен на сцене) и соединил руки умерших главных героев. А после нам удалось пройти к Маэстро в артистическую, минуя кучу народа. Он сидел в кресле уставший, но, не смотря на это, как всегда, активный. После пары слов я вручил ему собственноручно сделанный и подписанный конверт с письмом, в котором задал ему свои наивные, детские, нормальные для ребенка вопросы. Через три месяца… я получаю конверт по почте. На печатной машинке за его подписью текст ответа мне из Парижа, ну, просто как дорогому другу! В этом весь Ростропович. Для него не существовало важных и неважных людей. Для него все были одинаково важны. Ответить на все вопросы случайно встреченному на две минуты мальчику! Шутливо советовал мне заниматься три часа, дескать, я сам в твоем возрасте занимался два, а ты занимайся по три часа в день. Эта реликвия, конечно, у меня хранится под стеклом. Считаю это важным знаком судьбы. Мне удалось пересечься с такой личностью, для меня это очень ценно.
«Ревизор.ru» публикует письмо Мстислава Ростроповича к Александру Рамму:
«Дорогой Саша, я получил твоё письмо и очень рад, что ты любишь виолончель. Когда мне было 9 лет, я уже учился в музыкальной школе два года и занимался в среднем по два часа в день, но тебе советую заниматься по три. В школе я переходил из класса в класс с похвальными грамотами. Это очень важно, так как музыкант должен быть образованным человеком. Любимых книг у меня очень много. Готовить не люблю, хотя прекрасно делаю яичницу. Желаю тебе много-много радости и больших успехов. Париж, 3 августа 1997 г.»
Виолончельная технология
Инструмент должен быть продолжением моих рук, моего тела. Все закладывается в детстве. В Калининграде мой первый педагог Светлана Валентиновна Иванова поставила мои руки очень хорошо и правильно. У меня ничего не зажимается и мне удобно играть. Как бы это странно ни звучало, человеку в принципе неудобно играть на музыкальном инструменте. Виолончель очень трудна для освоения, и главное в этом процессе поставить руки. «Крепость» пальцев пришла с годами тренировок и наставлениями Натальи Николаевны.
Ее девиз — крепкие пальчики. Я езжу по стране с концертами, и меня иногда просят послушать маленьких учеников. Мне приходится с ними заниматься именно руками, часто абсолютно неправильно поставленными, а это приведет к дальнейшим проблемам.
Конкурсы
Конкурсы — это необходимое зло. К современным конкурсам у Шаховской было не очень позитивное отношение. Но на втором курсе в 2009 она сказала мне, что пора вылезать куда-нибудь и предложила поехать в Претторию (Южная Африка), где она когда-то сидела членом жюри. Это был мой первый большой конкурс, где получил четвертую премию. Дальше в 2010 был Всероссийский конкурс, который в силу своих условий растянут во времени. Первые два тура в сентябре, а финал в ноябре. Между этими двумя этапами я съездил на Международный конкурс виолончелистов в Пекин. Опыт серьезный. Первую премию не присудили никому. Вторую поделили между мной и 15-летним колумбийцем Сантъяго Каньон-Валенсиа, который теперь спустя восемь лет достаточно известен (в 2017 он получил одну из премий конкурса королевы Елизаветы в Брюсселе, впервые проводившийся для виолончели). Затем финал уже Всероссийского конкурса закончился для меня победой. Потом еще парочка конкурсов в Хорватии и Финляндии. И самый главный для меня конкурс Чайковского. На нем я выступал трижды. В 2007, в 2011 я не прошел в финал и в 2015, наконец, что-то получилось. После второй попытки в 2011 было тяжело, обидно, грустно. Но довольно быстро я стал думать над тем, что было не так, нашел и старался над этим работать. Еще сыграл роль дополнительный фактор — поступление параллельно с московской консерваторией в аспирантуру Берлинской высшей школы музыки им. Эйслера к всемирно известному профессору Франсу Хельмерсону. Он мне очень близок по философии и, вообще, по всем параметрам. Я провел с ним два замечательных года. Он мне во многом помог. Все равно считаю, что мне есть к чему стремиться. Над всеми недостатками, которые выявил и продолжаю выявлять у себя, я работаю.
Я, наверно, чего-то особенного не скажу, но для меня конкурсы были, в первую очередь, возможностью поднять свой профессиональный уровень. Когда идет настоящая подготовка, без дураков (в 2009 году занимался по 6−7 часов), то очень растет профессиональный уровень. И не важно, едешь или не едешь дальше на конкурс, не важно, даже какую премию получаешь. Другое — не все выдерживают конкурсный марафон, игру в экстремальных условиях, когда конкурсная атмосфера мешает раскрыться полностью, когда жюри оценивает каждый твой звук, каждое твое движение. И самый критичный — первый тур, ведь жюри не важны твои предыдущие заслуги. Важно только здесь и сейчас. А еще на нем играются Каприсы и Бах. Страшное дело! Но рядом на сцене была моя жена — пианистка Анна Одинцова. Она чувствует мое настроение, понимает с малейшего моего жеста. И я горжусь, что Аня получила диплом лучшего концертмейстера виолончельной части всего конкурса Чайковского. В финальных турах конкурса Чайковского у меня наступил момент, редкий для конкурса — появилось ощущение счастья, что я нахожусь на сцене и исполняю любимую музыку. Во втором туре я играл концерт Гайдна с Камерным оркестром Мариинского театра под руководством маэстро Алексея Богорада. В финале — с маэстро Николаем Алексеевым и Заслуженным коллективом России Академическим симфоническим оркестром Санкт-Петербургской филармонии. Сложно оценить словами их профессиональную и человеческую поддержку. Спасибо каналу «Культура» и Medici TV за то, что зафиксировали эти часы моего счастья. Добавьте еще залы Санкт-Петербурга и невероятных слушателей, и типичного конкурсного страха как не бывало. Это очень сильно помогло. Тем более, что я играл мое самое любимое сочинение — Симфонию-Концерт Прокофьева. Это масштаб, лирика, гротеск, это, вообще, обо всем. Правда, это еще и одно большое трудное место, в отличие, например, от концерта Дворжака, где всего несколько трудных мест. Здесь же — с первой до последней ноты. Но играя Прокофьева, понимаешь, что ты проживаешь целую жизнь.
Главное — индивидуальность
Симбиоз советско-российской и европейской школ, надеюсь, повлиял на мое дальнейшее развитие. Хотя давным давно все перемешалось, и не существует строго советско-российской и строго
европейской школы. Шаховская преподавала за границей, а тамошние профессора приезжают часто к нам. Плюс возможность по интернету видеть и слышать все. Самое главное, что отличает хорошего виолончелиста от плохого — это индивидуальность. Если играет замечательно, не важно, китаец он или немец, слышишь хорошего музыканта. На мой взгляд, уже давно нет такого — вот русская игра, вот немецкая, вот китайская.
Эпоха Ренессанса
Мне кажется, сейчас наступила эпоха Ренессанса любви к виолончели. Куча энтузиастов по всему миру делают виолончельные фестивали, как наш Борис Андрианов и его «VIVACELLO» и «VIVARTE». Я тоже думал о подобном дополнении своей жизни, но считаю себя организатором никаким. Поэтому пока для меня лучше и интересней только играть.
В Европе и мире сейчас очень большой интерес к виолончельному искусству. Порой кажется, ну, куда столько виолончелистов. И все играют замечательно, и научены замечательно. Последний Брюссельский конкурс показал невероятный подъем виолончелистов в среднем уровне, их владение инструментом и исполнением музыки. Там не было явных аутсайдеров. И виолончельная секция нашего 2015 конкурса Чайковского тоже показала россыпь очень сильных исполнителей. Даже были разговоры, что это самый сильный конкурсный состав по среднему уровню участников после 1962 года. Тогда впервые виолончелисты состязались в конкурсе Чайковского, где первой стала Шаховская, а третьей, аж! третьей — Наталья Гутман. В финал не прошли впоследствии известные виолончелисты. Очень сильный был состав.
О моем инструменте
После конкурса в 2009 в ЮАР встал вопрос о замене виолончели, поиске новой. Тогда я играл на своем предыдущем инструменте, которому не доставало силы звука. И Госколлекция предоставила мне инструмент миланского мастера Пьетро Мантегацца. Года полтора я играл на нем. Взять его было на тот момент не так трудно, но довольно проблематично для вывоза за границу. Этот инструмент был более богатым по звуку. Он помог мне на двух конкурсах, Пекинском и Всероссийском, но мощности и ему не хватало. Перед самым конкурсом Чайковского 2011, за месяц, мне позвонили из Госколлекции и предложили Страдивари. Нас было двое участников из России, и таким образом, они решили поддержать своих. От такого предложения не отказываются.
Но, положа руку на сердце, считаю, что играть надо на своей виолончели, потому что за три недели инструмент узнать невозможно, особенно такой замечательный. Требуется несколько лет, как минимум. А на конкурсе нужно показать свой максимум. Поэтому следующий раз в 2015 я играл уже на своем инструменте, на котором к тому моменту играл 4 года. В 2011 году осенью купил современный инструмент мастера, которого я уже знал, знал его инструменты, и они мне очень нравились. Сам инструмент сделан в Кремоне, на родине музыкальных инструментов. Габриэль Жебран Якуб, наполовину сириец, наполовину русский, уроженец Петербурга, сейчас базируется в Берлине. Мы стали большими друзьями. И я не могу нарадоваться на инструмент. Его всегда слышно, с любыми оркестрами, в любых залах, в любой музыке. И он становится все лучше и лучше. Инструмент сделан в 2009 году, до меня на нем играл Александр Бузлов. В 2011 Саша приобрел более свежий инструмент 2011 года, того же мастера. А я перехватил этот. Свой инструмент — это очень-очень-очень важно. Сложность построения отношений со старинными инструментами заключается в том, что на них играли лучшие из лучших. И по сорок лет впитывать одну личность, а потом эту виолончель берет какой-то малолетний виолончелист, то слышно, что играл кто-то другой. Инструмент, как живой организм, будет долго сопротивляться новому. А современный — чистый холст, делай с ним, что хочешь. Играю нашим российским смычком мастера Гончаренко из Ростова. Знаю, что бывают смычки по 200−300 тыс. евро, но мой удобный и подходит к моей виолончели.
И все же, инструмент без исполнителя не звучит. Знаменитая история про Яшу Хейфеца. В ответ на восторги «Как звучит ваш инструмент» он поднес скрипку к уху и сказал: «Что-то я ничего не слышу».
Самое главное в музыканте — это уши. Интонация — это уши, а не пальцы. Если палец «поехал» не туда, то это ухо услышало не туда. А вибрато — это зеркало души, ему невозможно научить.
О Бриттене
Барокко играю не очень часто. Играю классицизм, романтизм, заканчивая сегодняшним днем. Последнее время меня будоражит музыка Бриттена. Конкретно, результат творчества Бриттена и опять же Ростроповича — три сюиты для виолончели соло. Каждая в отдельности — это целый мир, объединенный в общее и целое всех трех циклов. Совершенно не тривиальные задачи ставит Бриттен перед исполнителем, что музыкальные, что технические. Первая сюита самая яркая и трудная в техническом отношении, но исполняемая чаще других. Вторую и, особенно, третью мало кто играет. У Бриттена интересна и форма, и содержание. В каждой сюите присутствует фуга. Третья сюита содержит вариации на четыре русские темы, последняя тема не что иное, как «Со святыми упокой». Ростропович никогда не записывал эту сюиту, всегда играл ее в живую и не мог сдержать слез, исполняя уже после смерти композитора. Я играю часто первую сюиту. Каждый раз боюсь, как будут воспринимать эту музыку неискушенные нестоличные слушатели, но всегда хорошо, даже лучше, чем более привычную музыку. Благодарят за возможность послушать Бриттена. Это меня вдохновляет.
О фестивале Musica Integral
Не первый раз с удовольствием принимаю участие в проекте прекрасной пианистки и моего друга Екатерины Мечетиной. Она поставила перед собой правильную цель — вернуть в музыку тех, кто получили музыкальное образование, но избрали в итоге другие профессии. Мне нравится проект еще и потому, что он служит популяризации классической музыки. Сегодня среди продвинутой молодежи классика находится на приличном уровне интереса. Во время концертов я вижу молодые лица в зале и не только в Москве. Это замечательное дело. Я выступал с парнем-вгиковцем, играющим все наизусть, и не почувствовал разницы в уровне. Считаю этот проект социально и общественно значимым. Мир становится чуточку лучше.
О времени и семье
Время всегда можно найти. В сутках 24 часа. Распорядок дня у меня не жесткий. Но после достижения моим двухлетним сыном определенного возраста появился режим, связанный с его графиком. Рано встать с ним, отвезти в садик, пока он там, успеть позаниматься. Когда он дома, естественно, я не могу проводить по-другому время, кроме как с ним. Не хочу показаться восторженным родителем, но он с самого младенчества поет, водит смычком по струнам, сидя у меня на колене. Тянется к роялю. Посмотрим… Правда, мама моя недовольна этим и говорит, чтобы я не обольщался, мол, если бы был кузнецом, Даниил хотел бы гнуть подковы (смеется). Но музыка, действительно, как священство, это призвание. Например, мой старший брат Мартин мог стать отличным трубачом, но, сказав, что хватит семье и одного музыканта, выбрал дорогу программиста. Он счастлив в своем виртуальном мире. И, когда понадобилось, стал моим первым спонсором…
О юбилее
Сама по себе дата, когда двойка меняется на тройку, размениваешь четвертый десяток, начинаешь задумываться. Мне сейчас трудно подобрать слова, потому что я пока сам с этим не разобрался. Лучше будет не обращать на это внимание, тридцать и тридцать. Все мои milestone и lifetime project еще грядут.
О планах
22 мая в Московской филармонии состоится концерт, где я буду играть Двойной концерт Брамса со скрипачем Сергеем Догадиным. В «Интерлюдиях и вариациях на темы от Монтеверди до Баха» американского композитора Марги Рихтер к нам присоединится пианист Филипп Копачевский. Это масштабное сочинение длится около пятидесяти минут. В равной мере представлены фортепиано, скрипка и виолончель. Для каждого инструмента выписана каденция. Дирижер Даниэль Райскин. С Копачевским мы несколько лет играем вместе, в том числе в разных проектах Московской филармонии, которая очень много делает для развития академической музыки в стране. Нас с Филиппом связывают теплые дружеские отношения. Вдвойне приятно и играть, и общаться, хотя это не так часто удается — разные и насыщенные гастрольные маршруты. Но вот в ближайшие дни у нас с ним состоится концерт в Кургане.
Об оптимизме
Недавно мне выпал шанс проверить, насколько я оптимист или пессимист. 23 февраля, выходя из машины, поскользнулся и впервые в своей жизни… сломал руку. Март и апрель обещали быть насыщенными, но одна доля секунды определила мои дальнейшие полтора месяца. Когда ночью мне объявили о переломе и прочили три месяца восстановления, я очень сильно поник, впал в ступор. Но на следующий день, сразу после операции мне довольно быстро пришло принятие этого факта, осознание, что это было дано для чего-то. Не за что-то, а для чего-то. Надеюсь, я воспользовался этим временем и уроком. Пока трудно судить. Возможно, я отдохнул от инструмента. Конечно, я предпочел бы не отдыхать. В марте были запланированы важные, долгожданные концерты. Теперь я люблю повторять, мне в целом не повезло, но в частностях мне повезло. Врачи отделения травматологии были ко мне очень внимательны, многие коллеги и друзья поддерживали сообщениями и звонками. Да и перелом в итоге оказался не столь страшный, не влияющий на игру. Самое трудное было психологически справиться с этим, помимо послеоперационной реабилитации. Уже 14 апреля я сыграл 2-ой концерт Шостаковича в Иркутске. К счастью, все прошло нормально. И физически я тоже не чувствовал никаких ограничений в движениях. Пока приходится только отложить свежекупленный смокинг. Не могу еще в плотной одежде играть, потому что корректирующие спицы в локте могут внезапно поцарапать мягкие ткани изнутри. Их снимут в августе. Приходится играть в свободной рубашке, чего не люблю. Уже привык играть в пиджаках, смокингах и даже в бабочке. Раньше за мной этого не наблюдалось.
О главном
Важно высказаться и увлечь слушателя. Если вместе с этим получилось зацепить не ту ноту, да и Господь с ним. Но Наталья Николаевна учила меня так, что я долгое время себя всегда корил за каждую фальшивую ноту. Однако, не буду оригинальным, если скажу, что халтуры на сцене не простил бы себе.
Источник: www.rewizor.ru
ВКонтакте Facebook Twitter Мой Мир Google+ LiveJournal