Музыкальная исповедь души: великие симфонии, которые должен послушать каждый

Дирижеры, композиторы и инструменталисты-солисты рассказывают о жемчужинах симфонической музыки.

Кадр из фильма «Амадей»

«Я не хотел бы, чтобы из-под моего пера являлись симфонические произведения, ничего не выражающие и состоящие из пустой игры в аккорды, ритмы и модуляции. Симфония моя, разумеется, программна, но программа эта такова, что формулировать ее словами нет никакой возможности… Но не этим ли и должна быть симфония, то есть самая лирическая из музыкальных форм, не должна ли она выражать все то, для чего нет слов, но что просится из души и что хочет быть высказано?» — писал Чайковский в марте 1878 года своему коллеге Танееву.

Сталкиваясь с симфоническими произведениями, неподготовленный слушатель порой чувствует себя новичком-дешифровальщиком, перед которым возникает задача выявить смыслы, заложенные в закодированном композиторском послании. Конечно, не имея под рукой ключей, это сделать сложно. Слушатель рискует упустить самое важное. Нужен проводник, который бы помог сориентироваться, прежде чем пускаться в приключение по лабиринтам идей.

Руководствуясь этим, редакция m24.ru попросила дирижеров, композиторов, солистов-инструменталистов рассказать о любимых симфониях. Конечно, задача сформулирована по-дилетантски. Как можно в саду с самыми красивыми экзотическими цветами выбрать один единственный? И все же с помощью наших друзей, выдающихся музыкантов, нам удалось собрать целый букет симфонической музыки, которую должен знать каждый уважающий себя культурный человек.

Шуберт — Симфония № 9

Антон САФРОНОВ, композитор

Самая моя любимая из симфоний — Большая симфония Шуберта до мажор. Мне она особенно дорога тем, как в ней сменяют друг друга самые разные, порой совершенно противоположные настроения, доходя до острейших столкновений между собой. Вся симфония построена на одной музыкальной идее — и из нее вытекают все основные события. Они разворачиваются неторопливо и переживаются, как сама жизнь — с ее парадоксальностью, мощными ликующими кульминациями и трагическими срывами. Это первая в мировой музыке симфония, столь протяженная и эпическая по ощущению времени. Если играть ее в тех темпах, которые указал композитор, и выполнять все предписанные им повторы, то она должна звучать немногим больше часа. Необычно и ново уже само ее начало: одна-единственная мелодия у солирующих валторн подчеркнуто архаического склада. Настоящее откровение — вторая часть, фаталистическая и щемяще-ностальгическая, с отчаянной трагической кульминацией. В следующих двух частях — скерцо и финале — раскрываются стихии венского вальса и марша, доходя до вселенского масштаба. Заключительный эпизод (кода) финала — самое захватывающее и любимое мое место в симфонии! — звучит как напряженное «взятие барьера за барьером», всякий раз приводящее ко все большему и большему ликованию.

Я люблю исполнения Большой симфонии Шуберта как «традиционалистами», так и «аутентистами». Из первых мои любимые дирижеры — Гюнтер Ванд и Сержу Челибидаке. У Ванда — небывалая по совершенству работа над звуком, благородство и теплота, которой так не хватает многим исполнителям «новой» школы. У Челибидаке — сильнейшее эпическое прочтение, потрясающая мощь кульминационных волн. У «аутентистов» прозрачнее (и потому богаче) звучит партитура. Кроме того, они опираются на новые уртекстные издания, в которых исправлены многие неточности. Очень люблю Николауса Арнонкура — его запись 1990-х годов с амстердамским Королевским оркестром Консертгебау. Одно время я был просто без ума от Роджера Норрингтона — его исполнения с London Classical Players, очень сильного по энергетике темпов и «аналитичного» по трактовке материала. Но сейчас меня больше убеждает Марк Минковски с оркестром Les Musiciens du Louvre — запись, сделанная уже в нашем десятилетии (2012). В упомянутой мной коде финала симфонии он выводит на первый план не столько мелодическую линию духовых, сколько энергию ритмических формул у струнных — и это создаёт потрясающую силу развития (в записи на ютюбе слушать с 43:00). Тем не менее, ни одно из этих исполнений не идеально в моём понимании того, как должны трактоваться авторские темпы. Ближе всего к нему — исполнение Карло Мария Джулини с Оркестром Парижа (1990). Но оно, увы, несколько однопланово по звучанию. Эх, был бы я дирижером!..

Шостакович — Симфония № 10

Александр СЛАДКОВСКИЙ, дирижер

«Не могу сказать, что в детстве музыка Шостаковича рождала во мне яркие ощущения. Исключения составляли „Три фантастических танца“ для фортепиано, которые я играл в училище, Праздничная увертюра и музыка из кинофильма „Овод“, часто звучавшая в исполнении ансамбля скрипачей Большого театра. Но потом я услышал запись, изданную „Мелодией“ в начале 70-х: Берлинский филармонический оркестр с Гербертом фон Караяном в Большом зале консерватории исполнял „Десятую симфонию“. И это был шок, первая лобовая встреча с этой великой музыкой. С этого потрясения для меня началось постижение наследия Шостаковича.

Позже, когда я играл Десятую симфонию в составе оркестра (у меня была партия первой трубы), во второй части от электричества, рождаемого этой музыкой, напряжения и движения я разрыдался. Физиологические ощущения подлинного страха смешивались с переживанием счастья. И при этом мне нужно было продолжать играть. Если говорить о том мировом симфоническом пласте, оказавшем влияние на мое становление как личности, как музыканта, то, конечно, это была Десятая Шостаковича. Законы кульминации таковы, что точка золотого сечения приходится на конец второй трети: Шостакович создал пятнадцать симфонических полотен, и Десятая по всем параметрам — самая совершенная с точки зрения формы, идеи, DSCH-шифровки, космического кода, который он оставил на все времена. Наверное, и с точки зрения воздействия на слушателя, она превосходит остальные — не зря это самая часто исполняемая симфония Шостаковича. Среди дирижеров, которым удалось поднять на поверхность ее смысловой пласт, я бы выделил Мравинского, Кондрашина, Гергиева, Темирканова (его исполнения я слышал живьем, рос на них), Янсонса.

Я обожаю все симфонии Шостаковича, особенно начиная с Четвертой и по восходящей до конца, и очень рад, что сейчас вместе с Госоркестром Республики Татарстан живу в потоке этой музыки, осуществляя ее запись».

Сибелиус — Симфония № 7

Мариус СТРАВИНСКИЙ, дирижер

Это последнее крупное произведение, созданное Сибелиусом. Он прожил еще 20 лет или около того, но музыка больше не рождалась из-под его пера. Исследователи до сих пор ищут ответ на вопрос почему именно после этой симфонии композитор не написал больше ни одной ноты. Выходя к публике с этой партитурой, я также пытаюсь разгадать эту тайну.

Седьмая симфония необычна по форме и продолжительности: она одночастная и в общей сложности звучит порядка 20 минут. Это еще одна трудность, с которой сталкиваются дирижеры, и которая нуждается в серьезном анализе. Однако в плане композиторского языка, настроения и образного наполнения в ней — все тот же Сибелиус, чья связь с природой Финляндии неразрывна. Здесь мы вновь встречаем его диссонансы, волновые нарастания, кульминации. Фантастически красивый финал заканчивается в чистом до-мажоре.

Для меня одним из самых убедительных исполнений Седьмой симфонии является версия Лорина Маазеля с Венскими филармониками (выпущена на Decca в 1966 году).

Малер — Симфония № 2

Выбор редакции

«Разговор о музыке Малера вызывает у меня столь же сильное чувство тревоги, как если бы меня попросили рассказать о Ниагарском водопаде». Эта фраза принадлежит дирижеру Владимиру Юровскому, которому в минувшем сезоне предстояло исполнить в Лондоне Вторую симфонию с Оркестром эпохи Просвещения (англичане играют на исторических инструментах). «Впервые я услышал Малера в подростковом возрасте. Для меня это был шок, опыт на всю жизнь».

Каждое из симфонических полотен Малера — философское размышление, поражающее своей глубиной и при этом оказывающее сильнейшее эмоциональное воздействие. Из девяти законченных симфоний нашей редакции хотелось бы выделить Вторую, первоначально имевшую программное название «Воскресение». Так описывал ее замысел сам композитор:

«Когда создавался замысел произведения, мне важно было передать в деталях не событие, а в лучшем случае ощущение. Идейная основа сочинения ясно выражена в словах заключительного хора, а неожиданно вступающее контральто соло ярко освещает первые части. Вместе с тем из самого характера музыки легко понять, что за отдельными темами при всем их разнообразии перед моим взором, так сказать, драматически разыгрывалось некое реальное событие. Параллелизм между музыкой и жизнью идет, быть может, глубже и дальше, чем это можно проследить теперь. Однако я вовсе не требую, чтобы в этом всякий следовал за мной, наоборот, я охотно допускаю, чтобы каждый представлял себе детали в соответствии с собственной силой воображения». («Густав Малер. Письма. Воспоминания». Изд-во «Музыка», 1964 год)

Моцарт — Симфония № 40

Иван ВЕЛИКАНОВ, дирижер

Я очень люблю Симфонию № 40 соль-минор Вольфганга Амадея Моцарта. Доподлинно определить, сколько симфоний на самом деле он создал за свою жизнь, очень сложно — счет идет на десятки, и все они в мажоре, за исключением Сороковой и более ранней симфонии в той же тональности. У Моцарта мало минора, но тот, который есть — очень сильный.

Для меня очень важно, чтобы все части симфонии были одинаково дороги. Часто этот жанр характеризуют как единый организм. На мой взгляд, такое суждение не вполне верно. Многие композиторы переставляли части из одной симфонии в другую. Поэтому более уместна иная аналогия: несколько частей симфонии как гармоничная семья, в которой прекрасен каждый. Симфонию № 40 Моцарта я воспринимаю как раз с этой позиции.

Я полюбил ее в раннем детстве. Тогда мне нравилось слушать первую часть molto allegro, позднее я, конечно, захотел охватить ее целиком. Не так давно мне довелось впервые в жизни продирижировать ее, и это для меня стало большим событием. Сороковую можно отнести к сравнительно поздней венской классике. Здесь нет присущих романтизму переживаний. Они не так очевидны, как в симфониях Чайковского или Малера. Музыка Моцарта существует еще внутри эпохи, предполагавшей объективную красоту без перехода на личности. В ней нет ощущения, что внутренний мир человека выворачивается наружу через звуки. Композитор не навязывает слушателю свои переживания. Эта музыка гораздо больше, и у Моцарта это сохраняется, хотя романтическое начало, через призму которого мы воспринимаем практически все искусство, уже так или иначе в ней присутствует. Вот эта пограничность создает уникальную притягательность.

По нашим ощущениям Сороковая симфония печальна, но это обстоятельство не мешает ей звучать в качестве рингтонов мобильных телефонов, иметь популярность, которой не удивляет «Кармен» Бизе. У Моцарта была непростая судьба. Насколько это сказалось на самой музыке? На мой взгляд, лишь отчасти. Наше понимание его наследия имеет границы, так как Моцарт принадлежал другому времени. И от этого еще более велика притягательность его личности и оставленного им музыкального наследия. Мы не знаем причины его смерти, почему его похоронили в общей могиле. Не проливает свет и его переписка, хотя изучать ее очень интересно.

Мы не так далеки от написания и первых прижизненных исполнений симфоний Шостаковича, Малера, чтобы спорить с пеной у рта, кому из дирижеров и оркестров наилучшим образом удалось воплотить замысел композитора. С Моцартом все гораздо сложнее: можно сопоставить две записи одной и той же симфонии, и одна будет длиться в два раза дольше другой. Сам я тяготею к исторически информированному исполнению, направлению, которое предполагает попытку отрешиться от позднейших и современных интерпретаций. Мы играем на исторических инструментах с соответствующим пониманием музыки, отношением к темпам, артикуляции, фразировке. Поэтому я бы советовал слушать симфонии Моцарта, в том числе и Сороковую, в исполнении Тревора Пиннока, Кристофера Хогвуда, Марка Минковского, Джона Элиота Гардинера, Роджера Норрингтона. Эталонная Сороковая — у патриарха аутентизма, который инициировал это движение — Николауса Арнонкура (запись с Камерным оркестром Европы).

Моцарт — Симфония 25

Филипп НОДЕЛЬ, доцент, преподаватель по классу гобоя в МГК

Это первая из двух минорных симфоний Моцарта. Другая, тоже соль-минорная, знаменитая Сороковая, как часто бывает с хитами, затмила собой предыдущие сорок, большинство из которых редко звучат на концертах. А между тем, 25-я симфония — настоящий шедевр. Именно эта музыка звучит в самом начале фильма Милоша Формана «Амадей». Моцарт часто использует минор для выражения скорби или меланхолии, но здесь царит настоящий Sturm und Drang — «Буря и натиск», отсылающий нас к сентиментализму, «первому Романтизму», в котором творил К.Ф. Э. Бах.

Синкопы, резкие контрасты нюансов и темпов, тремоло струнных — все это способствует напряженности и драматизму. Примечателен духовой состав оркестра — два гобоя, две пары валторн, два фагота. Последние нежно перекликаются со струнными в безмятежной второй части, написанной в духе Гайдна. Трио менуэта — яркий пример ранней моцартовской harmoniemusik, отсылающей к его дивертисментам для шести духовых инструментов. Тема финала напоминает не то моравский танец, не то фрейлехс, и снова возвращается бурный драматический характер первой части. Моцарту было всего 17 лет, когда он закончил 25-ю симфонию, каждый раз поражаешься — как можно написать такой шедевр в столь юном возрасте…

Шостакович — Симфония № 15

Никита БОРИСОГЛЕБСКИЙ, скрипач

В разное время моими любимыми симфониями были: «Героическая» и Девятая Бетховена, Вторая и Десятая Малера, Вторая Рахманинова, Вторая и Седьмая Сибелиуса, но сейчас место любимой заняла 15-я Шостаковича. Причем пришел я к ней через версию для фортепианного трио, челесты и ударных Виктора Деревянко. Вообще почти всегда поздние сочинения композиторов притягивают меня больше, чем ранние. Я слышу в них пережитый жизненный опыт, глубоко прочувствованные эмоции, мудрость, знание.

Так и в последней симфонии Шостаковича я поражаюсь сочетанию скупой красоты, простоты и прозрачности музыкального языка (особенно в сравнении с его более ранними симфоническими произведениями) и ее необычайным внутренним наполнением, объемом и глубочайшим психологическим напряжением. Мне кажется, что обширная партия ударных инструментов здесь также имеет свой смысл: в них мне представляется та же чистота, точность, неумолимость и отстраненность, которая присуща и течению времени, судьбы… И даже заключительный псевдо-ля-мажорный аккорд, звенящий на фоне «пустой» бестерцовой гармонии у струнных, не вызывает и тени веселья, а, скорее, представляет собой некий недостижимый свет в беспросветности человеческого бытия.

Бетховен — Симфония № 6

Яков КАЦНЕЛЬСОН, пианист

Эта симфония интересна тем, что раскрывает для многих новое лицо Бетховена, не борющегося и героического, а совершенного иного. Именно в «Пасторальной» симфонии запечатлена квинтэссенция его второго я: ярко выраженный пантеизм, дионисийское начало, слияние с природой и в меньшей степени развитие конфликтов и коллизий, хотя, конечно, и они присутствуют здесь, как и в любом другом сочинении Бетховена. Он написал Шестую симфонию уже после «Гейлигенштадского завещания» и моментов жуткого отчаяния в жизни. Первая его симфония была окончена в 1800 году, когда композитору исполнилось 30 лет. «Пасторальная» появилась восемь лет спустя.

Для Бетховена очень несвойственно такое программное сочинение. Каждая часть имеет свой заголовок: первая — «Радостные чувства по прибытии в деревню», вторая — «Сцена у ручья», третья — «Веселое сборище поселян», четвертая — «Гроза. Буря». Завершает все «Пастушья песня», где слышатся переклички альпийский горнов. В этой части присутствует особый дух, который сложно описать словами. Музыка же всей симфонии отличается особенной интимностью.

Впервые я услышал ее в записи в исполнении Отто Клемперера. Ну и конечно, Бетховен Вильгельма Фуртвенглера остается самым любимым и непревзойденным по свойственному этому дирижеру особому дыханию и музыкальному времени. Его исполнение рождает во мне удивительное детское ощущение — словно тебя подхватывают на руки и куда-то уносят, в том числе и от самой симфонии Бетховена. В одиннадцать лет я слушал «Пасторальную» в Барселоне, где играл Лейпцигский оркестр с Куртом Мазуром за дирижерским пультом. Помимо Бетховена в программу была включена и Первая симфония Малера, что тоже произвело меня сильное впечатление.

Юлия Чечикова

www.m24.ru