Люка Дебарг: И в искусстве, и в жизни всегда должна быть мистерия

Люка Дебарг: Я вошел в мир музыки поздно, но это не мешает мне проявлять свою любовь. Фото: tchaikovskycompetition.com

Французский пианист Люка Дебарг, только что покоривший многомиллионную аудиторию XV Конкурса Чайковского, сыграл свой первый сольный концерт в России в Концертном зале Мариинки. По сути, став и первым солистом XV Конкурса — безусловно, за феноменальную любовь к нему публики. Концерт красиво совпал с национальным праздником во Франции — Днем взятия Бастилии. На тонких параллелях выстроилась и программа — Соната № 7 ре-мажор Людвига ван Бетховена, романтизировавшего Французскую революцию, Соната № 1 фа-минор Николая Метнера, жизнь которого в эмиграции была связана с Парижем и Лондоном, «Ночной Гаспар» Мориса Равеля, считающийся эталоном французского фортепианного стиля. И хотя все эти произведения только что звучали в исполнении Дебарга в турах Конкурса Чайковского, особенности его игры — эмоциональная спонтанность, импровизационная энергия, «живой» контакт с музыкой, вновь произвели фурор.

Под овации зала Дебарг исполнил четыре биса — Этюд-картину op. 9, № 5 Сергея Рахманинова, Трансцедентальный этюд фа-минор Ференца Листа, «Сентиментальный вальс» Петра Чайковского и джазовую импровизацию. Ажиотаж, который вызывает имя Дебарга, объясняется, вероятно, тем, что в изменившемся контексте современного музыкального мира с его жесткими принципами концертного рынка и конкуренцией виртуозов, все более остро ощущается потребность в живой и сокровенной интонации искусства, почти утраченной в тренде музыкальной моды. О том, что думает о музыке и о своем новом качестве сам Люка Дебарг, мы поговорили с ним накануне концерта в Мариинке:

— Вы находитесь сейчас в непростой ситуации: на вас обрушился успех, концертные предложения, интервью. Как ощущаете себя в новом качестве?

Люка Дебарг: Прежде всего, я хочу всегда оставаться в теме музыки. Сейчас после конкурса на меня обрушилось много интервью, и я с удивлением обнаружил, что люди выбирают и делают странные акценты — их интересует не музыка, а моя семейная ситуация. Но мне хочется говорить о музыке, надеюсь, мне есть, что сказать, и это более интересно.

— Ваш путь, по сути, это «вундер», только в другом возрасте. Что помогло вам так быстро освоить сложную материю музыкальной профессии?

Люка Дебарг: Мне помогла любовь. Я вошел в мир музыки достаточно поздно, но это не мешает высказываться и проявлять свою любовь. В жизни очень трудно найти людей, которые разделили бы твои порывы души, твои взгляды. Но, несмотря на это, что бы ни происходило в моей личной жизни, я стараюсь передавать через музыку все, что у меня внутри. И я очень дорожу людьми, которые разделяют мои взгляды на мир.

— Исповедь через музыку — это качество Чайковского. И как раз в вашей интерпретации его Первого концерта был тот трагический надрыв, с которым создавался этот концерт — вопреки принятой исполнительской традиции.

Люка Дебарг: Эта интерпретация не появилась спонтанно. Мы очень много говорили с моим педагогом Реной Шерешевской, смотрели, что можно сделать. Музыка ведь не является зданием с колоннами, стоящим на века. Музыка — это процесс, в котором всегда внутри есть дискуссия. И это процесс долгих обсуждений и долгой работы. Я пришел внутренне к такому пониманию музыки Чайковского. И когда во время конкурса я ездил в Клин, в дом Чайковского, я очень многое подтвердил для себя. Даже не что-то абсолютно новое открыл, а именно подтвердил.

— Откуда этот интерес у вас к русской культуре? Вы читаете Достоевского, Набокова, играете русскую музыку.

Люка Дебарг: Это все идет изнутри меня. В современном мире огромное информационное поле, все доступно, мы можем изучать любую культуру. Но есть что-то, что приходит ко мне само и становится моим — это русская культура. Наверное, потому, что она очень глубокая.

— Как в вашем репертуаре появилась музыка Николая Метнера, которого почти не исполняют даже в России? Хотя это интереснейшая фигура, связанная с русским символизмом и с линией русского штейнерианства.

Люка Дебарг: Да, но для меня его музыка не была каким-то сознательным выбором. Я знал, что записи Метнера делали Рахманинов, Прокофьев, пошел как-то в библиотеку, нашел ноты. И как только я открыл эти ноты, во мне перевернулось все — настолько все темы, мелодии оказались трогательны и глубоки. Метнер буквально вошел в мое нутро. Я выбрал его Первую сонату: сам не могу объяснить, почему. Это раннее сочинение, но уже высочайшего уровня профессионализма. Мы ведь знаем, что написание сочинения это не вопрос возраста: Мендельсон в 14 лет написал шедевры. Мне Первая соната просто запала в душу.

— Что вообще для вас самое важное, когда вы садитесь за инструмент: самовыражение, какой-то диалог, погружение?

Люка Дебарг: Это самый интересный вопрос для меня. Меня иногда спрашивают, о чем я думаю, когда играю? У меня совершенно дурацкий ответ — ни о чем, вообще ни о чем. Когда я начинаю играть, я забываю о том, что у меня есть сердце или внутренние проблемы, что есть какие-то границы между внешним и внутренним мирами. Эти границы раздвигаются, я ныряю в звук, я живу в звуке, я пытаюсь полностью находиться в этом. Я забываю о том, что у меня есть тело, что у меня есть сердце. Я даже могу быть взбешенным чем-то, но в музыке, в звуке я могу быть влюбленным. И когда я сажусь за инструмент, то первые моменты до звучания я не думаю ни о чем, потому что я не знаю, что будет. Для этого должен начаться звук. И уже потом происходит все интересное. Вообще, я не делю жизнь на внешнюю и на ту, когда я нахожусь за инструментом. Все должно быть вместе, все должно быть объединено.

— Но это уже какая-то мистерия.

Люка Дебарг: Да, и в искусстве, и в жизни всегда должна быть мистерия, мистика, потому что если мы выходим из этого, мы теряем себя, мы теряем любовь, мы теряем все, что есть сакральное в нашей жизни. И я пытаюсь находиться в этом состоянии супервосприятия постоянно — и когда общаюсь, и когда играю. Это самое основное, к чему я стремлюсь.

— Ваш «Ночной Гаспар» именно этим супервосприятием и поразил: почти визионерские образы химер, страшных субстанций, которые оживали через звук, разрушали скобки равелевского импрессионизма.

Люка Дебарг: Есть исполнители, которые тщательно изучают стиль, эпоху, когда композитор произведение создавал. Но для меня не это является главным. Да, Равель, безусловно, колорист и импрессионист в своих гармониях. Но для чего мы вообще играем концерт? Есть произведение, есть живой исполнитель на сцене, есть живая публика в зале. Значит, надо вдохнуть какую-то живую историю в нотный текст. Скажем, о чем пьеса «Ночной Гаспар»? Это триптих — три поэмы, которые рассказывают о смерти. Но смерть совсем не означает, что там, по ту сторону, ничего не происходит, что там все черное и абсолютно обездвиженное. В смерти тоже есть своя жизнь. И я должен эту жизнь донести до публики, захватить, удивить ее. Для меня это самое интересное.

— Да, мрак вашего «Гаспара» захватывает: в «Виселице» монотонно качается повешенный, в «Скарбо» — жуткий мир ночи, где все в готическом смешении — образы света, тени, химеры.

Люка Дебарг: Кто-то сказал, что ад — это репетиция. Бесспорно, я верю, что ад есть. Я это чувствую. В «Скарбо» есть что-то дьявольское, какая-то пульсация дьявольская. Это оживший бред: какая-то субстанция здесь, потом там, вверху, внизу, дальше это нечто, перевернутое вверх тормашками. Оно все время должно быть неравномерное, пульсирующее, все время возникать ниоткуда, чтобы вводить в ужас, чтобы все время обескураживать. Это и есть Скарбо. Это ужас, бред, который двигается. Иначе ничего не будет. Иначе, если мы можем хорошо сидеть и спокойно слушать, зачем вообще играть «Скарбо»?

— Вероятно, обратной стороной этих погружений в глубины для вас и является джаз — музыка удовольствия: какой джаз вы играете и синтезируете ли его с классикой?

Люка Дебарг: Бесспорно, это очень интересно — скрепить два великих музыкальных стиля — классический и джазовый. Например, взять «Юмореску» Антонина Дворжака и сыграть ее в джазовом стиле. Но я еще совсем новичок в этом. Я знаю формы, стили, структуру джаза и мне очень нравится играть джаз, но пока я только начинаю, играю клубах с певцами. Что касается моих преференций, то, как мы знаем, 85 процентов существующей базы джазового репертуара — это Ирвинг Берлин, Джером Керн, Джордж Гершвин и несколько других имен. Другие композиторы, по сути, перерабатывали уже то, что было. Меня же больше всего притягивает «черный джаз» 40-х годов. Хотя играю я очень разную музыку.

— Все, что произошло здесь в Москве, это чудо для вас, или вы были настроены на успех? Кого вы благодарите в душе: себя, бога, педагога?

Люка Дебарг: То, что я испытываю сейчас — это больше, чем благодарность. Конечно, я благодарен отношению своего профессора Рены Шерешевской ко мне — это в первую очередь. Я благодарен отношению публики ко мне — такому теплому и горячему. Я благодарен Валерию Гергиеву, позволившему мне еще раз сыграть здесь. Но все это — словно благодарить за подарок. И при этом я не могу сказать, что горд самим собой. Нет, не горд. За все, что происходит, я благодарен музыке: я живу в музыке, и все рождается оттуда.

Кстати,

Намеченные на ближайшее время концерты Люки Дебарга в России:

Начало сентября, Иркутск, фестиваль Дениса Мацуева «Звезды на Байкале»,

18 сентября, Москва, Большой зал консерватории,

22 декабря, Москва, Камерный зал Дома музыки (приз Ассоциации музыкальных критиков Москвы),

30 декабря, Москва, ГМИИ им. А. С. Пушкина, «Декабрьские вечера».

Справка «РГ»

Люка Дебарг, пианист, лауреат IV премии XV Конкурса Чайковского

Занятия на фортепиано начал в 11 лет. В 15 лет поступил на литературное отделение в парижский университет. В 20 лет решил стать пианистом. В настоящее время занимается в Парижской высшей школе музыки им. Альфреда Корто у профессора Рены Шерешевской. В 2014 году победил на IX Международном конкурсе пианистов Адилии Алиевой в Гайаре (Франция). Большое место в его репертуаре занимает русская музыка, в частности сочинения Николая Метнера, Прокофьева, Скрябина. Рахманинова, Николая Рославца. Играет джаз.

Текст: Ирина Муравьева

www.rg.ru