Лукас Генюшас: «Попасть в элиту сложно. Я из тех счастливчиков, которые попали»

Молодая звезда классической музыки пианист Лукас Генюшас выступил в Омске, открывая у нас федеральный проект «Звезды XXI века». В интервью «БК» россиянин с литовскими корнями признался, какие композиторы и почему «продаются» лучше.

— Лукас, исходя из фамилии, почему все же у вас российское гражданство, а не как у большинства ваших коллег на афишах указаны названия известных европейских государств?
— А у меня двойное гражданство. Я еще и гражданин Литвы, и полноправный представитель нации литовской, носитель языка литовского. С детства я разговариваю на двух языках, это заслуга отца. Мы общались с ним только на литовском. Так повелось. Чтобы я не мучился с голосами предков литовских уже в зрелом состоянии. В Литве у меня большая семья. И моя фамилия там на слуху, она аристократическая. В контексте литовского языка она звучит как Болконский, например, у россиян. Дедушка у меня много лет был главным дирижером Вильнюсской оперы.

— После победы на конкурсе в Варшаве за вами закрепился ярлык «шопениста».
— Появился он в 2010 году. И я стал достаточно много ездить по миру. Играл Шопена, и не только его. Но Шопена чаще — этого от меня очень хотели. В Омске я тоже играл Шопена. Делаю это с удовольствием. Мне это на роду написано делать. Хотя есть и другие композиторы, которых я исполняю. Бетховен — очень красивый, все пять концертов его играю. Современную актуальную музыку 21 века люблю.

— А какой композитор, выражаясь коммерческим языком, лучше «продается»?
— Я не отхожу от Шопена. Играю его с любовью. Шопен, вообще, был ­представителем Российской империи, и как представитель российской культуры я имею право играть его произведения. А «продается» Шопен очень хорошо, потому что он доступен широкому слушателю в силу своей какой-то простоты, совершенства и гармоничности. И стройности. Его музыка естественна и органична, как явление природы. Невозможно, услышав музыку Шопена, ее не полюбить. Не нужно никаких сверхусилий интеллектуальных. Хотя эта музыка имеет глубокое содержание порой, но процесс проникновения в эту музыку не болезненный. Слушателю, не имеющему большого опыта, это просто. Поэтому она популярна, как музыка Рахманинова, которая устанавливает непосредственный диалог со слушателем, проще, чем любая другая.

— А актуальные композиторы «продаются»?
— Ой, нет. Они совсем не «продаются». В данном случае это привилегия какого-то узкого элитарного круга. Богатых людей, которые действительно увлекаются этим искусством и могут спонсировать подобные концерты. Собирать деньги на то, чтобы музыканты могли сыграть эту актуальную музыку. В Москве есть дирижер ­Владимир Юровский, апологет современной актуальной музыки. Он устраивает даже абонементы в Московской филармонии. Там звучит экспериментальная музыка. Называется его абонемент, по-моему, «Другое пространство». Но это исключение. И туда не набиваются, конечно, полные залы. Если бы таких людей, как Юровский, было больше и они распространяли бы современную музыку, была бы ситуация совсем другая. И мы бы видели на афише не только шансон.

— За последний год вы второй после знаменитого Николая Луганского пианист, который выступил в Омске без оркестра. Это сложно: два отделения одному. Но Луганский — востребованный и опытный музыкант. А на что надеется молодой пианист Генюшас?
— Исключительно на доходы от своей концертной деятельности. Я из того небольшого числа музыкантов, у которых успешно сложилась карьера в самом юном возрасте. На первых ступенях. У меня есть импресарио в Польше, Дании, Франции, Англии, Японии, сейчас будет в Китае. У меня, слава богу, по всему миру есть хорошие связи. И в России, что для меня очень важно, я играю сейчас часто. У меня есть агент российский, который делает свои независимые от Московской филармонии проекты.

— Денис Мацуев, дававший концерт у нас 30 ноября, признался, что за год у него набирается 212 выступлений. У вас сколько?
— Я никогда не буду давать больше 70–80 концертов в год. Для того чтобы давать 212 концертов, как это делает Мацуев, нужно обладать, видимо, иркутским здоровьем, стальными нервами и терминаторским складом характера, каковым может похвастаться Денис. Человек, который сохраняет человеческий облик, играя 200 концертов в год, — это не просто здоровый человек. Это человек с тройным здоровьем. Для этого могут быть всякие средства помощи, потому что это противоестественно. 212 концертов в одном городе без переездов по всему миру — это еще можно себе представить. Хотя тоже можно сойти с ума от такого количества выходов на сцену, репетиций и так далее. А если человек перемещается по планете и постоянно меняет часовые пояса, это очень тяжело. Я по себе знаю. У меня один концерт в Бразилии был в августе, и для меня это была неделя сложных схваток биоритмических. Я тяжело это переношу. Даже приехав сюда — у меня пять концертов в Сибири: Новосибирск, Омск, Тюмень, Екатеринбург, три часа разницы с Москвой уже чувствую. Для меня это значительно.

— Проект, в рамках которого вы приехали к нам, называется «Звезды XXI века». Как вы относитесь к понятию «звезда»?
— Я не люблю его. Но, видимо, для привлечения внимания оно необходимо. У меня нет этого в том пошлом вульгарном смысле. Когда говорят «звезда», сразу приходит на ум что-то такое блестящее, яркое, в сиреневых тонах обязательно, в каких-то шикарных костюмах. Я не директор филармонии и даже не художественный руководитель…

— Лукас, а у нас как раз место директора филармонии вакантно…
— Я не про вас говорю, про московскую. Я бы выбрал другое название для проекта, больше соответствующее тому, что мы делаем.

— Насколько жесткая конкуренция между молодыми музыкантами вашего уровня?
— Она есть, конечно. Хотя я не испытываю какого-то давления и конкуренции на себе. Попасть в то число исполнителей, которые постоянно на сцене и которые участвуют в концертной жизни как солист-звезда, довольно сложно. Очень сложно. И чтобы это случилось, нужно проживать не простую жизнь с самого детства. Какую я и проживал. Представляете долю ребенка, занимающегося по несколько часов в день? Участвовать в каких-то состязаниях — это большое психологическое давление.

— У вас не было шансов: оба родителя — пианисты.
— Да шансы-то были. У меня папа и мама такие воспитатели — они как-то дождались того момента, когда я сам решил проявить интерес к музыке. И дальше все пошло так, как нужно. Но, вообще, возвращаясь к вопросу конкуренции, она, конечно, очень большая. Потому что попасть в элиту, в обойму — это довольно сложно. Я из тех счастливчиков, которые попали.

Беседовал Василий Романов

www.bk55.ru