Опера Шарля Гуно в Московской филармонии

Фото: Петр Кассин
«Фауст» Гуно в концертном исполнении в зале Чайковского с мировыми звездами в главных партиях (Анита Хартиг, Стивен Костелло, Лука Пизарони), оркестром «Новая Россия» и дирижером Михаэлем Гюттлером прозвучал не столько образцово, сколько показательно, а заодно вернул в российский обиход лирико-религиозные страницы оперы, изъятые из советских постановок. Слушала Юлия Бедерова.

Абонемент «Оперные шедевры», события которого чаще адресованы гурманам, на этот раз обратился к шлягерной части мировой оперной хрестоматии и не прогадал — зал был полон до последней ноты религиозно-экстатического финала, написанного, впрочем, со светским чувством прекрасного. А это именно те страницы Гуно — пионера французской лирической оперы, — которые в советской практике изымались из партитуры, дабы не смущать народ музыкальным опиумом (что принято было объяснять их «неорганичностью»). Но сколь бы ни было хитовым название «Фауст» и как бы далеко в этот раз «Оперные шедевры» ни отошли от политики раритетов, опера Гуно в современной России, как и прочие герои абонемента, конечно, почти не идет.

«Фауст» Гуно — самая знаменитая оперная вариация средневековой легенды и первой части сочинения Гете. А также блестящий образец французской лирической оперы — густо настоянной на традициях изоляционистского жанра и изящно полемизирующей с итальянскими моделями. Поэтому, несмотря на номерную структуру, арии в опере отыскиваются с трудом. Они скрыты за каватинами, ариозо, а больше песенками, напевами, балладами, серенадами, вальсами, куплетами, снова куплетами, хоралами, маршами и чрезвычайно картинными полифоническими зарисовками. Но при всей невероятно пышной живописности музыки и действия язык оперы склонен к обаятельной разговорности, ироничной подвижности и живости словаря.

Таким, в чем-то близким россиниевскому, его и услышал популярный нынче бас-баритон Лука Пизарони в партии Мефистофеля, но вот проблема — публика его едва расслышала. Голос вполне симпатично актерствующего певца, любимца мировой публики, оказался небольшим и одноцветным. Так «Фауст» остался без Мефистофеля, что, впрочем, развернуло исполнение в любопытную плоскость. Без Мефистофеля все оказалось обыкновенной человеческой историей (что нисколько не противоречит любовной драме в готических обстоятельствах, написанной Гуно), в которой все дело в людских слабостях и пылкостях, бес тут ни при чем.

Хорош, не всегда успешен в высоких нотах и по-своему ироничен был Фауст Стивена Костелло — он пел по нотам, и, казалось, этот Фауст все время читает книжку, только ненадолго отрываясь, как теперь отрываются от телефона. Именно поэтому рассеянный книжник был так фатально невнимателен то к договорам, которые подписывает неизвестно с кем (с каким-то шулером), то к несчастной девушке, то к ее воинственному брату Валентину (крепко выполненная партия Константина Шушакова), то к влюбленному Зибелю (уверенно и обаятельно спет Александрой Кадуриной) или соседке Марте (глубокое меццо Маргариты Калининой добавило ансамблю красок). А вся масштабно увлекательная в музыкальном отношении история вообще получилась насмешливо-шутливой, завязанной на двух проходимцев, саркастичного и элегичного, люди вокруг которых воспринимают все всерьез и потому страдают.

Анита Хартиг (Маргарита) стала предсказуемым украшением концерта. Ее светлый голос в безупречной технике пролетал через пространство зала легко, без нажима, трогая как будто ангельскими крыльями (без демонов этим вечером ангел был более чем уместен) и в балладе о Фульском короле, и в нежной арии «Il ne revient pas!..», и в виртуозной «Ah! Je ris…».

И нигде не казалось, что дирижер с оркестром и хором (впечатляющая работа хора Свешникова) его перекрывают. Тогда как с голосом Мефистофеля такое случалось. Но все-таки Гюттлер не столько перекрывал его, сколько доигрывал за ним то, что должно было прозвучать эффектно. Вся партитура в оркестре была выполнена тщательно, с туманно-поэтичной артикуляцией, складным балансом и ловким спокойствием аккомпанемента. А то, что в кульминациях она казалась несколько более увесистой, чем хотелось бы, так это не грех. Тем более что этому «Фаусту» вообще было не до грехов.

Источник: www.kommersant.ru