Илья ОВЧИННИКОВ: Двойное вращение

В Белгороде прошел V фестиваль современной музыки

Симфонические танцы

Фестиваль открылся под девизом «Музыка мысли, силы и любви». За пультом Симфонического оркестра Белгородской филармонии стоял Рашит Нигаматуллин. В программу кон­церта-открытия вошли сочинения Антона Танонова, Гии Канчели и Альфреда Шнитке. «Гоголь-сюита» Шнитке стала безусловным центром вечера. Маэстро Нигаматуллин пока­зал себя достойным учеником Геннадия Рождественского, представив сочинение Шнитке как образец настоящего «симфонического театра» — именно так характеризовал Рождественский «Гоголь-сюиту» на легендарном концерте в Большом зале консерватории в 1982 году. «Нет ни декораций, ни актеров. Тем не менее перед нами разворачи вается симфонический спектакль, по силе своего воздей ствия стоящий на уровне лучших образцов советской театральной в самом высоком смысле этого слова музыки».

Рождественский составил «Гоголь-сюиту» (под наблюдением и с одобрения автора) из музыки Шнитке к спекта­клю Театра на Таганке «Ревизская сказка», что не делает ее в меньшей степени «авторским» сочинением: соавторами Шнитке не раз становились исполнители. Большой состав оркестра с расширенной ударной группой, органом, фор­тепиано, клавесином, электро- и бас-гитарой сближает сю­иту с симфониями Шнитке. Уже в первом номере сочета­ние клавесина с эстрадными инструментами создало мно­гоплановое звуковое пространство, сталкивающее эпохи как на карнавале. Карнавал оборвала огрубленная бетхо-венская «тема судьбы», перешедшая в подобие гайдновской симфонии «Сюрприз». Однако если во многих сочи­нениях Шнитке представал тонким стилизатором с еле заметной фигой в кармане, здесь гайдновские интонации доведены до слащавой угодливости — не случайно эпизод носит название «Детство Чичикова».

Ярчайший фрагмент сюиты — музыка к «Шинели»; эту пьесу нередко исполняют на бис под названием «Полька», однако она далека от эффектной миниатюры. В нехитрой мелодии — безграничная гоголевская тоска, уравнявшая Акакия Акакиевича с Аксентием Поприщиным: монолог последнего сопровождался «психоделическими» звука­ми органа в сочетании с лоскутками «шинельного» моти­ва. Пронеслись тени Моцарта и Чайковского — вестников инфернального бала, соединившего всех гоголевских пер­сонажей. Они кружились в вальсе, танцевали танго и даже канкан, пока обидевшийся на своих героев Гоголь не пре­рвал решительно это безобразие. Сюита закончилась без­радостным размышлением автора: «Скучно на этом свете, господа!» Включение сюиты в программу концерта-откры­тия напомнило о том, какими простыми средствами Шнитке умел говорить о важном, какой выразительности он доби­вался, соединяя несоединимое.

«Что такое жизнь?»

Фестиваль представил широкую панораму жанров: му­зыка симфоническая и камерная, сочинения для оркестра народных инструментов и для духовых. С определением современной — «новой», «актуальной» — музыки то и дело возникает путаница: под ней может пониматься то, что на­писано и вчера, и полувеком раньше, и столетие назад — например, этапные опусы Шёнберга и Айвза, всё еще не осмысленные в России как классика того же порядка, что Моцарт и Бах. Или, наконец, Бах, который актуален при любой погоде, или Рамо, звучащий в исполнении Григория Соколова как музыка самая что ни на есть новая.

Так вот, с современной музыкой, при любом понимании термина, афиша фестиваля имела не так уж много общего. «Маленькая Данелиада» — милая музыкальная шутка, дале­кая от действительно самобытного языка, вписавшего зре­лые опусы Канчели в актуальный контекст. «Гоголь-сюита» великолепна, но эффектности в ней больше, чем глубины, а новаторство Шнитке куда ярче проявилось в других со­чинениях, и практически любая его симфония с этой точ­ки зрения, вероятно, была бы уместнее. Более того: в год 80-летия Шнитке, вероятно, никого в Белгороде не удивил бы и целый вечер, посвященный его музыке.

Программу открыла музыка Антона Танонова — «Фьюжн-концерт» для альта и камерного оркестра, начавшийся с парафраза на темы Астора Пьяццоллы. Через полторы ми­нуты оркестр остановился, а солист Алексей Людевиг сме­нил обычный альт на электрический: тот же Шнитке здесь и начал бы собственно разговор со слушателем, усыпив его бдительность «убедительным, как цитата» вступлени­ем. Танонов хитрить с публикой не стал и, уклоняясь то в сладостную мелодию вроде Полонеза Огинского, то в по­добие рока, в духе Шнитке украшенного тембром клаве­сина, честно возвращался всякий раз в русло «типичного Пьяццоллы», иногда с намеком на песню «Черная стрелка». Как оказалось, концерт создан Таноновым на основе му­зыки, написанной им в качестве сопровождения для вы­ступлений Семена Альтова.

Следующий номер — «Юлла» для струнного оркестра — звучал не таким явным резонансом в сторону поп-культуры, напоминая скорее Хиндеиита, точнее, адаптированный пе­ресказ некоего собирательного его сочинения. Слово композитору: «ЮЛЛА» для струнного оркестра — мой ответ на философский вопрос: «Что такое жизнь?». Ответ содержит­ся в музыке… Почему именно «ЮЛЛА»? Когда я подписывал партитуру я ошибся, и написал слово ЮЛА с двумя Л. Так как основной принцип этого произведения — вращение я решил два Л оставить. Пусть будет двойное вращение!!!» (Пунктуация авторская. — И. О.) Увы, не прошло и минуты, как первый скрипач заиграл соло в том же самом квази-пьяццолловском духе.

На этом фоне выгодно выделялась фантазия для со­прано и оркестра «Разлучница-зима», получившая III пре­мию международного конкурса композиторов в Болонье (2009). Сочинение густо пропитано духом зимы, и легко себе представить, как эффектно оно звучало в теплой Италии, в исполнении певицы международного класса Вероники Джиоевой. В Белгороде «Разлучницу-зиму» представила Галина Зольникова, чья проникновенная интерпретация стала удачей вечера. Однако и в этом сочинении автор проявил уважение к русским композиторам, писавшим о зиме, — от Чайковского до Свиридова.

Очевидно, должность А. Танонова — заведующий-ка­федрой специальной композиции и импровизации Санкт-Петербургской консерватории и его «родословная», — «уче­ник признанного классика Сергея Слонимского» открыли композитору двери на фестиваль. Хотя именно Слонимский в недавней статье «Третий авангард и пути музыки» сето­вал на «пьяццолизацию сегодняшней филармонической эстрады», почему-то приписывая ее «новому авангарду». Танонова сопровождает и магическая формула «продол­жатель славных традиций Ленинградско-Петербургской композиторской школы». Однако даже Борис Тищенко, на протяжении многих лет воспринимавшийся как глава этой школы и нещадно критикуемый «слева» за консер­ватизм, шел гораздо дальше. Его Первый виолончельный концерт полувековой давности и сегодня звучит совре­менно — благодаря языку, а не фокусам с электрическим альтом и двойным вращением.

Древнерусская тоска

Помимо концерта-закрытия, где звучала камерная му­му­зыка белгородских композиторов, еще два вечера были от­даны духовому оркестру и оркестру русских народных ин­струментов (ОРНИ), соответственно. Хотя академические музыканты порой относятся к ОРНИ с иронией, современ­ный репертуар подобных коллективов нетолько широк, но я пополняется: они регулярно выступают с новыми про­граммами на фестивале «Московская осень», для них пишут такие мастера, как Ефрем Подгайц и Михаил Броннер. Как утверждает последний, «да, это искусственная инсти­туция, но как интересно она придумана! Домра — это ин­струмент, несомненно, с Востока. Балалайка — абсолютно диссидентский русский инструмент. В народный оркестр входят и баяны, и классические инструменты — духовые, ударные… Но придумали-то хорошо».

С этим можно поспорить: каждый слышит по-своему, и всё же кларнет, вибрафон, фортепиано звучат достаточно чужеродно в окружении балалаек и домр. Еще одна про­блема как для композитора, так и для слушателя — преодо­ление определенных стереотипов, связанных с ожидани­ями от ОРНИ, и представленная программа в этом смысле очень показательна. Симфонию № 2 московского компо­зитора Геннадия Чернова открыла именно та музыка, ко­торой ждешь от оркестра народных инструментов: пред­ставьте себе этакую «печальную протяжную русскую тему». То же можно сказать о сюите Николая Бирюкова «Сказ о Белогорочке», как будто состав оркестра подчиняет ком­позиторов, диктуя им музыку, а не наоборот.

«Сказ о Белогорочке» неглубокая, но вполне доброт­ная киномузыка, к финалу уходящая в чистую эстрадность. Другое сочинение Бирюкова, «Древнерусский триптих», бо­лее богато неожиданными ходами, не говоря уже о слож­нейшей партии балалайки, виртуозно исполненной Юрием Фукаловым. Но форма была еще менее очевидной, чем в случае «Фьюжн-концерта» Танонова, и, казалось, мало что изменится, продлись сочинение на несколько минут меньше или больше.

Совсем иное впечатление произвели сочинения Григория Зайцева и Кирилла Волкова: оба композитора, хоть и при­надлежат к разным поколениям, полностью подчинили оркестр народных инструментов своим задачам, показав, что избежать соблазна «тоскливых, протяжных тем» впол­не возможно. «Сквозь бездны снов» Зайцева для домры с оркестром захватило таинственной атмосферой, в кото­рой плела свои кружева солистка Вера Токаева; запомни­лась каденция, на которую чутким эхом откликались ба­яны, флейта, колокола. А лучшим номером вечера стали «Дома Москвы» Волкова: подчеркнуто урбанистическая сюита с фортепианным соло в духе Цфасмана звучала так, будто оркестр народных инструментов — самый что ни на есть подходящий для такой музыки состав.

Весь вечер за пультом был Евгений Алешников — глав­ный дирижер оркестра и художественный руководитель филармонии. При всех причудливостях программы оче­видно: фестиваль современной музыки для Белгородской филармонии — по-настоящему значительное мероприятие, отнюдь не «для галочки». До сих пор фестиваль проходил раз в три года — для города с населением около 380000 человек, — этого, конечно, мало; проводить его раз в два года филармонии было бы по силам, тем более при нали­чии подкованного симфонического оркестра, чье присут­ствие на фестивале стоило бы усилить. А особенно не хва­тает среди его участников ансамбля солистов типа МАСМ или «Студии новой музыки» — мобильной группы, которая могла бы приехать как минимум в составе квартета или квинтета, чтобы познакомить Белгород с настоящей со­временной музыкой.

Илья Овчинников

Музыкальная жизнь № 12, 2014