Второй концертный день фестиваля «Другое пространство» открылся блестящим выступлением вроцлавского электронного дуэта ElettroVoce, прошедшим в Концертном зале имени Чайковского. Вокалистка Агата Зубель, едва очутившись у микрофонной стойки, поприветствовала зал и тут же приступила к исполнению первого номера программы, причём граница между собственно приветствием и началом совместной импровизации с другим участником дуэта, пианистом Цезарием Духновским, оказалась весьма зыбкой. Тембр голоса Агаты Зубель сочетается с электронными звучаниями неким удивительным и труднопостижимым образом – он казался чуть ли не чистой синусоидой, чуть уплотнённой и облагороженной, ну а говорить о блестящей и внутренне свободной манере Агаты обращаться со своим «инструментом» - излишне. Пан Духновский резко разбрасывал по клавиатуре пассажи в манере Сесила Тейлора, но с более рациональным и выверенным оформлением своего материала. Он же снабжал саунд порцией электронных звучаний, используя ту же философию: найдя какой-то удачный баланс между дионисийской неистовостью, густотой и насыщенностью электротембровых звучностей и точностью, рациональностью звука, получающегося на выходе.
Далее в программе прозвучали произведения, по большей части, польских композиторов: Славимира Купчака, Ричарда Осады, самих Духновского и Зубель, а также аргентинца Алехандро Винао и финки Кайи Саарьяхо. Нужно заметить, что у всех сочинений, прозвучавших сегодня, наблюдалось много общих черт, весьма показательных для осознания некоторых тенденций и путей движения актуальной европейской музыки. Стараясь не вдаваться в мелкие подробности и утомительную аналитику, мы лишь кратко их обозначим.
Самым заметным выводом и впечатлением, вынесенным из прослушанной программы, была мысль о возвращении в музыку ритуального начала, импровизационности (пусть и выписанной в партитурах). А кажется, что именно этого во многом так не хватает человеку в современном мире. Агата Зубель подкрепляла эти умозаключения, возглашая в своей неповторимой мягкой манере квазиритуальные фонетические структуры, отдельные слоги с гласными (большинство из которых – переднего и среднего подъёма, и почти не было звуков замкнутых и агрессивных – например, «у»). Так звучали вокальные структуры в “Lohn” («Награда») Саарьяхо, и мягком франкоязычном “Chant d’ailleurs” (буквально: «Песнь из иных мест»). Агрессивный настрой выражался вокально в согласных звуках, например в пьесе “Parlando” сочинения самой Зубель, были использованы практически все специфические польские жёсткие и шипящие согласные: g, c, dź, ź, ś.
Гармонии почти всех пьес были ясны, просты, естественны, легко воспринимаемы. Искренность и простота здесь были не императивно декларируемой установкой – это была простота «сама по себе» и музыкальное самовыражение «так как есть». И кажется очень позитивным моментом, что музыка впервые после долгого времени, начиная чуть ли не с конца эпохи барокко, вновь научилась обретать способность быть проще – без нарочитых звуковысотных усложнений, детерминированной структурной громоздкости. Свобода, ясность, естественная ритмическая энергетика музыки, будучи взятыми на вооружение, в данном конкретном случае сработали на ура и воплотились в мало с чем сравнимое впечатление от шикарного концерта. Спасибо, ElettroVoce!
Иван Ярошовец