Даниил Крамер: попса воспитывает жестоких дебилов

Под эгидой Филармонии Якутии состоялось выступление одного из ведущих джазовых пианистов, народного артиста России Даниила Крамера. Это уже его третий визит в Якутск. На этот раз Даниил Борисович, известный как неожиданный и разноплановый музыкант, которому доступны разные музыкальные направления, привез программу «От Чайковского к Бенни Гудмену». Она подготовлена для тура, проходящего сейчас по России.

Из названия становится понятно, что одним джазом музицирование не ограничится. Вместе с ним в концерте участвовали известный джазовый контрабасист Макар Новиков. Он, по словам Даниила Крамера, является одним из лучших в России, поскольку «не каждый сможет играть джаз без ударных, здесь необходима особенная техника и настроение».

А также известный кларнетист Игорь Федоров. Причем для Игоря, известного солиста, который работал с ведущими российскими, но скорее академического направления, этот «джазовый тур», по его словам — это первый серьезный опыт работы в этом музыкальном жанре. «Джаз — это совсем другое мышление и от перестройки сознания начиналось настоящее головокружение. Работает просто другое полушарие. Может, я от этого поумнею», — смеется Игорь.

Шопен, Моцарт и Бенни Гудмен — все эти авторы столь, казалось бы, непохожие друг на друга, вместе под одним широким музыкальным крылом Даниида Крамера зазвучали так, что казалось, будто разница не так уж и глубока, и музыкальные горизонты не имеют границ. Может быть, это и несколько спорно. Но лучше спросить об этом самого Крамера. После своего выступления маэстро поделился своим видением о так называемом делении на жанры. Но разговор, разумеется, вышел за чисто музыкальные рамки.

— А вся ли классика подходит под джаз?

— Для меня стоит вопрос не в том, какая классика подходит для ее джазовой интерпретации, а в том, какую классику просит твоя душа, и какую классику ты можешь сделать в джазе именно убедительно. И это самое главное. И можно сделать это так, что это родилось с тобой, и так, будто это уже не Чайковский сочинил, а ты сам, тогда да. Никакая искусственность не подходит — она смертельна. И правильно говорить не о том, что подходит, а о том, что просит душа. А если она просит не джазовую тему, а классическую — значит так и должно быть.

— Так значит ли это, что большинство классики подходит под ее джазовую интерпретацию?

— Но вообще не могу, конечно, сказать, любая ли классика подходит под джаз. Но, что касается меня, то в свое время я не понимал, как концерт Листа можно интерпретировать джазовым музыкантам. Но однажды я приехал на джазовый фортепианный фестиваль в Чехию и увидел, как это делает венгерский пианист Жолт Кальтенекер. И я понял: то, что для меня не является органичным, является органичным для него. И вообще музыка объективностью не страдает, и страдать не должна. Музыка абсолютно субъективна и подход к ней тоже абсолютно субъективен. И я играю только то, к чему лежит моя душа. Я долго к этому шел. Большинство педагогов говорят своим ученикам, чтобы дорости до состояния, когда ты можешь позволить себе играть, что тебе хочется, ты должен научиться играть всё. И я в этом смысле научился в школе и институте играть всё, а теперь могу играть, то что хочу я.

— Но настроение классики и джаза все же разные.

— Бах — это одно настроение, которое совершенно не похоже на настроение Дебюсси. И от этого они перестали быть классикой? Это ерунда. Дело не в настроении, а в направленности музыки. Для себя я перестал делить музыку на джаз и классику. Для меня есть только музыка и не музыка. Существует глубокая и неглубокая, легковесная и настоящая. И в этом смысле я считаю джаз еще одним направлением академической музыки, обладающим собственными характерными особенностями, делающим его не похожим, например, не на Моцарта, не на Глюка. При этом и в самом джазе существует множество направлений. Точно так же как в венской классике Гайден не похож на Моцарта, хотя общие черты есть. И в джазе тоже несколько эпох, не совсем похожих друг на друга — но это все джаз. Весь вопрос состоит в том, насколько твое мастерство позволяет тебе с помощью данного жанра достичь до самых глубоких струн человеческих душ. Вот и все. Это главный секрет искусства.

И поэтому я с горечью смотрю на попсу, поскольку там направленность другая. Я имею в виду 95% попсы. Исключение — это такие, как Фредди Меркьюри, Эдит Пиаф. Но они переросли понятие попсы — они стали классикой. Мы не назовем попсой Битлз. И по глубине воздействия это настолько сильно отличается от той «самой попсы», которая только и предназначена, чтобы тронуть самую поверхность человеческой души, и добиться чтобы там что-нибудь такое «тренькнуло», и ты еще раз купил билеты. И это чудовищное воздействие на душу. И это воспитывает жестоких дебилов.

— Все же не все, кто исполняет академическую музыку, могут перестроиться. Те, кто погружен в классику не всегда, так же могут погрузиться в джаз.

— Нет, я не согласен. Можно погрузиться в первом отделении в классику, а во втором отделении в джаз. И Игорь Федоров тому доказательство, и Денис Мацуев, и я, и Кейт Джаретт, и многие другие. Границ нет. Все дело в твоем мастерстве и то, к чему лежит твоя душа. Есть вопрос глубины твоего личного мировоззрения, которое включает или не включает возможность твоего самовыражения при помощи джаза.

— Вы долгое время работали с фондом «Новые имена». Продолжаете с ними сотрудничать и вообще работать с детьми?

— В данный момент я уже не сотрудничаю с «Новыми именами», но по-прежнему хорошо к ним отношусь. Но из-за гастролей не могу себе позволить заниматься этим. Но, тем не менее, продолжаю следить за молодой джазовой сценой. Я участвую в различных конкурсах, например в «Щелкунчике» (телевизионный конкурс на телеканале «Культура» — авт.), даю свои мастер классы. Стараюсь непрерывно работать с детьми.

— А Вам не кажется, что на протяжении всех этих лет одаренных детей стало больше?

— Статистику я не знаю, да и ее и нет, наверно. Но, по моему субъективному ощущению, высокоодаренных детей стало меньше. И это закономерно. Мы не можем не видеть результатов генетического оттока. Мне так кажется. И мы еще некоторое время будем пожинать плоды этого генетического оттока — как в науке, как в искусстве, так и в жизни.

К разговору подключается Игорь Федоров, который в начале 90-х был стипендиатом фонда «Новые имена».

— Я хочу в этой связи вспомнить Иветту Воронову, которая была создательницей фонда «Новые имена». Так вот она говорила, что в последнее десятилетие 20-го века был невероятный выброс талантливых детей. Но после был колоссальный спад. Но сейчас, и это наблюдаю я сам, начинается новый подъем. Кстати, особенно большой рост у «духовых». Другое дело, что многие одаренные музыканты уезжают за границу и потом не возвращаются. И вот с этим нужно что-то делать.

— Даниил Борисович, а что Вы имеете в виду под генетическим оттоком?

— Так бывает всегда — в результате войн, в результате эмиграций — процентов на семьдесят уходят лучшие. Поэтому моя ненависть к насилию еще и связана с пониманием последствий. После каждой убитой молодой жизни, может, миллиард людей не родился. Но последствий этого мы не узнаем, поскольку этот солдат был убит. А мы видим, как погибают миллионы в абсолютно бессмысленном насилии. Только из-за того, что какие-то торгаши дерутся за очередной ресурс. И делают так, что одурманиваются мозги миллионов, и они начинают ненавидеть друг друга совершенно по идиотским причинам. Но тут я вынужден согласиться с Гегелем, который пишет, что «Народ — это та половина человечества, которая не знает того, что она хочет».

— Если говорить о джазовой сцене в России, вам не кажется, что не хватает свободы для этой музыки? У нас страна скорее академическая. Или это надуманно?

— Нет, мне не кажется, что в России не хватает свободы для джаза. За последние 20 лет российский джаз сделал фантастический качественный скачок. Прошло время, когда мы смотрели 20 лет назад на любого среднего американского джазмена, который сюда приезжал и превосходил здесь почти любого на голову. И тогда действительно надо было ехать туда и учиться. Хотя и сейчас надо ехать учиться. Но теперь у нас совершенно иное качество джаза. И теперь, когда приезжают к нам, то у них становятся вот такие глаза, и они не понимаю, куда попали.

— А если говорить о джазовой школе?

— Да, вот с джазовой школой в России беда. Это музыка талантливых самоучек. Школ мало. В Москве, в Питере в Ростове и в Новосибирске. И это нельзя сравнить с количеством школ классической музыки. И это при том, что джаз — это одна треть мирового серьезного искусства.

— Не могу опустить тему Украины. Вы сами родом из Харькова. Вы продолжаете ездить туда на гастроли?

— У меня отменены все туры по Украине. Мой менеджер незадолго до начала конфликта готовил мне серию концертов. И просто перестал выходить на связь. Мне звонили мои друзья из Киева, которые хотели бы меня видеть на нескольких украинских фестивалях и с опаской спросили, если я соглашусь приехать. Я никогда не скрывал свое отношение к конфликту — здесь нет правых. Здесь сплошные виноватые. И это огромное преступление друг против друга. И не с двух сторон, а со всех. И Европы и США и Украины и России. И в результате погибло много людей и за это никто не ответит. И можно говорить о многом и о геополитичесих спорах и т. д. но самое гланое — это гибнут люди. И я помню цитату Ричарда Шеридана который сказал — «На войне гибнут люди, а остальное вранье». Но тем не менее, если меня пригласят я поеду на Украину.

Текст: Иван БАРКОВ
Фото: автора

yakutia.info