muzkarta.ru | музкарта.рф «Музыкальная карта»: академическая музыка Поддержать проект
Выберите регион, страну
Читайте на эту же тему
01 февраля 2018
31 января 2018
31 января 2018
29 января 2018
29 января 2018
Наталья Мурадымова: "Я жадная до пения и новой музыки"
Добавлено 31 января 2018 волонтер
Солистка МАМТа им. Станиславского и Немировича-Данченко Наталья Мурадымова рассказала о своей карьере в опере и нюансах выступления в классических постановках. Автор: Татьяна Елагина
Наталья, расскажите вкратце о вашем детстве. Как и почему пришли к вокалу, опере?
Я родилась и выросла в небольшом городе Каменск-Уральский Свердловской области. Родители мои не музыканты. Мама работала на заводе, папа шофёром. Правда, в молодости мама пела в вокально-инструментальном ансамбле, успешно выступала в концертах. Мои музыкальные способности первой заметила преподавательница в детском саду, и буквально заставила родителей отдать меня в музыкальную школу.
Училась я с удовольствием, захотела продолжить музыкальное образование. Но дальше в нашем городе, чтобы осуществить это, оставалось только поступить в музыкально-педагогический колледж на профессию «учитель музыки». Однажды у нас в колледже услышала, как другая девушка поёт оперным голосом. И что-то мне подсказало — и я тоже так смогу! А главное, очень хочу научиться. Я нашла педагога той девушки, уговорила заниматься со мной. Это была замечательная Зинаида Романовна Ивайкина, педагог от Бога, с ушами, ориентированными на итальянскую школу. Она внушила мне веру в себя.
Семнадцать. За год Зинаида Романовна поставила мне голос, и я смогла спеть на вступительном экзамене в Уральскую консерваторию в Екатеринбурге арию Леоноры «Pace, pace» из «Силы судьбы» Верди и поступить с высшей оценкой — 10 баллов.
Моим консерваторским наставником стал Николай Николаевич Голышев. У него учились многие известные сейчас певцы. В нашем театре поют его же выпускники: меццо-сопрано Лариса Андреева и тенор Дмитрий Полкопин. Иногда Николай Николаевич приезжает в Москву и до сих пор нас курирует.
Ваш тип голоса и репертуар сразу определился?
То, что у меня сопрано, было ясно. Но меня, как и большинство молодых певцов, тянуло в драматическую сторону. А мой педагог (и позже Александр Борисович Титель его поддержал в этом) настаивал, что поначалу надо избегать слишком крепких партий. Начинали с лирических героинь.
Вы участвовали в вокальных конкурсах?
Да. Я выиграла конкурс в Карловых Варах, получила приз «Надежда» на Конкурсе имени Глинки. На конкурсе Ирины Богачёвой разделила 2-е место с Альбиной Шагимуратовой. Потом я получила 1-ю премию на конкурсе в Саратове.
По Вашему мнению, участие в конкурсах обязательно для молодых певцов и музыкантов ?
Мне кажется, сейчас для молодёжи открывается всё больше возможностей развития карьеры. Но всё равно любой конкурс — ценный опыт, когда ты учишься контролировать эмоции, пробуешь свои силы выносить сделанное в классе на сцену.
Как вы оказались в МАМТе?
Мы были проездом в Москве, прослушивались в Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко всем курсом, но взяли в тот раз только меня. Тяжело было срываться с родного Урала, привыкать к столичной жизни.
Какая была дебютная партия?
Тогда как раз Людмила Налётова ставила «Тоску», и на меня в заглавной партии были планы. Но Александр Борисович мудро приберёг меня от этой во всех смыслах «кровавой» партии на премьере. Я ввелась в спектакль позже. Поначалу пела Микаэлу в «Кармен», Татьяну, Фьордилиджи в Cosi fan tutte. Постановка Моцарта в 2006-м году хорошо «выстрелила» среди московских новинок, была номинирована на «Золотую Маску».
Ваш репертуар в родном «Стасике» многообразен. Наряду с лирическими героинями есть и Тоска, и Елизавета в «Тангейзере» Вагнера. Наконец — Медея в одноименной опере Керубини.
К объёмным работам, как Елизавета или Медея, я шла постепенно и буквально по ступеням. Спела много лирических героинь, почувствовала силу и начала пробовать себя, как бы осваивать новые территории. Вот пока «крайняя точка» — Медея.
В отдельных рецензиях на «Тангейзера» мелькало сожаление, что нестандартный двуязычный вариант оперы (сцены с Венерой по-французски, а с Елизаветой — на немецком) лишает ведущих солистов возможности претендовать на исполнение партий в европейских театрах.
Мои сцены звучат только по-немецки, но в Европе сейчас в моде, чтобы одна артистка пела и Елизавету, и Венеру. Дескать, так искания Тангейзера женского идеала приобретают особый смысл. Звонили несколько раз агенты, интересовались, могу ли я выступить сразу в двух ролях.
Это же практически не уходить со сцены все 3 часа действия!
Именно! Экзамен на выносливость для певицы. Кстати, мне первоначально предложили учить Венеру. Но дирижёр-постановщик на прослушивании сразу сказал: «Вот она, Елизавета!»
Спрашивать певца про самую любимую партию отчасти бестактно, как у многодетной матери про фаворита из детей. И всё же?
По аналогии, мамы часто сильнее всего привязаны к трудным детям. Так и мне из всего спетого пока наибольших трудов стоила Медея, вот её и отмечу. Очень люблю это роль! Хотя многие знакомые, общающиеся со мной в обычной жизни, бывают шокированы, увидев меня в спектакле. «Боже мой, как ты можешь спать, сыграв детоубийцу?». Я верю в происходящее, в правоту своей Медеи, когда нахожусь на сцене. Как только занавес закрывается — становлюсь собой.
Я очень рада, что подошла Тителю по типажу на роль, и это стало огромным подарком судьбы. Партия Медеи — вызов и мечта для сопрано, которая сбывается у единиц в силу малой популярности оперы Керубини. Почувствовать себя как бы на месте великой Марии Каллас — это счастье! А потом ещё и премию Casta Diva получить за Медею — очень символично получилось!
Видела как раз вашу Медею, но по всем отзывам поняла, что рисунок роли, смысловые акценты сильно отличаются от трактовки образа Хиблой Герзмава.
Мы готовились много и подробно. Александр Борисович нас, как всегда, загружал литературой, советовал какие-то фильмы, цитаты, даже сводки криминальной хроники! Добивался, чтобы что-то резонировало в древней легенде с современностью, с нашей повседневной жизнью.
Тема злодейства у меня сейчас продолжится в ближайшей премьере. Опера Леоша Яначека «Енуфа» тоже ставится в России крайне редко. А я готовлю роль Костельнички, мачехи Енуфы. И она по сюжету убивает новорожденного, восьмидневного младенца!
Постановка ожидается осовремененная?
Нет, скорее традиционная. Мне очень нравится музыка Яначека, она захватывает своим жутким нервом. Когда композитор писал «Енуфу», его дочь умирала от тяжелой болезни. И эта отцовская боль чувствуется в каждой ноте, в каждом персонаже. Потрясающее произведение! Дай Бог нам всем здоровья донести всё это до слушателей и не сломаться.
Чешский язык тоже, наверное, впервые осваиваете?
А вот здесь нам повезло. «Енуфа» пойдёт в русском переводе. Зато с нас железно требуют текст, такой, чтобы всё было понятно, потому что слова здесь очень важны. Действие захватывающее. Не случайно эта опера так популярна на Западе, а вот в России у неё репутация тяжёлой для исполнения и восприятия. Попробуем этот стереотип сломать.
Яначек на сей день самый сложный по музыкальному языку для вас композитор?
Я параллельно готовлю программу Рихарда Штрауса, его поздний опус «Четыре последние песни». Линейная музыкальная мысль, огромные бесконечные фразы словно переключают мозг в иное измерение. Занимаюсь с увлечением!
Послушать вас, зарубежная классика даётся легче русской.
Как ни странно, для меня родной русский в опере труднее всего. Наша фонетика для пения, по-моему, даже сложнее немецкой! Всё время надо себя контролировать.
Учу довольно быстро. Моя верная помощница, соратница все годы в театре — концертмейстер Ирина Оржеховская. Она знает мой голос, как свои пять пальцев. Помогает держать его в порядке, быстро ставит на место, когда меня начинает штормить от эмоций.
По моему личному ощущению от вашего голоса, могут иногда возникать претензии партнёров, что слишком много звука, их не так хорошо слышно на фоне Мурадымовой.
Однажды пела конкурс в Вероне на партию Эльвиры в «Дон Жуане». И там на репетициях мне стали говорить, что Моцарт требует более камерного скромного звука, как у тамошних Донны Анны и Дона Оттавио. Но когда вышли на сцену с оркестром, именно я удостоилась комплимента дирижёра за настоящий моцартовский звук. Других прецедентов не было.
Давайте поговорим о вашем участии, теперь уже традиционном, в третий раз, в фестивале «Опера Априори». Хорошо помню заключительный концерт 2015 года, композицию «Милый друг», где письма Чайковского и его музы-меценатки фон Мекк чередовались с ариями и дуэтами из всех десяти его опер. Вы тогда заменили другую артистку — сопрано, за десять дней до концерта сделали несколько сложнейших номеров. Вечер получился изумительный, по-настоящему исторический!
Я рада и счастлива, что тогда случай нас свёл с продюсером «Опера Априори» Еленой Харакидзян. Большинство номеров программы мне были знакомы, учить пришлось разве что дуэт из «Ундины», но он на слуху, это же Адажио из «Лебединого озера»! И сцену Оксаны и Солохи из «Черевичек». Благодаря участию в «Опера Априори» я узнала массу новой интересной музыки.
А в прошлом сезоне фестиваля вы участвовали в российской премьере оперы Сибелиуса «Дева в башне», которую пели на совсем экзотическом языке — шведском.
Я понятия не имела, что у Сибелиуса есть опера. Пусть она самим автором считалась неудачной, но сейчас музыка показалась энергичной, свежей, с национальным колоритом. У нас была консультант по шведскому, всё начитала, объяснила. Потом на концерте уверяла, что ей было всё понятно.
И так отрадно было во втором отделении того же концерта петь «Кащея Бессмертного» Римского-Корсакова. Обожаю «Царскую невесту», но для Марфы мой голос тяжеловат. А здесь Царевна мелодически очень близка к «Царской», но как раз словно для меня написана.
До момента, пока Елена Харакидзян не предложила мне эту арию, я тоже, признаюсь, не знала о её существовании. Кроме названных вами, в YouTube ещё масса исполнений «Ah! Perfido», но именно зарубежными певицами. Иметь её в репертуаре — своеобразный «зачёт» для сопрано. Там кроме техники надо показать широчайший спектр эмоций — от яростных проклятий до возвышенной нежности.
Кроме прошлогоднего фестиваля Вы пели ещё какие-то оперы в концертном исполнении?
Пела лет десять назад в «Фиделио» Бетховена с Томасом Зандерлингом партию Марселины. Сейчас вполне чувствую себя готовой и к Леоноре, думаю о ней.
Не бывает такого, что предложенный материал не нравится, не ложится на душу при знакомстве?
Знаете, я жадная в этом плане! Я люблю петь. Мне хочется и то, и другое, и пятое-десятое. С удовольствием включилась в цикл концертов с чудесной органисткой и просветителем Анастасией Черток, пою фрагменты барочных опер. Вот буквально на днях, 30 января в Малом зале консерватории буду петь арии Пёрселла, Рамо, Броски. Жизнь ведь одна, надо экспериментировать!
Приходилось ли сталкиваться с неприемлемыми режиссёрскими требованиями?
Как говорится, Бог миловал! Наш Александр Борисович деликатный. Если видит, что какая-то мизансцена, движение идут против нутра солиста, то чаще всего прислушивается. Приехала я в Москву, практически как белый лист с несколькими традиционными штампами оперного артистизма. Собственно, всё актёрское мастерство, что сейчас имеется в арсенале, заложено Тителем.
Знаю, что в 2016-м у вас состоялся ещё один дебют. Первая студийная запись для фирмы «Мелодия». И сразу — 14 симфония Шостаковича с Госоркестром Татарстана под управлением Александра Сладковского.
Безумно интересная работа! Записывали мы в Казани. Произведение тяжёлое, о смерти. Тщательно репетировали до записи. Я очень критично воспринимаю свой голос на записи. Слышу все мельчайшие ошибки, хочется исправить ещё и ещё раз. Для меня студийная звукозапись показалась процессом увлекательным, но нервным. Может быть потому, что в первый раз. Но с нами был замечательный звукорежиссёр из Санкт-Петербурга Владимир Рябенко, который постоянно работает на всех проектах Валерия Гергиева. Его профессионализм, терпение и доброжелательность придавали уверенности.
У нас замечательный маэстро Сладковский своей экспрессией всех заряжал, как сотня слушателей! Оркестр у него вышколен в лучшем смысле этого слова, дышит вместе с дирижёром. Хотелось соответствовать уровню. Согласилась записываться спонтанно. Потом глянула в ноты — Боже мой, во что я попала! Партия сопрано написана Шостаковичем для Галины Вишневской! Соревноваться с ней бессмысленно, пыталась исполнить свою версию, как я эту гениальную музыку чувствую.
Можете ли назвать какие-то неспетые партии, о которых мечтаете?
Пока чаще не я сама выбираю, что хочу и буду петь. Есть планы театра, есть предложения со стороны, но, как правило, я стараюсь сделать максимум! Недавно повезло спеть Турандот Пуччини в постановке Ижевского театра. Говорят, получилось удачно, и мне самой принесла эта работа радость.
Есть мечта о Манон Леско Пуччини. Чувствую, что это — моё! Вскоре предстоит в нашем театре постановка «Макбета» Верди. Предвкушаю роль Леди Макбет. Вот уж где есть всё — и попеть, и поиграть. Тем более, так сложилось, что пока мне не довелось спеть ни одной героини Верди.
Слышала от ваших коллег, что система, когда спектакли идут блоками, то есть одно название пять-восемь раз подряд, обедняет афишу для выбора меломанов, особенно приезжих, но для певцов она удобней. Не надо перестраиваться резко с Верди на Мусоргского, или с Моцарта на Прокофьева, отчего быстрее изнашиваются голоса.
Я всё же за репертуарный театр, как у нас в МАМТе. Главное, чтобы были дни на отдых между спектаклями и возможность хорошенько выспаться.
Недавно купили загородный дом, понравилось возиться на грядках, выращивать огурцы-помидоры. Люблю ходить в лес, собирать грибы в сезон. И ещё я безумный киноман!
Ваш муж понимает специфику профессии оперной певицы?
К счастью, он музыкант, трубач в военном оркестре. Его папа — тоже трубач, а мама — певица, меццо-сопрано.
Свекровь, имеющая право покритиковать невестку как коллега — не шутки!
Моя свекровь — моя самая преданная поклонница, бывающая почти на всех спектаклях. Замечания говорит, но очень доброжелательно. Чаще хвалит, и я это ценю.
Есть ли у вас мандраж перед выходом на сцену?
Конечно, есть! Каждый раз. Для меня, кстати, в театре, в сценическом образе, костюме и гриме, легче. Ты словно выходишь жить чужой жизнью. Гораздо больше волнуюсь на концертах, там ты «голенький» перед публикой, что есть за душой — всё увидят и услышат.
Вы участвуете в барочных программах. Но там ведь совершенно иная манера звукоизвлечения не только у инструменталистов, но и у певцов.
Согласна. У меня на старинных фиоритурах в режиме «лайт» голос словно отдыхает.
Свою сольную камерную программу не готовите?
Такие мысли есть, но в дальней перспективе. Пока на камерный репертуар попросту не хватает времени. Задумали проект с мужем, вдохновившись диском известной американской певицы Кэтлин Бэттл и её мужа, знаменитого трубача Уинтона Марсалиса. Арии для сопрано и барочной трубы. Понемногу учим. Делаем программу. Это также возможно для Музыкальной гостиной с органом Анастасии Черток. Или на Волхонке в Музее имени Пушкина с органом в зале Микеланджело. Там такая превосходная акустика! Думали, что труба будет излишне лететь, но нет, чудесно сочетается с голосом.
Повторю. Я жадная не до гонораров, а до пения, музыки. Выход на публику — это особое удовольствие. Чувствую себя очень везучей, ведь моя работа совпадает с моим хобби!
Источник: www.rewizor.ru
Наталья, расскажите вкратце о вашем детстве. Как и почему пришли к вокалу, опере?
Я родилась и выросла в небольшом городе Каменск-Уральский Свердловской области. Родители мои не музыканты. Мама работала на заводе, папа шофёром. Правда, в молодости мама пела в вокально-инструментальном ансамбле, успешно выступала в концертах. Мои музыкальные способности первой заметила преподавательница в детском саду, и буквально заставила родителей отдать меня в музыкальную школу.
Училась я с удовольствием, захотела продолжить музыкальное образование. Но дальше в нашем городе, чтобы осуществить это, оставалось только поступить в музыкально-педагогический колледж на профессию «учитель музыки». Однажды у нас в колледже услышала, как другая девушка поёт оперным голосом. И что-то мне подсказало — и я тоже так смогу! А главное, очень хочу научиться. Я нашла педагога той девушки, уговорила заниматься со мной. Это была замечательная Зинаида Романовна Ивайкина, педагог от Бога, с ушами, ориентированными на итальянскую школу. Она внушила мне веру в себя.
С Петром Мигуновым в БКЗ им. С. Сайдашева на записи симфонии № 14 Д. Шостаковича. Фото: ГСО РТ
Сколько лет вам тогда было?Семнадцать. За год Зинаида Романовна поставила мне голос, и я смогла спеть на вступительном экзамене в Уральскую консерваторию в Екатеринбурге арию Леоноры «Pace, pace» из «Силы судьбы» Верди и поступить с высшей оценкой — 10 баллов.
Моим консерваторским наставником стал Николай Николаевич Голышев. У него учились многие известные сейчас певцы. В нашем театре поют его же выпускники: меццо-сопрано Лариса Андреева и тенор Дмитрий Полкопин. Иногда Николай Николаевич приезжает в Москву и до сих пор нас курирует.
Ваш тип голоса и репертуар сразу определился?
То, что у меня сопрано, было ясно. Но меня, как и большинство молодых певцов, тянуло в драматическую сторону. А мой педагог (и позже Александр Борисович Титель его поддержал в этом) настаивал, что поначалу надо избегать слишком крепких партий. Начинали с лирических героинь.
Вы участвовали в вокальных конкурсах?
Да. Я выиграла конкурс в Карловых Варах, получила приз «Надежда» на Конкурсе имени Глинки. На конкурсе Ирины Богачёвой разделила 2-е место с Альбиной Шагимуратовой. Потом я получила 1-ю премию на конкурсе в Саратове.
По Вашему мнению, участие в конкурсах обязательно для молодых певцов и музыкантов ?
Мне кажется, сейчас для молодёжи открывается всё больше возможностей развития карьеры. Но всё равно любой конкурс — ценный опыт, когда ты учишься контролировать эмоции, пробуешь свои силы выносить сделанное в классе на сцену.
Как вы оказались в МАМТе?
Мы были проездом в Москве, прослушивались в Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко всем курсом, но взяли в тот раз только меня. Тяжело было срываться с родного Урала, привыкать к столичной жизни.
Какая была дебютная партия?
Тогда как раз Людмила Налётова ставила «Тоску», и на меня в заглавной партии были планы. Но Александр Борисович мудро приберёг меня от этой во всех смыслах «кровавой» партии на премьере. Я ввелась в спектакль позже. Поначалу пела Микаэлу в «Кармен», Татьяну, Фьордилиджи в Cosi fan tutte. Постановка Моцарта в 2006-м году хорошо «выстрелила» среди московских новинок, была номинирована на «Золотую Маску».
Ваш репертуар в родном «Стасике» многообразен. Наряду с лирическими героинями есть и Тоска, и Елизавета в «Тангейзере» Вагнера. Наконец — Медея в одноименной опере Керубини.
К объёмным работам, как Елизавета или Медея, я шла постепенно и буквально по ступеням. Спела много лирических героинь, почувствовала силу и начала пробовать себя, как бы осваивать новые территории. Вот пока «крайняя точка» — Медея.
«Медея». Фото: Олег Черноус
Хорошо ощущаю сейчас себя в Вагнере. Немецкий язык очень активный, здорово собирает голос, мне это нравится, прямо купаюсь в ощущениях! Недавно на концерте в БЗК спела Балладу Сенты из «Летучего голландца» — получила огромное удовольствие от самого процесса музицирования, от того, как мой голос выходит на нужный звук.В отдельных рецензиях на «Тангейзера» мелькало сожаление, что нестандартный двуязычный вариант оперы (сцены с Венерой по-французски, а с Елизаветой — на немецком) лишает ведущих солистов возможности претендовать на исполнение партий в европейских театрах.
Мои сцены звучат только по-немецки, но в Европе сейчас в моде, чтобы одна артистка пела и Елизавету, и Венеру. Дескать, так искания Тангейзера женского идеала приобретают особый смысл. Звонили несколько раз агенты, интересовались, могу ли я выступить сразу в двух ролях.
Это же практически не уходить со сцены все 3 часа действия!
Именно! Экзамен на выносливость для певицы. Кстати, мне первоначально предложили учить Венеру. Но дирижёр-постановщик на прослушивании сразу сказал: «Вот она, Елизавета!»
Спрашивать певца про самую любимую партию отчасти бестактно, как у многодетной матери про фаворита из детей. И всё же?
По аналогии, мамы часто сильнее всего привязаны к трудным детям. Так и мне из всего спетого пока наибольших трудов стоила Медея, вот её и отмечу. Очень люблю это роль! Хотя многие знакомые, общающиеся со мной в обычной жизни, бывают шокированы, увидев меня в спектакле. «Боже мой, как ты можешь спать, сыграв детоубийцу?». Я верю в происходящее, в правоту своей Медеи, когда нахожусь на сцене. Как только занавес закрывается — становлюсь собой.
Я очень рада, что подошла Тителю по типажу на роль, и это стало огромным подарком судьбы. Партия Медеи — вызов и мечта для сопрано, которая сбывается у единиц в силу малой популярности оперы Керубини. Почувствовать себя как бы на месте великой Марии Каллас — это счастье! А потом ещё и премию Casta Diva получить за Медею — очень символично получилось!
Видела как раз вашу Медею, но по всем отзывам поняла, что рисунок роли, смысловые акценты сильно отличаются от трактовки образа Хиблой Герзмава.
Мы готовились много и подробно. Александр Борисович нас, как всегда, загружал литературой, советовал какие-то фильмы, цитаты, даже сводки криминальной хроники! Добивался, чтобы что-то резонировало в древней легенде с современностью, с нашей повседневной жизнью.
«Колокола» Рахманинова на закрытии фестиваля «Белая сирень"в Казани. Фото: ГСО РТ
Ой, верно как! Трагедия детоубийства, кажущаяся или географически далёкой, или архаичной, иногда возникает чудовищным образом среди интеллигентных европейских семей.Тема злодейства у меня сейчас продолжится в ближайшей премьере. Опера Леоша Яначека «Енуфа» тоже ставится в России крайне редко. А я готовлю роль Костельнички, мачехи Енуфы. И она по сюжету убивает новорожденного, восьмидневного младенца!
Постановка ожидается осовремененная?
Нет, скорее традиционная. Мне очень нравится музыка Яначека, она захватывает своим жутким нервом. Когда композитор писал «Енуфу», его дочь умирала от тяжелой болезни. И эта отцовская боль чувствуется в каждой ноте, в каждом персонаже. Потрясающее произведение! Дай Бог нам всем здоровья донести всё это до слушателей и не сломаться.
Чешский язык тоже, наверное, впервые осваиваете?
А вот здесь нам повезло. «Енуфа» пойдёт в русском переводе. Зато с нас железно требуют текст, такой, чтобы всё было понятно, потому что слова здесь очень важны. Действие захватывающее. Не случайно эта опера так популярна на Западе, а вот в России у неё репутация тяжёлой для исполнения и восприятия. Попробуем этот стереотип сломать.
Яначек на сей день самый сложный по музыкальному языку для вас композитор?
Я параллельно готовлю программу Рихарда Штрауса, его поздний опус «Четыре последние песни». Линейная музыкальная мысль, огромные бесконечные фразы словно переключают мозг в иное измерение. Занимаюсь с увлечением!
Послушать вас, зарубежная классика даётся легче русской.
Как ни странно, для меня родной русский в опере труднее всего. Наша фонетика для пения, по-моему, даже сложнее немецкой! Всё время надо себя контролировать.
С Ксенией Дудниковой и Александром Сладковским на репетиции программы «Милый друг» в БЗК. Фото: Ира Полярная/Apriori Arts Agency
Долго ли вы разучиваете партии?Учу довольно быстро. Моя верная помощница, соратница все годы в театре — концертмейстер Ирина Оржеховская. Она знает мой голос, как свои пять пальцев. Помогает держать его в порядке, быстро ставит на место, когда меня начинает штормить от эмоций.
По моему личному ощущению от вашего голоса, могут иногда возникать претензии партнёров, что слишком много звука, их не так хорошо слышно на фоне Мурадымовой.
Однажды пела конкурс в Вероне на партию Эльвиры в «Дон Жуане». И там на репетициях мне стали говорить, что Моцарт требует более камерного скромного звука, как у тамошних Донны Анны и Дона Оттавио. Но когда вышли на сцену с оркестром, именно я удостоилась комплимента дирижёра за настоящий моцартовский звук. Других прецедентов не было.
Давайте поговорим о вашем участии, теперь уже традиционном, в третий раз, в фестивале «Опера Априори». Хорошо помню заключительный концерт 2015 года, композицию «Милый друг», где письма Чайковского и его музы-меценатки фон Мекк чередовались с ариями и дуэтами из всех десяти его опер. Вы тогда заменили другую артистку — сопрано, за десять дней до концерта сделали несколько сложнейших номеров. Вечер получился изумительный, по-настоящему исторический!
Я рада и счастлива, что тогда случай нас свёл с продюсером «Опера Априори» Еленой Харакидзян. Большинство номеров программы мне были знакомы, учить пришлось разве что дуэт из «Ундины», но он на слуху, это же Адажио из «Лебединого озера»! И сцену Оксаны и Солохи из «Черевичек». Благодаря участию в «Опера Априори» я узнала массу новой интересной музыки.
А в прошлом сезоне фестиваля вы участвовали в российской премьере оперы Сибелиуса «Дева в башне», которую пели на совсем экзотическом языке — шведском.
Я понятия не имела, что у Сибелиуса есть опера. Пусть она самим автором считалась неудачной, но сейчас музыка показалась энергичной, свежей, с национальным колоритом. У нас была консультант по шведскому, всё начитала, объяснила. Потом на концерте уверяла, что ей было всё понятно.
И так отрадно было во втором отделении того же концерта петь «Кащея Бессмертного» Римского-Корсакова. Обожаю «Царскую невесту», но для Марфы мой голос тяжеловат. А здесь Царевна мелодически очень близка к «Царской», но как раз словно для меня написана.
С Еленой Харакидзян. Фото: Ира Полярная/Apriori Arts Agency
Сейчас вам предстоит в концерте-открытии V фестиваля «Опера Априори» 17 февраля на сцене родного МАМТа исполнить с оркестром арию Бетховена «Ah! Perfido» — (О, изменник!) на стихи Пьетро Метастазио. (Для читателей: по объёму это практически кантата — около 15 минут дивной музыки, где кантилена чередуется с виртуозностью). Дань уважения 26-летнего Бетховена уходящей натуре опер-seria. В концертах исполняется редко в виду крайней сложности и «неформату». Но великие дивы прошлого — Мария Каллас, Биргит Нильсен и «иже с ними» считали долгом записать этот опус в студии.До момента, пока Елена Харакидзян не предложила мне эту арию, я тоже, признаюсь, не знала о её существовании. Кроме названных вами, в YouTube ещё масса исполнений «Ah! Perfido», но именно зарубежными певицами. Иметь её в репертуаре — своеобразный «зачёт» для сопрано. Там кроме техники надо показать широчайший спектр эмоций — от яростных проклятий до возвышенной нежности.
Кроме прошлогоднего фестиваля Вы пели ещё какие-то оперы в концертном исполнении?
Пела лет десять назад в «Фиделио» Бетховена с Томасом Зандерлингом партию Марселины. Сейчас вполне чувствую себя готовой и к Леоноре, думаю о ней.
Не бывает такого, что предложенный материал не нравится, не ложится на душу при знакомстве?
Знаете, я жадная в этом плане! Я люблю петь. Мне хочется и то, и другое, и пятое-десятое. С удовольствием включилась в цикл концертов с чудесной органисткой и просветителем Анастасией Черток, пою фрагменты барочных опер. Вот буквально на днях, 30 января в Малом зале консерватории буду петь арии Пёрселла, Рамо, Броски. Жизнь ведь одна, надо экспериментировать!
Приходилось ли сталкиваться с неприемлемыми режиссёрскими требованиями?
Как говорится, Бог миловал! Наш Александр Борисович деликатный. Если видит, что какая-то мизансцена, движение идут против нутра солиста, то чаще всего прислушивается. Приехала я в Москву, практически как белый лист с несколькими традиционными штампами оперного артистизма. Собственно, всё актёрское мастерство, что сейчас имеется в арсенале, заложено Тителем.
Знаю, что в 2016-м у вас состоялся ещё один дебют. Первая студийная запись для фирмы «Мелодия». И сразу — 14 симфония Шостаковича с Госоркестром Татарстана под управлением Александра Сладковского.
Безумно интересная работа! Записывали мы в Казани. Произведение тяжёлое, о смерти. Тщательно репетировали до записи. Я очень критично воспринимаю свой голос на записи. Слышу все мельчайшие ошибки, хочется исправить ещё и ещё раз. Для меня студийная звукозапись показалась процессом увлекательным, но нервным. Может быть потому, что в первый раз. Но с нами был замечательный звукорежиссёр из Санкт-Петербурга Владимир Рябенко, который постоянно работает на всех проектах Валерия Гергиева. Его профессионализм, терпение и доброжелательность придавали уверенности.
Наталья Мурадымова и Олли Мустонен. Музика Вива и Капелла им. Юрлова. Фото: Виктория Иванова
Некоторым артистам при студийной работе не хватает живой реакции зала.У нас замечательный маэстро Сладковский своей экспрессией всех заряжал, как сотня слушателей! Оркестр у него вышколен в лучшем смысле этого слова, дышит вместе с дирижёром. Хотелось соответствовать уровню. Согласилась записываться спонтанно. Потом глянула в ноты — Боже мой, во что я попала! Партия сопрано написана Шостаковичем для Галины Вишневской! Соревноваться с ней бессмысленно, пыталась исполнить свою версию, как я эту гениальную музыку чувствую.
Можете ли назвать какие-то неспетые партии, о которых мечтаете?
Пока чаще не я сама выбираю, что хочу и буду петь. Есть планы театра, есть предложения со стороны, но, как правило, я стараюсь сделать максимум! Недавно повезло спеть Турандот Пуччини в постановке Ижевского театра. Говорят, получилось удачно, и мне самой принесла эта работа радость.
Есть мечта о Манон Леско Пуччини. Чувствую, что это — моё! Вскоре предстоит в нашем театре постановка «Макбета» Верди. Предвкушаю роль Леди Макбет. Вот уж где есть всё — и попеть, и поиграть. Тем более, так сложилось, что пока мне не довелось спеть ни одной героини Верди.
Слышала от ваших коллег, что система, когда спектакли идут блоками, то есть одно название пять-восемь раз подряд, обедняет афишу для выбора меломанов, особенно приезжих, но для певцов она удобней. Не надо перестраиваться резко с Верди на Мусоргского, или с Моцарта на Прокофьева, отчего быстрее изнашиваются голоса.
Я всё же за репертуарный театр, как у нас в МАМТе. Главное, чтобы были дни на отдых между спектаклями и возможность хорошенько выспаться.
«Тангейзер». Елизавета — Наталья Мурадымова, Вольфрам — Антон Зараев. Фото: Олег Черноус
А какая-то смена занятий в качестве восстановления сил?Недавно купили загородный дом, понравилось возиться на грядках, выращивать огурцы-помидоры. Люблю ходить в лес, собирать грибы в сезон. И ещё я безумный киноман!
Ваш муж понимает специфику профессии оперной певицы?
К счастью, он музыкант, трубач в военном оркестре. Его папа — тоже трубач, а мама — певица, меццо-сопрано.
Свекровь, имеющая право покритиковать невестку как коллега — не шутки!
Моя свекровь — моя самая преданная поклонница, бывающая почти на всех спектаклях. Замечания говорит, но очень доброжелательно. Чаще хвалит, и я это ценю.
Есть ли у вас мандраж перед выходом на сцену?
Конечно, есть! Каждый раз. Для меня, кстати, в театре, в сценическом образе, костюме и гриме, легче. Ты словно выходишь жить чужой жизнью. Гораздо больше волнуюсь на концертах, там ты «голенький» перед публикой, что есть за душой — всё увидят и услышат.
Вы участвуете в барочных программах. Но там ведь совершенно иная манера звукоизвлечения не только у инструменталистов, но и у певцов.
Согласна. У меня на старинных фиоритурах в режиме «лайт» голос словно отдыхает.
Свою сольную камерную программу не готовите?
Такие мысли есть, но в дальней перспективе. Пока на камерный репертуар попросту не хватает времени. Задумали проект с мужем, вдохновившись диском известной американской певицы Кэтлин Бэттл и её мужа, знаменитого трубача Уинтона Марсалиса. Арии для сопрано и барочной трубы. Понемногу учим. Делаем программу. Это также возможно для Музыкальной гостиной с органом Анастасии Черток. Или на Волхонке в Музее имени Пушкина с органом в зале Микеланджело. Там такая превосходная акустика! Думали, что труба будет излишне лететь, но нет, чудесно сочетается с голосом.
«Колокола» Рахманинова на закрытии фестиваля «Белая сирень» в Казани. Фото: ГСО РТ
Наталья, позвольте деликатный вопрос. Концерты в небольших залах хороши избранностью программ и аудитории слушателей, но, как правило, оплачиваются совсем скромно.Повторю. Я жадная не до гонораров, а до пения, музыки. Выход на публику — это особое удовольствие. Чувствую себя очень везучей, ведь моя работа совпадает с моим хобби!
Источник: www.rewizor.ru
ВКонтакте Facebook Twitter Мой Мир Google+ LiveJournal