Лукас ГЕНЮШАС: «Интереснее быть одним из сильных, чем победителем среди слабых»

25-летний лауреат конкурса Чайковского — о стандартах профессии и мировом музыкальном конвейере

В этом году конкурс Чайковского побил все рекорды зрительского интереса — 179 стран, около 7 млн просмотров, социальные сети разрывались от нервных дискуссий. Традиционно — больше всего внимания пианистам. К 3-му туру публика разделилась на шесть групп болельщиков — по числу участников, и для каждой — «ее» пианист стал героем конкурса. Лукас Генюшас занял 2-е место. Лауреатство — великолепный подарок, который он сам себе сделал на день рождения: 1 июля, в день объявления результатов, ему исполнилось двадцать пять.

Лукас Генюшас — сын профессора Московской консерватории Ксении Кнорре и литовского пианиста Пятраса Генюшаса, внук и ученик народной артистки России Веры Горностаевой. Обладатель 2-й премии XVI Международного конкурса имени Ф. Шопена, 1-й премии Международного конкурса имени Дж. Бахауер, золотой медали Седьмых молодежных Дельфийских игр России, лауреат Немецкой фортепианной премии. Участник программы Московской филармонии «Звезды XXI века».

— Как себя чувствуешь после таких событий?

— Когда играешь в условиях конкурса, наступает момент, когда к этому привыкаешь, и повышенный тонус становится нормальным состоянием. И когда все кончается, с одной стороны, ты невероятно счастлив, что это упало с плеч, а с другой — у тебя возникает драматическая пустота внутри, которую нечем заполнить.

У меня запланированы концерты на полтора года вперед, но сейчас, когда в ближайшие три недели ничего нет, мне кажется, что это никому не нужно, что никто меня больше не хочет слушать… Остановка в этой ситуации сложна и опасна примерно как для пробежавшего 30 километров спортсмена. Например, Гергиев играет 300–350 концертов в году, при этом у него репетиции, политика и власть, и вообще нет отпуска. И если его выдернуть из этого ритма и привезти на шашлыки, он, наверное, сойдет с ума.

— И ты устроен так же?

— Нет, я как раз люблю сохранять баланс, и у меня он в жизни есть. Но сейчас я чувствую себя как бы вынутым из этого сумасшедшего напряжения и пока не ощутил еще никакого расслабления.

— Говорят, финалисты конкурса — те, кто способен вынести серьезные физические нагрузки, тяжелый гастрольный график. Это так?

— В идеале каждый финалист должен быть готов к тому, чтобы выиграть и взять на себя ответственность за предстоящие ангажементы. Но человек отбирается в финал не по этому принципу, и у жюри нет подробного досье с информацией о его концертном опыте — жюри слушает, как человек играет. И порой выходит, что первую премию получает как раз тот, для которого дикий гастрольный график — это что-то новое. В этом году получилось, к сожалению, именно так.

Дима Маслеев, получивший золото, к этому режиму, кажется, не готов. У него раньше практически не было никакого гастрольного ритма, и сейчас он почти болен. Он великолепный пианист, и хотелось бы верить, что ему хватит сил принять то, что на него свалилось. В случае победы на конкурсе Чайковского человек на некоторое время перестает контролировать то, что происходит в его жизни. И в этом смысле я рад, что оказался на втором месте. Это невероятно большое признание и высокая награда, которая при этом не ставит в сложные компромиссные ситуации, а иногда и в зависимость от мирового музыкального конвейера.

— Можно ли просчитать долю политики и долю музыки в результатах конкурса?

— Мне неизвестно, насколько на финальный выбор повлияла конъюнктура, но мне кажется, жюри приложило много усилий, чтобы не политизировать конкурс: и на локальном мафиозном уровне, и на глобальном политическом. Валерий Гергиев сказал на пресс-конференции, что был колоссальный разброс мнений, особенно у скрипачей, когда члены жюри кардинально разошлись в оценках, я слышал то же самое про наше пианистическое жюри. Это говорит о том, что победа одного или другого не является отражением мнения подавляющего большинства. Я не видел итоговых баллов — их обещали обнародовать, но так и не обнародовали; в прессе предположили, что это связано с таким разбросом мнений, который не очень хочется обнаруживать.

— То есть идеального победителя не бывает?

— Нет, бывает. Конечно, случается, что выкристаллизовывается единодушный и безусловный лидер, но на последнем конкурсе его не было. Все играли настолько хорошо, что придраться к чему-то было гораздо тяжелее, чем в ситуациях, когда один оказывается на голову выше. Поэтому в моем втором месте для меня чести еще больше. Интереснее быть одним из сильных, чем победителем среди слабых.

— Слушал ли ты других исполнителей? Кто из конкурентов тебе понравился?

— Я слышал не 100%, но 60–70%, хотя есть мнение, что этого делать не стоит, когда участвуешь в конкурсе, но мне хотелось увидеть соперника в лицо, а не соревноваться с непонятной массой высокого уровня. К сожалению, во второй тур не прошли фантастические пианисты, достойные играть в финале, которые побеждали на многих других крупнейших международных конкурсах, — Юрий Фаворин, Андрей Гугнин, Дмитрий Шишкин. Не были допущены к первому туру Николай Хозяинов, лауреат многих международных конкурсов, Никита Мндоянц, масштабнейший музыкант большого концертного стиля.

— Как изменится твоя жизнь в связи с лауреатством?

— Это покажет время. Но мой график был расписан и раньше. Для меня участие в конкурсе было связано в первую очередь с памятью моей бабушки и моего педагога, Веры Васильевны Горностаевой. Она всегда хотела, чтобы я, один из любимых ее учеников, сыграл именно на конкурсе Чайковского. Для нее Москва была священным местом, особенно Большой зал консерватории. Кроме того, конкурс Чайковского нужен для встряски в художественном смысле, для нового импульса. К нему надо подготовиться, довести себя до исполнительского максимума. И, конечно, в случае удачи он стимулирует новые предложения, расширение географии концертов, выход на более высокий уровень ангажементов и большую творческую независимость.

Ведь индустрия заточена под определенные стандарты. Стандартные условия — это определенный набор музыкальных произведений. Хоть это и большой набор пьес, но если ты занимаешься этим с шести лет, то к двадцати пяти возникает потребность в обновлении. А на раздвигание рамок имеют право единицы, востребованные музыканты, которые могут делать то, что им кажется целесообразным. Например, большая заслуга пианиста Березовского — это нарастающая популярность композитора Николая Метнера. Он многие годы играл его произведения по всему миру, заставляя менеджеров включать в программу сочинения малоизвестного русского композитора.

— Главное, чему тебя научила Вера Васильевна Горностаева?

— Звучит высокопарно, но, наверное, жить в этом мире в согласии с чистой совестью. Она вложила в меня то, что дало мне возможность в 18–20 лет вполне органично играть самые сложные сочинения. Она меня в детстве окунула, как мы всегда смеялись, в «густой шопеновский раствор», и не только в шопеновский. Счастлив, что благодаря ей нахожусь на территории абсолютной творческой свободы (я имею в виду знание традиции и использование ее в качестве отправной точки). Я вижу свой долг в том, чтобы сохранить и транслировать кому-то другому то, что я получил от бабушки. В этом смысле я больше консервативный пианист, нежели дерзкий новатор — такова моя история и история моей семьи. Кто-то из друзей охарактеризовал мое выступление на конкурсе как «живительный консерватизм русского пианизма». Мне понравилось, потому что сейчас повальная мода на разрыв шаблона.

Ксения Кнорре-Дмитриева

www.novayagazeta.ru