Филипп Копачевский: «Для человека, связавшего жизнь с музыкой, она становится судьбой»

— Филипп, Вы из музыкальной семьи. Судьба была предрешена заранее?

— Отчасти — да: мой отец — флейтист, мама — скрипачка. Но родители поначалу не очень хотели, чтобы я шел по их стопам, они понимали, какой это адский труд. Но потом, когда я начал играть и проявил потенциал, они не стали препятствовать, посчитав, что-то, что важно для ребенка, важно и для родителей.

— Расскажите, пожалуйста, как складываются Ваши творческие отношения с Владимиром Спиваковым?

— Владимир Теодорович сделал для меня очень много. И от общения, от игры с ним я вынес неоценимый опыт и множество положительных эмоций. Он абсолютно феноменальный музыкант, дирижер, с которым всегда удобно играть. На этот сезон у нас запланировано несколько совместных концертов. Надеюсь, будем сотрудничать и дальше.

— Филипп, у Вас недавно был сольный концерт в рамках абонемента «Звезды Чайковского». Я упоминаю о нем потому, что насколько мне известно, выбор программы для этого концерта был свободным. Возникает вопрос, какая программа для Вас вообще была бы идеальной?

— Идеальная программа — это та, которая будет интересна публике, по всем параметрам. Сегодня музыканты часто делают или слишком сложные, или чересчур «легкие» программы. Важно найти золотую середину. В программе этого концерта у меня была идея сопоставить композиторов-романтиков и импрессионистов: эмоциональную порывистость с изобразительной созерцательностью.

— Вы как-то говорили о том, что никто не сыграет баллады Шопена так, как они были написаны, если не прочитает произведения Адама Мицкевича, потому что у него описаны конкретные образы…

— Шопена можно считать краеугольным камнем фортепианной музыки, он как никто другой понимал внутреннюю сущность этого инструмента. В отличие от многих авторов, ему удалось выйти далеко за рамки обычного понимания рояля. Поэтому для каждого пианиста важно играть как можно больше его музыки — это хорошая школа.

— Филипп, в прошлый раз Вы не участвовали в конкурсе Шопена, ожидаете ли Вы свое участие в перспективе?

— Не стоит загадывать так далеко, до следующего конкурса еще три года.

— Вы учились у нескольких педагогов: вначале в классе Киры Александровны Шашкиной — она прекрасно ставит руки, учит контролировать звук, занимается скрупулезно техникой, которая может пригодиться, например, для Моцарта. Потом учились у Павла Нерсесьяна, сейчас у Сергея Леонидовича Доренского. Как бы Вы могли охарактеризовать свой образовательный путь, наверняка непросто сочетать в себе разные педагогические школы?

— Между ними гораздо больше общего, чем кажется. Все педагоги, начиная с Киры Александровны, учили меня самому главному — думать и заниматься самостоятельно. Когда педагог делает все за ученика, есть риск, что когда учителя рядом не окажется, тот ничего не сможет. Научить человека думать самостоятельно, быстро принимать решения в непредсказуемых ситуациях — основная черта преподавания и Шашкиной, и Нерсесьяна, и Доренского.

— Филипп, также Вы занимались с Эммануилом Александровичем Монасзоном. К сожалению, его уже нет с нами. Но сохранились воспоминания учеников о его интересной методике обучения. Рассказывали, например, что он брал из соседнего кабинета стулья, ставил их в аудиторию, чтобы создать иллюзию слушателя на уроке. Безусловно, это могло помочь преодолеть сценическое волнение. Что, по-вашему, для него, как для педагога, было важнее всего?

— Что касается стульев, я об этом не слышал. Очень интересно, и действительно вполне может помочь музыкантам пережить сценическое волнение. Эммануил Александрович был удивительным человеком. Его педагогика была основана на естественности. Он считал, что именно естественность и полифония являются основой музыки вообще. Если ты все делаешь по-настоящему, стремясь следовать природному течению мелодии, то ты на верном пути, чтобы по-настоящему научиться играть музыку.

— Кроме классической музыки Вас также интересует ретро и джаз. Расскажите, что у Вас в плейлисте, когда Вы едете в метро?

— Если честно, сейчас я не слушаю музыку в метро: потерял наушники и все никак не могу зайти в магазин за новыми (смеется, — прим. автора). Я всегда любил хороший джаз, например, удивительного Билла Эванса. Но и современные направления мне нравятся. Что касается ретро, это Фрэнк Синатра, Бобби Дарин, Род Стюарт.

— Вы раньше сами сочиняли музыку, с чем связано Ваше прекращение композиторской деятельности?

— Сочинение музыки занимает огромное количество времени, при моей насыщенной гастрольной жизни совмещать все вместе практически невозможно. Композитор должен полностью посвящать свое время и мысли сочинению, а пианист — своему делу. Необходимо делать выбор.

— Но современной музыкой Вы все-таки интересуетесь. Недавно сотрудничали с композитором Вячеславом Артемовым и вроде бы записали диск?

— Мы записали его музыку для западной фирмы. Как-то он пришел ко мне на концерт, предложил сыграть и записать одно его произведение. Через некоторое время это осуществилось с оркестром РНО под руководством Владимира Понькина. Музыка удивительная.

— Филипп, расскажите, пожалуйста, какая? Я еще не слышала…

— Она воздействует скорее на эмоции и при этом очень интеллектуальна. Чтобы проникнуть в ее внутреннюю суть недостаточно одного прослушивания. Но если это удается, музыка расцветает новыми красками.

— У каждого музыканта, да и не только у музыканта, вообще у всех нас есть цели и собственное представление о будущем. Про конкурс Шопена я поняла, что еще рано загадывать. Но к чему Вы стремитесь уже сегодня?

— Любой музыкант хочет играть, и играть много. Для человека, связавшего жизнь с музыкой, она становится судьбой, частью его самого. Хочется открывать для себя что-то новое: новую музыку, живопись, книги. Внутренне развиваться: и интеллектуально, и эмоционально. Вся наша жизнь основана на совершенствовании.

— Вы упомянули книги. Я как-то читала один из ваших юмористических рассказов о межпланетном конкурсе, который пройдет в две тысячи каком-то году. Повеселили, спасибо. Филипп, поясните, раз Вы что-то пишете, значит, и много читаете?

— Что касается этого рассказа, это было детское баловство, обобщенное ощущение от фортепианных конкурсов. Мне хотелось как-то с юмором это обыграть. Вообще читать я люблю, но сейчас на это хватает времени только в дороге. Одно из самых сильных моих впечатлений — книги Германа Гессе. Что-то в них есть мудрое, что скрыто глубоко внутри. Но иногда бывает, что для того, чтобы действительно понять из книги что-то важное, должны пройти многие годы.

Беседовала специальный корреспондент радио Орфей
Екатерина Андреас
www.muzcentrum.ru