Борис Бровцын: музыкальный долг перед Красноярском и Тасманией

Скрипач с мировым именем Борис Бровцын -- «наш человек в Лондоне». Окончив Московскую Государственную Консерваторию им. П. И. Чайковского, он уехал учиться в аспирантуру известной лондонской Guildhall School of Music & Drama. Теперь живет в Лондоне, и в России бывает лишь наездами. Недавно Борис Бровцын посетил Красноярск, чтобы дать единственный концерт с Красноярским Государственным Академическим оркестром под управлением Марка Кадина.

Скрипку за богатство интонаций называют эмоциональным инструментом, а Бориса Бровцына за глубину и осмысленность трактовок называют думающим скрипачом. Сегодня в Борисе можно без труда опознать эмигранта, прямо связанного с искусством – по доброжелательно-вальяжным манерам и хорошему, но как-то очень неторопливо изливающемуся русскому языку. Борис Бровцын родился в 1977 году в очень интересной музыкальной семье: его дедушка и бабушка по линии отца были артистами ансамбля скрипачей Большого театра, и мама-пианистка также много лет проработала в Большом театре – концертмейстером.

Выбор, дети и глобализация

А был ли у Вас выбор, кем становиться?
Музыкальная семья, бабушка и дедушка скрипачи…
Выбор был, но довольно относительный, как раньше выбирали, голосуя за партию рабочих и крестьян. Мне позволили выбирать между пианино и скрипкой. Я выбрал пианино, но мой выбор проигнорировали. Так и женили насильно.

Вы сопротивлялись?
Как все дети, убегал, даже прятался.

Вы бы хотели, чтобы ваши дети были музыкантами?
Я бы хотел, что бы они были. И жили своей жизнью. Мне повезло, я понял, насколько это мое, и сейчас я благодарен дедушке с бабушкой, что они меня так насиловали в детстве. Нет, играть на скрипке мне с самого начала нравилось. Иногда. Мы расходились не в сути, но в количестве и в качестве – гаммы играть никому не хочется. В восемь лет меня даже оставляли в покое на год, думая, что я, может быть, подыщу себе другое занятие. Но я провел год в совершенном безделье, и скрипка вернулась. Тут, знаете, ни в коем случае нельзя опускать руки. Нужно понимать, что это призвание, и нужно выкладываться полностью. В этом деле не может быть середины. Середина – это всегда плохо.

А как же средние скрипачи? Говорят, сейчас в русской школе сильный средний уровень? Это плохо?
Да, средний уровень -- это плохо. При высоком среднем уровне трудно различить действительно хорошее. Хотя сейчас многое усреднилось, глобализировалось, и после середины ХХ века исчезли все исполнительские школы, не только русская. Раньше можно было с первых нот понять, из какой страны человек, и это было интересней. Музыка интересна, когда она – отражение жизни. И, к примеру, хотя Прокофьева и Шостаковича в свое время судили за формализм, сегодня эта музыка понятна даже нетренированному уху, поскольку она стала отражением жизни.

Тасмания и Рихтер

Вы участвовали в конкурсе в ЮАР, были в Австралии, Исландии. Вас влекли профессиональные интересы, или все же любопытно было попутешествовать?
Нет, я специально не стремился расширить этот список. Просто так получалось, а я, конечно, не отказывался от экзотических предложений. Недавно был в Тасмании второй раз, куда уж дальше, дальше только какой-нибудь остров Пасхи.

И как в Тасмании?
Если бы не знал, не догадался бы, что я в Тасмании. У них хороший оркестр, сложился контингент слушателей. Но я и сам поспособствовал его формированию, расширил музыкальный репертуар: в 2005 году я первым в Тасмании исполнил скрипичный концерт Бриттена.

И на какое слово в этой фразе Вы ставите акцент? На «Бриттена», на «Тасманию», или на «первый»? Что важнее?
Конечно, на «Бриттена». Мне никогда не было важно сыграть что-то первым, но я старался выбирать композитора, исполнять что-то малоизвестное, оригинальное. Это можно заметить и по тем произведениям, что я исполняю в Красноярске. Если Глазунова исполняют часто (в России, я имею в виду, в Европе реже), то Конюс – незаслуженно забытый композитор. Если живущие композиторы могут как-то продвигать свои произведения, то за ушедших от нас вступиться некому, и это уже вопрос личной музыкальной совести.

У Вас есть любимые композиторы?
Знаете, как замечательный пианист Святослав Рихтер отвечал на этот вопрос? «Тот, кого я сейчас играю». В каждый мир нужно окунаться с головой, а не пробовать ножкой, как водичка. Для всего есть место, у меня бывает настроение играть и музыку Возрождения, и эпохи барокко, и поздних романтиков, и нововенскую школу. Выбирать одного, или даже нескольких композиторов, ставить их на пьедестал – значит ограничивать, обеднять себя. Гораздо приятнее восхищаться многообразием.

Скрипка

Я бы не сказал, что у меня особенная скрипка. Нет. Вот предыдущая скрипка была действительно особенная, с историей, но у меня с ней не сложились отношения. Она досталась мне в наследство от прадеда, на ней же играла моя бабушка; она многим нравится и оценивается в довольно крупную сумму. Но знаете, можно женится на топ-модели, а взаимопонимания не будет, так что… Свою скрипку я случайно нашел у дилера в Лондоне и даже не знал, откуда она – никаких «этикеток» не было. Инструмент мне подошел, и цена тоже мне подошла. За свою скрипку я отдал столько же, сколько и за смычок. Ну, Вы понимаете, что обычно скрипки стоят гораздо дороже смычков, и вовсе не потому, что больше дерева. После я узнал, что это одна из немногих отличных немецких скрипок, сделанных в Берлине в 20-е годы.

Борис Бровцын -- лауреат международного конкурса скрипачей в Кельне (Германия, 1994), Международного конкурса в Претории (ЮАР, 1996), Конкурса Иегуди Менухина (Франция, 1998), Reuters Prize (2001), Myra Hess Award (2003, 2004), победитель конкурса Tibor Varga (2002). Финалист конкурса Королевы Елизаветы в Брюсселе. Участвовал в Международном фестивале земли Шлезвиг-Гольштейн (Германия), фестивале в Вербье (Швейцария), Ryedale Festival и Perigord-Noir, фестивале в Иерусалиме.

Конкурсы с той и другой стороны

Вы много участвовали в различных конкурсах, как Вам конкурсная обстановка?
Конкурсы – это в моей жизни такое неизбежное зло. Отвечу словами одного педагога Московской Государственной консерватории, фамилию называть не буду, который много сидит в жюри конкурсов и собаку съел на этом: «Первый тур необходим, чтобы выявить талант и нейтрализовать его». То есть, совсем нейтрализовать, отправить домой. Техническая сторона не то что бы выше ценится, на конкурсах ничего не ценится, просто техническую сторону сложнее игнорировать. Уж если сыграл – отбарабанил все ноты, приходится это признать. А все остальное – вопрос менее объективный. Интонации, интонирование – внутреннее дело каждого музыканта. Тебя могут приветить на конкурсе, могут не заметить, и это непредсказуемо.

Вы бы не хотели попасть в жюри?
Нет, не хотел. Но уже приходилось. Позвали, и я согласился – стало интересно, ну и потом, работа есть работа. И, признаться, меня это примирило с конкурсами, я увидел другую сторону медали. У меня там не было личных интересов, я никого не протаскивал, но нужно сказать, это невозможная работа, столько участников, и одна премия – тем более что это были дети. Особенно жалко тех, кто старается, но недотягивает; мы все-таки скинулись и сделали две премии.

Музыка, архитектура и «Арсенал»

Страны, в которых я бываю, интересуют безумно, но времени, конечно, не хватает. Что-то увидеть можно, когда есть турне. Когда один концерт, ничего не успеваешь – никто не будет держать тебя в стране больше, чем нужно. Но вот в Австралии есть организация, которая старается показать тебе достопримечательности, даже другие города. За две недели турне по Австралии у меня было три концерта, так что в промежутках я был предоставлен сам себе, можно было посмотреть и природу, и архитектуру. Хотя архитектуры там особо нет. Зато есть кенгуру.

На что еще остается время при Вашем напряженном графике?
Я очень активно болею за лондонский «Арсенал». Когда жил в Москве, все болели за «Спартак», а я их поддерживал без особого интереса. Но вот переехал в Лондон, и нашел себе другую красно-белую команду.

Это, конечно, чистая случайность, что цвета те же?
Ну, я вижу в этом некое любопытное совпадение.

Вы, кажется, прижились в Лондоне?
Да. Сначала, правда, была Америка, но уже восемь лет как Лондон. Теперь это моя малая родина. И с архитектурой в Англии, благо, проблем нет.
Вы ничего не спрашиваете про ваш родной город. А ведь я здесь уже второй раз, и вряд ли бы был, если бы мне здесь не нравилось.

Вам здесь нравится?
Мне здесь хорошо. Мне кажется, оркестр справляется, поддерживает музыкальную ситуацию на достойном уровне. Вы же понимаете, что я приезжаю сюда совсем не за те деньги, что обычно. Я чувствую, что какие-то долги перед музыкой у меня есть, и отдавать их можно только исполнением.
Я никому не навязываю музыку. Мне кажется, это слишком хорошо, что бы навязывать кому-то. Музыка изменила мою жизнь к лучшему, и не только исполнение, но и слушание музыки может изменить жизнь к лучшему.

Информационное агентство “Плюс”, г. Красноярск

http://premium-life.ru